Украина, Киев.
Национальная академия наук Украины.
Центр гуманитарного образования.
Кафедра философии науки и культурологии, профессор.
Доктор философских наук, профессор

1. Парадокс познания — это ситуация двойственного поведения противоречия. С одной стороны, оно отсутствует как внутреннее, объективное. С другой стороны, присутствует как внешнее, субъективное и предельно выраженное. Причина его проявления — в самопроизвольной взаимной подмене смысловых связей при общем сохранении логики содержания, т.е. переход от рационального к мифологическому отношению к объекту познания. Парадокс возникает там, где содержание мышления выражается формой, предельно конкретизированной и возведённой на уровень абстрактной индивидуальности — способностью суждения. Именно суждение внешне предстаёт как рациональное, прозрачное, завершённое и общедоступное для понимания, но в действительности оно является внерациональной (в том числе и нефилософской), мифологической формой познания.
2. Парадокс проявляется в индивидуальном сознании, когда оно нарушает меру индивидуальности и прорывается во всеобщность, стремясь в то же время сохранить предметный характер. Однако в эпоху европейского Просвещения парадоксальность мышления стала феноменом массового сознания, вытесняя из формы сознания её философский аспект. В это время поиски универсальных методов научного познания и создания обширных классификаций вещей привели к нарушению гносеологической меры, и это нашло отражение в создании французской Энциклопедии или Толкового словаря наук, искусств и ремёсел.
3. Парадоксальность энциклопедического мышления стала просвещенческим критерием свободы мышления и поведения. Свобода для просвещённого человека XVIII в. означала действительность индивидуальной самостоятельности мышления и поведения вне абсолютного внешнего основания. Это было буржуазное, рационализированное представление о свободе, исключавшее иррациональные аспекты (например, вмешательство судьбы). В контексте этого общего понимания энциклопедизм был представлением об окончательном воплощении интеллектуальной свободы, когда всеобщее постигалось через эмпирический (механический) перебор.

Чтобы сохранить эмпирическую индивидуальность, человек отказывался от личностной свободы, довольствуясь бесконечностью суждений о свободе или свободой суждения. Вместо того чтобы рассматривать свободу как всеобщность формы мышления и основание любой деятельности, он полагал её как содержание индивидуального мышления — как «мысль о свободе». По сути это была только «возможность свободы», понимаемая как таковая и одновременно понимаемая как образ подлинной свободы, то есть как действительная свобода. Такая свобода исчезала вместе с исчезновением способности суждения, и являлась свободой сочетания рассудка не с разумом, а только с воображением. Это была не глубинно-смысловая, а только пространственная (содержательно-информативная и внешне демонстративная в процессе эрудиции) свобода. Это была свобода, ограниченная рамками далеко не морального закона и устремлённая в безграничность проблематики исследования. Это была «свобода оперативного реагирования» на внешние «раздражители». Так, «свобода слова» в политике являлась необходимым суррогатом подлинной, абсолютной свободы, способом периодического «выпускания пара» в условиях постоянных социальных противоречий и конфликтов, отвлечением внимания от их подлинного основания. «Свобода слова» в искусстве служила прикрытием для истинного непонимания скрытых целей мастера.