В статье исследуется явление общественной жизни Санкт-Петербурга 2000-х гг., проявившееся в конструировании региональной идентичности, привязанной к термину «Ингерманландия», обозначавшего в XVII в. провинцию Шведского королевства, в которую входили земли значительной части современной Ленинградской области и Санкт-Петербурга. В отличие от ингерманландских финнов, субэтнической группы финского народа, «новые ингерманландцы» отрицают какую бы то ни было этническую составляющую своей самоидентификации, ставя акцент на историческую принадлежность региона к европейской цивилизации ещё до основания города на Неве Петром I в 1703 году. Принцип открытости данной самоидентификации, основанной на сознательном выборе свободной самоопределяющейся личности, контрастирует с этнической замкнутостью значительной части российских финнов, претендующих на монопольное право называться «ингерманландцами», что в середине 2000-х гг. вызвало серьёзные трения в отношениях между представителями обоих направлений. В начале 2010-х гг. данные трения стали преодолеваться посредством участия в совместных культурных и мемориальных проектах.