Можно ли сегодня говорить о новом «моральном повороте» в политике? Да – особенно, если рассматривать экспансию морального дискурса как верный признак кризиса самой политики. Однако в отличие от наступательных моральных спекуляций прошлого десятилетия, новый поворот к морали является ограниченным и реактивным. И если прежде моральные спекуляции элит, оправдывавших, например неограниченное применение военного насилия при помощи универсалистских аргументов стал объектом серьезной теоретической критики, то сегодняшний морализм, проявляющий себя почти как инстинкт «образованного класса» перед лицом политических вызовов, пока мало описан.

В этом фрагменте из «Стихов о неизвестном солдате» слово «товарищество» поэтическим эллипсом соприкасается с Землей, с земным шаром, астрономическим телом. Казалось бы, это никакой не эллипс, а то, что можно прочесть как метафору, где звук костылей не до конца погибшей пехоты окликает весь мир, видя в нем собрата солдата. На это указывают и оба тире в последних двух строчках цитируемого фрагмента, и призывное «эй!». Но это справедливо лишь в том случае, когда мы говорим только о данном фрагменте. Хотя не уверен, что вообще слово «справедливо» уместно хоть когда-либо, когда речь заходит о метафоре. Эллипс, используя фигуру разрыва, неизбежно создает иллюзию метафоры, но при этом его действие иное.

Мы становимся чувствительны к определенному эффекту преследования. Там, где чистое конкретное кажется недостижимым для интуиции и понятия, оно начинает напоминать собою призрака именно в тот момент, когда нам кажется, что мы можем их разделить. Речь идет о мучительном опыте инверсии знаков. Этот опыт позволяет себе проявиться в навязчивом настаивании [Шмитта] на «конкретном» и на «реальной возможности» в тот самый момент, когда эти ценности были противопоставлены «призрачному» (gespenstrisch).