К постановке проблемы

Россия на протяжении последних двадцати лет переживает один из самых сложных периодов в своей истории - системный кризис государственного устройства, организации всех сфер общественной жизни. Несмотря на определенные усилия со стороны власти, кризис до сих пор не преодолен. Он имеет много аспектов. В частности, это растущие угрозы национальной безопасности по многим важнейшим параметрам жизнеспособности государства, которые имеют значение гораздо выше предельно критических величин. Это неэффективность государственного управления, вина за которую целиком лежит на бюрократии - непрофессиональной, коррумпированной, безответственной. Это недопустимо высокий уровень открытости экономики страны как страны периферийного капитализма, ставшей частью мировой экономической системы капитализма и никак не защищенной от разрушительных ударов мощных волн финансово-экономического кризиса. Но, прежде всего, системный кризис означает, что подвергаются серьезной опасности разрушения исторически сложившиеся базовые основания российского общества, российской цивилизации в целом.

Как-то незаметно ушли в прошлое беспредметные рассуждения о переходном периоде российского общества. Ныне в России сложилась некая форма капитализма, характеристики которого в печати не отличаются богатством и разнообразием. Этот капитализм называется бюрократическим, олигархическим, криминальным, и каждый автор расставляет здесь приоритеты по-своему. Вполне научной характеристикой капитализма можно считать его характеристику как периферийного капитализма, а, следовательно, зависимого и отсталого. Впрочем, власть уклоняется от официальных характеристик общественно-экономического строя страны. О причинах подобного уклонения подробно говорится в нашей статье «Модернизация или национальный путь развития России?» (1).

Сегодня в центре внимания многочисленных обсуждений оказываются возможные последствия предложенной обществу программы модернизации. Каковы долгосрочные перспективы у российского государства и общества, ведет ли сделанный властью выбор пути модернизации общества к преодолению системного кризиса или к дальнейшему его углублению, приведет «достройка», модернизация российского отсталого и зависимого капитализма к обретению им нового качества? Станет ли этот «модернизированный» российский капитализм прочной основой жизнеспособного российского общества и российской цивилизации?

На первый взгляд кажется,  что вопрос об особом, национальном пути развития российского государства и российской цивилизации, о том, складывался ли он в прошлые столетия, и как он возможен сегодня, обсуждается непрерывно и затерт до неприличия. Но при более внимательном рассмотрении картина оказывается не такой уж простой.

Энергичное созидание властью, на мой взгляд, бюрократически-олигархического капитализма происходило на фоне бесконечных разговоров о национальной идее. Двадцать лет интеллектуальных дискуссий о русской идее, о национальной идее, об идеологии вообще и об общегосударственной идеологии, в частности, о специфике российской цивилизации, так и не повлияли сколько-нибудь заметно на политические позиции постсоветской правящей элиты и на ее практическую линию. Все участники дискуссий в один голос называют высшей ценностью и главной особенностью русской ментальности и  российской цивилизации в целом приоритет духовных ценностей над материальными, общего блага над индивидуальным эгоизмом, справедливости над формальным законом, подчинение экономики решению социальных задач. Однако сегодняшняя власть каждодневно озабочена только одним, как заставить все учреждения и организации и, прежде всего, государственные – от детских садов до моргов эффективно зарабатывать деньги. Еще недавно все жители страны искренне считали важнейшей обязанностью и долгом государства давать современное образование всему подрастающему поколению. Сегодня образование становится всего лишь услугой, за которую приходится все больше платить и нередко немалые деньги. Но ведь воспитательные цели образования ни в коей мере не могут быть подведены под то, что чиновники называют образовательной услугой.

Подавляющая часть дискуссий вокруг национальной, русской  идеи, к сожалению, не выходит за рамки духовной сферы жизни - философии, культуры, искусства. Весьма знаменательным выглядит замечание Э.Баталова, автора одной из работ, подводящей некоторые итоги обсуждения русской идеи в последние десятилетия. «Говоря о Русской идее как о мифе, я имею в виду не реальные черты и особенности России и ее народа, не реальные черты и особенности русского национального характера, а определенные, исторически сложившиеся в обществе представления об этих чертах и особенностях, которые живут собственной жизнью. … Соответствуют или не соответствуют эти представления реальности и какова эта реальность – об этом речи в книге не идет» (2). Непреходящая острота дискуссий о национальной идее свидетельствует  о том, что до сих пор эта реальность остается непонятой. Ведь спор о русской идее, это не академический спор. Это не спор о прошлом, это спор о будущем России. Но в подавляющем большинстве работ академического характера спор не идет о том, какова же эта реальность – российское общество и российская цивилизация. Удивительная ситуация!

Для одних авторов все эти споры  о русской идее действительно остаются в прошлом. В начале перестройки возникшие неизвестно откуда радикальные либералы заговорили о возвращении тогда ещё Советского Союза в мировую цивилизацию. Новое государственное образование, Российская Федерация, вернулось в цивилизацию, а ее советский период отечественной истории выглядит в глазах радикальных либералов чуть ли не «черной дырой» в полном соответствии с известными оценками З.Бжезинского. По мнению значительной части правящей элиты, сегодняшняя Россия есть неотъемлемая часть европейской цивилизации. А раз так, то, как нередко пишут западные журналисты, Западу далеко не безразлично, какова ситуация в России, и он несет ответственность за положение дел в стране, ее стабильность и развитие. Другими словами, речь идет о неком принуждении России следовать в фарватере западной политики, идеологии, о дальнейшей интеграции в западную глобальную систему связей, отношений и ценностей.

Вопрос о том, действительно ли возможен в нынешних условиях свой, особый или национальный путь развития России, относится к числу одного из самых спорных вопросов в российской общественной мысли. Разумеется, нельзя его интерпретировать в духе оправдания любых попыток самоизоляции, автохтонного развития страны. Это сегодня невозможно. Речь идет о другом.

Если российская цивилизация как великая цивилизация (и до недавних пор это считалось аксиомой) свою историческую миссию, свое историческое предназначение выполнила, тогда понятно, почему сегодня правящая элита демонстрирует сознательный отказ от цивилизационного своеобразия России, отказ от «называния» ее великой цивилизацией, а страны - великой Россией. Теперь правящая элита говорит о том, что Россия есть неотъемлемая часть единой европейской цивилизации, но она, к сожалению,  не проговаривает до конца последствия такого «переименования». Если свое историческое предназначение российская цивилизация выполнила, то действительно трудно найти доказательные аргументы для обоснования претензий страны следовать и далее по-своему, особому пути развития. Все разговоры о нем утрачивают свою значимость, становятся излишними. Исторические последствия весьма предсказуемы – великая цивилизация уходит в прошлое. Она рассыпается, исчезает, несмотря на все рассказы о великих свершениях государства в прошлом, о выдающихся людях России.

Вопрос о том, действительно ли возможен особый национальный путь развития России, относится к числу одного из самых спорных. Нам представляется, что сохранение российской цивилизацией своего особого пути возможно и необходимо. Но помимо такого пристрастной точки зрения нужно ещё показать, что и ранее, и сегодня реально возможно дальнейшее следование российской цивилизации по своему, особому пути. Зримая очевидность проблемы несомненна. В современных условиях все великие цивилизации (Китай, Индия, Бразилия, Иран, исламский мир, Европейский Союз), так или иначе, определились относительно следования по своему пути цивилизационного развития. Оно продолжится, несмотря на все усилия сторонников нового мирового порядка, ратующих за скорейшее его установление и заметно преувеличивающих масштабы становления единого глобального мира.

Так что проблема национального пути – это не просто проблема выбора. Это вопрос об историческом предназначении великой России без всяких ссылок на разные мистические свидетельства. Решение вопроса о том, действительно ли существовал и существует этот особый путь развития российского государства и российской цивилизации требует обращения к онтологии русской, российской истории, обнаружения первооснов российского государства, которые только и могут указать на глубинную детерминацию  вектора исторического развития государства. Без такого анализа рассуждения о необходимости выбора другой политической стратегии правящей элиты, более соответствующей природе российской цивилизации, оказываются благими пожеланиями, лишенными доказательности, конкретных аргументов

Интеллектуальная история развития русской идеи - это особая область философских исследований. В настоящей статье пойдет речь о реально историческом процессе и векторе его развития, о смысле выбора  российской властью той или иной политической стратегии  на различных этапах истории в течение последних столетий и последствиях этого выбора для страны и цивилизации в целом.

В частности, необходимо изменить ретроспективное изложение московского, имперского, советского периодов истории страны, ведь это этапы непрерывного процесса становления российской цивилизации. Важно формировать сегодня позитивный взгляд на историю российской цивилизации. Хорошо известна официальная идеологическая картина недавнего советского общества, в которой присутствовали лишь отдельные недостатки, подлежащие скорому устранению. А сегодняшняя радикально-либеральная пресса объявляет Советский Союз буквально «преступным государством».

Нет никаких оснований для того, чтобы изображать исторический путь, пройденный страной, как сплошную цепь ошибок, преступлений и экспериментов, поставленных над людьми. Такая позиция представляет собой опасное и преступное манипулирование человеческим сознанием. В реальной истории нельзя построить совершенное общество, но можно выявить вектор развития, направленный при всех изломах истории на постепенное совершенствование российского общества, и для этого нужно найти правильный баланс в изложении минусов и плюсов отечественной истории.

Не предваряя результатов исследования, мы здесь заметим, что по каким-то причинам российское общество не принимает капитализм именно как целостную общественную систему, его антикапиталистичность просто бросается в глаза при рассмотрении исторического процесса последних пяти-шести столетий. Становление своего, национального пути России не означает тупика изоляционизма, а наоборот, оно всегда было связано со стремлением страны включиться в мировую историю, но на правах самостоятельного полноценного субъекта истории, а не государства отставшего, зависимого капитализма, а тем более полуколонии. В этом и есть вся проблема.

О сложностях современного познания российского общества и государства.

Кризис современного российского обществознания сегодня очевиден как одна из граней общего системного кризиса российского общества.

Современные социально-исторические представления о российском обществе представляют собой весьма пестрое и противоречивое образование.

Понятия европейской науки плохо работают во всем, что касается российского общества. Его кризис как и показывает, что западноцентризм в своем прежнем виде – в виде классических либеральной и марксистской теорий, в том виде, в каком они существовали в эпоху индустриального общества, плохо объясняет специфику сегодняшнего российского общества. В лучшем случае это некий нормативный образ общественного устройства, с которым следует соотносить активные политические и иные практики. Впрочем, и это сегодня не очевидно. Что касается отечественных авторов, исповедующих евразийские взгляды, то говорить о социально-исторической теории в строгом смысле слова пока не приходится. Скорее всего, это есть попытки философского описания евразийского мироощущения. К примеру, можно указать на семь смыслов евразийства в XXI  веке, отмеченных известных евразийцем А.Г. Дугиным. (3)

Были сделаны многочисленные попытки привлечь к объяснению постсоветского общества современные методологии. Господство методологий в 90-е годы прошлого века и в первое десятилетие нынешнего остается неоспоримым и, прежде всего, господство синергетики, которая стала в последнее время считаться не только общенаучной, но и философской методологией. Немало авторов всерьез пишут о том, что синергетическая философия истории теперь должна придти на место прежней, классической философии истории. «С точки зрения синергетической философии истории, пишут, к примеру, В.П.Бранский и С.Д Пожарский, - «смысл истории» никоим образом не ограничивается решением столь узких задач». (Узкими задачами авторы считают «потребность выживания человечества» и «потребность роста материального благосостояния как можно более широких слоев населения».) Оказывается «смысл истории» состоит в движении к суператтрактору, т.е. связан с формированием сверхчеловека и сверхчеловечества (суперменез)» (4). На самом деле, никакой  новизны с точки зрения философского смысла истории язык синергетики не открывает и вряд ли может открыть (разве только помочь понять отдельные стороны исторического процесса). Но он дает авторам прекрасный повод, опираясь на законы синергетики, говорить о всемирно-историческом значении рыночной экономики и реабилитации, как пишут авторы,  морального облика капитализма и поднятия его «на должную высоту».

В работах подобного рода вопросы применения новейших методов полностью доминируют над теорией, делают ее ненужной, просто полем безоглядного применения метода. В общем, наметился серьезный разрыв между методологией и теорией в отечественном социально-историческом познании.

Можно согласиться, с некоторыми оговорками, с А.И.Фурсовым в том, что «нам необходим безжалостно честный по отношению к самим себе новый тип социально-исторического и гуманитарного знания, отражающий русский опыт, ценности и интересы».(5). Важно подчеркнуть, что эта проблема не сводится лишь к поиску и созданию новых понятий. Вообще говоря, корпус современных понятий чрезвычайно обширен, и дело не столько в понятиях. К примеру, С.Кордонский сознательно противопоставляет себя традиции и говорит, что он пытается «применить для описания имперского, советского и современного российского общества сословное представление о социальной стратификации и показать, что сословия – а не классы - в России были, есть и в предвидимом будущем останутся основными элементами актуальной социальной структуры». (6). Фактически он создает новое описание российского общества с помощью существенного изменения прежнего смысла известных понятий, создания новых гибридных понятий, таких как ресурсное государство, административный рынок и ряда других. Но эти понятия эффективно и содержательно «работают» только в рамках созданной им теории, строго определяющей предметную область научного исследования.

Сегодня все явственнее ощущается происходящий в отечественном обществознании поворот от методологии к онтологии. Конечно, разделение на методологию и онтологию  условно, они составляют единство в процессе научного поиска. Когда предметная область конкретной науки достаточно строго определена, тогда применение различных взаимодополняющих методологий дает зримый полиэкранный эффект. Но когда применяемые методологии не дают удовлетворительных ответов, тогда встает серьезная научная задача создания новой теории, в нашем случае, применительно к российскому обществу и его истории. Новое понимание предметной области, другими словами, создание новой онтологии с неизбежностью вызывает поиск и определение методологий, адекватных новому пониманию предметной области науки. Многие из тех методологий, которые казались ранее бесплодными,  могут оказаться весьма перспективными и эвристически ценными.

Поворот к онтологии социально-исторической теории российского общества важно правильно осмыслить с точки зрения современной метафизики истории человеческого общества. Сегодня происходит решительная переакцентировка в ее понимании. А.П.Огурцов верно замечает, что «если прежняя метафизика истории исходила из поиска тождества в многообразии, инвариантной смысловой структуры, присущей всем цивилизациям…, то новая метафизика истории призвана осмыслить многообразные конфигурации смысла в разных культурных и социальных системах, фиксировать многообразие человеческой жизни в истории, онтологические различия бытия человека в общинах, обществах и культурах. Метафизика становится анализом онтологических дифференциаций, своеобразия социокультурного бытия». (7). В сегодняшних условиях нужно обратиться к решению онтологических проблем истории российского государства и российской цивилизации, метафизики российской истории. Уместно здесь заметить, что в последнее время происходит нарастание процессов регионализации социально-исторического и гуманитарного знания. Европейская (западноевропейская), российская, восточные цивилизации – имеют свои цивилизационные матрицы, свою историю и свою роль в истории, которыми они отличаются друг от друга. Цивилизации требуют для своего объяснения и описания различных теоретических построений, которые вряд ли можно в сегодняшних условиях свести к единой обобщающей содержательной теории, хотя понятийный аппарат в значительной мере остается одним и тем же, но суть дела здесь не в понятиях.

Сегодня нужно философское знание не просто о России, а о мировой истории и месте в ней России, о результатах взаимодействия ее с миром в течение последних пяти-шести столетий, когда закончился период локальных историй, и история начинает носить с тех пор всемирный характер. 

Государствоцентричность российской цивилизации

Наиболее важной и отличительной чертой, обуславливающей уникальность российской цивилизации, её отличие от других цивилизаций, также по-своему уникальных, выступает ее государствоцентричный характер. Такая постановка вопроса нередко вызывает возражения, поэтому здесь нужны соответствующие пояснения.

Процессы становления российского государства и российской цивилизации это разные, хотя исторически тесно связанные между собой процессы. История русской государственности, которой в 2012 году исполнится 1150 лет, может рассматриваться в качестве предыстории становления собственно российской цивилизации. Последняя начинает складываться примерно с XVI века на основе русской цивилизации, духовно-ценностные основы которой были заложены в результате принятия христианства на Руси. Обычно о цивилизациях говорят как о большой общности людей, большой совокупности этносов, которые связываются воедино религиозно-культурной традицией. На этой идее, собственно говоря, и построен цивилизационный взгляд на историю человечества. Но нужно еще добавить, что всякая великая цивилизация, претендующая на самостоятельную роль в истории, в ходе своего многовекового становления формулирует, развивает, обогащает свой цивилизационный миф. Его необходимость состоит в том, что он несет людям некие понятные для них смыслы жизни как индивидуальные, так и коллективные. Цивилизация призвана реализовать на земле великую гуманистическую идею общего блага, справедливого устройства общества,  высоконравственного человека, одним словом, показать в этом отношении пример другим цивилизациям. Таков способ исторического бытия каждой цивилизации, которая стремится доказать свои претензии на свое историческое величие и вместе с тем на универсальность ее примера. Как только цивилизация отказывается от своего исторического предназначения, она рассыпается и уходит с исторической арены.

В более широком плане сложившаяся цивилизация представляет собой сложную локальную социо-природную систему, в которой связаны воедино, по крайней мере, пять сред: материально-технологическая, этническая, природно-климатическая, демографическая и культурно-религиозная среды.

XVI - XVII века – время расцвета русской цивилизации. С начала XVII века  начинает стремительно прирастать новыми территориями и постепенно к концу правления  Петра I приобретает признаки российской цивилизации. Русская цивилизация при всех перипетиях отечественной истории остается ядром российской цивилизации, которая и сегодня не утратила этого ядра. Быстрый рост российской цивилизации нельзя объяснить только стремлением русских дойти до крайнего предела земли.

До татаро-монгольского нашествия Киевская Русь развивалась в том же русле исторических перемен, что и вся остальная Европа. Перелом  в векторе развития произошел в результате 200-летней оккупации страны  татаро-монгольской Ордой. В результате весьма сложных отношений между русскими княжествами возникает московское царство (русское централизованное государство) с присущей ему особой матрицей, возникает русская цивилизация. Отличительная её черта, конституирующий признак – это государствоцентричная цивилизация.

Из всего многообразия черт мы примем во внимание в дальнейшем две наиболее отличительные особенности русского (российского) государства: власть и пространство. Речь идет о нормативном образе власти, идеально-типической его модели, а не о конкретных формах проявления и многочисленных исторических отклонениях от этого нормативного образа в годы того или иного правителя.

Первая особенность. В русском государстве возникает новый тип власти - самовластье, что делает государственный строй стоящим совершенно особо в истории в сравнении с государствами как Запада, так и Востока. Само понятие имеет древнюю историю и восходит к библейским текстам. То, что в истории общественной мысли русская (российская) власть последних столетий обозначена как самовластье, никакого секрета нет. Всем  известны пушкинские слова: «Россия вспрянет ото сна, и на обломках самовластья напишут наши имена! (8). Также весьма богата литература по различению самодержавия и самовластия.

Описание причин и смысла русского самовластья давали многие историки, философы, писатели прошлых веков. В последние два десятилетия вновь возник большой интерес к этой проблеме. Среди историков последних десятилетий Ю.Н.Афанасьев однозначно и весьма негативно оценил эту черту русской власти, что дало ему основания всю российскую историю описать в предельно мрачных тонах. (К примеру, XX век – чума для России.) «Про русскую власть можно с полным основанием сказать, что она в своем роде уникальна и её вполне можно величать с заглавной буквы… Она и демиург, и душитель. Величавая и никчемная. (9). В.М Межуев также неоднократно обращался к теме самовластья, которое для него является синонимом «не беззакония, а власти, наделенной по закону практически неограниченными полномочиями». (10). Наиболее взвешенную позицию занимает А.И.Фурсов, который в своих работах обстоятельно вскрыл причины ее появления и столь длительного и устойчивого существования в русской истории. Он отмечает, что такого рода власть могла возникнуть при чрезвычайных обстоятельствах, но, раз возникнув, она придала уникальный характер государству, принципиально отличный от европейских монархий и азиатских деспотий. Появление самовластья не было исторической неизбежностью, но так сложились конкретные обстоятельства, которые и привели с необходимостью к ее утверждению.(11).

Причины появления особого характера у русской власти, уходят своими корнями во времена ордынского ига. Русский князь получал ярлык на княжение от ордынского хана. Это означало, что основа его легитимности находилась за пределами его княжества. При Иване Грозном самовластье начинает приобретать сложившиеся формы. Велико-княжеский режим, как сочетание боярской власти и вечевой, меняется на царский. Царь становится единственным источником власти и закона. Он отвечает только перед Богом и уже в силу этого приобретает сакральный характер. Иван Грозный ссылается на слова апостола Петра: «Всякая душа да повинуется владыке, власть имеющему, нет власти, кроме как от Бога: тот, кто противит власти, противится божьему повелению» (12).

Здесь следует дать одно пояснение. Поскольку речь идет о нормативной модели российской власти, то русская власть как самовластье проявляет себя по разному и в разной степени на протяжении столетий. Русское самовластье есть произвол самодержавной власти, и, следовательно, имеет смысл говорить в норме о единоличной самодержавной власти, которая постоянно срывается в произвол, этот произвол становится исторически проявленным и значимым и потому нередко также принимается за норму. Право самодержавия основано на правде. Там, где кончается правда и начинается неправда, там кончается право и начинается самовластье. Правда есть духовно-этическая категория и тогда, если иметь в виду царскую и императорскую Россию, вся надежда на ограничение самовластья могла еще связываться с деятельностью церкви. Но с того момента, когда церковь полностью становится при Петре I государственным учреждением, значительных сил, способных сдерживать самодержавную власть от произвола нет. Решение вопроса о том, пойдет ли страна в «правильном» направлении или нет, зависит теперь только от мудрости правителя. Самовластие становится постоянной формой проявления русской моновласти (самодержавия), хотя дальнейшее развитие страны вновь порождает социальные силы, противостоящие самовластию. Этими силами становятся бюрократия, а впоследствии интеллигенция, как заместитель института гражданского общества в отсутствие последнего.

Апелляция к традициям здесь мало что проясняет, поскольку самовластье отвергает традиционные механизмы регуляции власти. В этом важное отличие природы русской власти от власти в других цивилизаций, например, в китайской, когда правитель с давних времен, о чем пишет уже Конфуций, ограничен в своих действиях сложившейся задолго до него ритуалом, традицией. «Когда правитель любит ритуал, ему легко повелевать народом» (13).

Такова сущность русской власти, которое начинает определять на долгие столетия всю жизнь государства, его властно-управленческого аппарата, специфику поведения  мыслящей части общества, проникает в культуру  русской (российской) цивилизации.

Наиболее характерная сторона самовластья - волюнтаризм. Власть выступает как единственный субъект, могущий в любое время принимать любое решение, игнорировать при этом  другие мнения и позиции. С ведома высшей власти могут организовываться и действовать другие субъекты власти, но они не могут быть поставлены в сравнение по своему властному весу с этой ничем неограниченной властью. Отсюда высокий уровень зависимости власти всех уровней от власти первого человека и его ближайшего окружения, от тех, кто действует от его имени. И потому при такой мощной властно-административной системе управления политическая, публичная сфера политической жизни, возникающая в более поздние времена,  всегда остается неразвитой, в постоянно зачаточном состоянии.

Власть в любой момент может не подчиниться законам и установлениям, нередко ею же принятыми, складывающимся нормам поведения, как только она сочтет это необходимым для реализации появившихся у нее планов. Поскольку власть носит сакральный характер, то она имеет полное право считать себя выше любого закона, быть над законом. Особость или загадка власти состоит в ее непредсказуемости.

Отсюда проистекает слабый и несамостоятельный характер институциональных учреждений власти. Они не выступают как полноценные институты. С тех пор и по сегодняшнее время их стали называть квази институтами, т.е., квазиимперия, квазидемократия, квазипарламент, квазигражданское общество, квазирынок, квазисоциализм т.д., поскольку все эти учреждения оказываются несовместимыми с принципами самовластного правления первого лица. Все в этом государстве приобретает специфическое содержание - русская бюрократия, которой была посвящена отдельная работа автора статьи (14), сословная структура имперской России и советского общества, механизмы социальной мобильности, в основном принудительного характера. Оказывается, и всё воспринятое из другого, западного общества в России приобретает неправильные формы, и тому виной ни власть, ни национальные черты характера. «Натягивание» чужой теории и чужой категориальной сетки на российскую действительность нередко приводит к полному смысловому коллапсу в понимании собственной жизни. Впрочем, француз А.Кюстин сетовал по этому поводу: «у русских есть лишь названия всего, но ничего нет в действительности. Россия- страна фасадов» (15) и потому крайне негативно оценивал всё, с чем ему приходилось сталкиваться в стране.

Власть как волюнтаризм, как проявление свободной политической воли может быть революционной и реакционной, т.е. свободно переходить из одной ипостаси в другую. Другими словами, погружать страну в застой, отбрасывать назад или, наоборот, ввергать в водоворот революционных реформ. А.И Фурсов прав, когда говорит, что «надзаконность - это перманентная, застывшая революционность». (16).

Вторая особенность русской власти – это в значительный степени скрытый, тайный характер власти. История демонстрирует огромное количество тайных комиссий и  секретных комитетов, особенно в периоды значительных преобразований, что освобождает ее фактически от любого контроля. Закрытый характер органично присущ власти. Открытый характер власти затрудняет ее самовластное правление, поэтому она всячески стремится скрыть волюнтаристские свои замыслы под тайной завесой.

Политическая целесообразность принимаемого решения возводится при такой власти на огромную высоту, и любое решение, даже если оно противоречит ранее принятому, может быть обосновано ссылками на изменившиеся обстоятельства. Остается лишь верить всякий раз, когда власть убеждает население в том, что наконец-то принято правильное решение, а предыдущее решение по данному вопросу было неправильным.  Кажется, именно эту сторону российской жизни имел в виду Тютчев, когда сформулировал свой афоризм: «В Россию можно только верить». Ни в одной другой системе государственной власти благополучие или невзгоды народа, страны в целом так не зависят от личных качеств правителя как при самовластье, от его интеллекта, нравственных качеств, а главное, от его умения мыслить концептуально, а значит стратегически.

Происхождение и укрепление самодержавной власти (а, стало быть, и самовластья) связано также с  непреходящими особенностями русской хозяйственной жизни, которые и сегодня также не утратили своего значения. Пространственный хаос можно было организовать только через надежно действующий хозяйственный механизм. Тип экономики, вполне сложившийся в России -  это раздаточная экономика (термин «раздаток» энергично отстаивает известный ученый О.Э.Бессонова (17) или редистрибутивная экономика (термин, введенный англо-американским ученым К. Поланьи в его ставшей классической работе «Великая трансформация» (18), типологически отличная от рыночной экономики.

В современной общественной мысли считается общепризнанным наличие  двух мировых типов экономик, принципиально не сводимых друг к другу. Так, С.Г.Кирдина, один из самых известных авторов по теории российских институциональных матриц, в работе «X- и Y-экономики. Институциональный анализ» убедительно показала, что многовековое взаимодействие этих двух типов экономик не привело к их конвергенции. (19). Сегодня общепринято говорить о двух типологически различных системах институциональных матриц.

Каждая их них входит в некоторую целостную совокупность базовых институциональных матриц, посредством которых обеспечивается воспроизводство конкретного общества. Главной функцией каждой базовой институциональной матрицы выступает регулирование отдельной, той или иной основной сферы общественной жизни – экономики, политики, идеологии, духовной, социальной сфер, разумеется, во взаимодействии с другими сферами. «Поскольку эти базовые институциональные матрицы инвариантны, сохраняют свою природу,- пишет С.Г.Кирдина в другой работе, - то в таком случае они определяют характер исторической эволюции государства». (20)

Одна – западная модель, которая включает рыночную экономику, демократическую (федеративную) республику, приоритеты индивидуальных ценностей над коллективными, материальных над духовными и т.д.

Другая - незападная (восточная) модель включает в себя раздаточную экономику, матрицу политической системы - унитарно-централизованное государство, духовно-нравственную матрицу, которая утверждает приоритет коллективных ценностей, общего блага над личным, духовного над материальным, справедливости над формальным законом и т.д. Укрощение евразийского Хаоса привело с необходимостью к утверждению такого рода совокупности институциональных матриц, в том числе и матрицы раздаточной экономики. Это важно подчеркнуть, потому что сегодняшние евразийские дискуссии, как правило, стараются особенно не вникать в существо этого вопроса.

Для раздаточной экономики характерна совокупность сдач (повинности, налоги, службы) в сочетании с определенной политикой раздач общественного «пирога». Превращение большей части, а иногда и всего общественного богатства в общегосударственную собственность  диктовалось потребностями устойчивого существования социального организма, будь это московское царство, петровская империя, советское государство. Чем больше расширялось географическое пространство, тем все более общий, т.е., коммунальный характер приобретала материально-технологическая среда раздаточной экономики.

Власть вынуждена принимать во внимание скудость материальных ресурсов, низкие урожаи и в связи с этим жестко ограничивать запросы наиболее богатой, привилегированной верхушки, обеспечивать средства к существованию среднему и низшему служилому люду, не допускать массового разорения крестьянства и других беднейших слоев населения. Ограничение аппетитов «олигархов» во все времена было также и требованием к власти, идущим снизу. В этом состояло и состоит одно из главных проявлений социальной справедливости в России. Опасность для России всегда состояла в олигархизации власти, когда высшая власть уступает натиску верхушки богатых слоев. Крупный собственник, тем более олигарх, есть всегда угроза для русской власти, поскольку вся система раздаточной экономики накладывает жесткие ограничения на произвол и безграничное стремление олигархов к обогащению.

Эта особенность российской хозяйственной жизни, когда собственность и власть оказываются неразрывно связанными, сохраняется на протяжении столетий. Она проявляла себя в пореформенной России, в годы нэпа, в последние два десятилетия. Собственно поэтому примат власти над собственностью, другими словами, службы над собственностью так или иначе ставит под вопрос принцип:  «частная собственность священна и неприкосновенна». Для России частная собственность в прошлом всегда оказывалась под контролем государства и приобретала реальную функцию в обществе именно как условно-частная, в конечном счете, как служебная собственность.

Эти и другие особенности хозяйственной жизни помогают лучше понять источники российской коррупции, причины социальных потрясений в стране. Источники коррупционной активности находится в кругах олигархии, сверхбогатых собственников. Коррупционные предложения направлены в адрес бюрократии, поскольку от ее позиции зависят масштабы дальнейшего обогащения олигархов. Чем больше прогибается верховная власть и бюрократия,  подкупленная олигархами, тем неэффективнее работает раздаточная экономика, которая явно или скрыто становится добычей олигархов. Господство олигархов ведет к росту монополий, произвольному повышению цен, что приводит к росту бедности и нищеты и вызывает массовое недовольство и социальные протесты.

Впрочем, верховная власть хорошо усвоила, что содержание народа в бедности является эффективным средством управления поведением и сознанием людей, удержания их от активного участия в политике, но оно  всегда опасно массовыми выступлениями людей, доведенных до отчаяния своим нищенским существованием.

В работах по теории раздаточной экономики много говорится о том, что в переходный период от одного конкретно-исторического вида «раздаточной экономики» к другому в неё активно встраиваются элементы, которые заимствованы от другого типа экономики – рыночной экономики.

Таким образом, высокоцентрализованное государство выступает если не единственным, то главным субъектом, ответственным за эффективность экономики и социальную обеспеченность миллионов людей. Крушение высокоцентрализованного государства ведет к разрушению социальной ткани общества, что грозит анархией, ставит под сомнение саму идею российской государственности, существование цивилизации как таковой.

Историческая судьба российского государства – упорядочение пространственного хаоса

Вторая характерная особенность российского государства - это его огромная территория. Все империи в южных и восточных регионах Евразии уже имели огромные территории или их обрели к концу средних веков и началу нового времени. Только для России освоение бескрайнего евразийского пространства, собирание Больших Пространств  начинается на исходе средних веков, продолжается на протяжении столетий в новое время и потому приобретает для неё особый смысл. Оно явилось историческим предназначением российского государства. Как пишет известный русский философ, историк и публицист Ф.Степун, у России «особое призвание. Россия - не нация, но целый мир. Не разрешив своего призвания, сверхнационального, материкового, она погибнет как Россия». (21)

На протяжении столетий во внутренней Евразии царило то, что на современном языке можно назвать организационным вакуумом. Кочевники являлись смертельной угрозой для земледельческих обществ, и потому Евразия на протяжении многих столетий была организована на порядок ниже, чем пространства в империях и других государствах на южных, восточных и западных окраинах евразийского континента. Отсюда постоянное стремление этих империй закрыться от Хаоса, идущего из глубин Евразии. В России в ходе борьбы, реализации её исторического предназначения  и создавались необходимые условия для  наиболее полного проявления главной особенности русской власти как самовластия. На протяжении ряда столетий русская (российская) власть непрерывно занимается организацией пространства. На пике своего могущества ареал российской цивилизации, охватившей значительную часть и внутренней Евразии, был определен границами Российской империи и затем СССР. И. Ильин писал: «Россия, повторяем, целый мир, космос, - не только космос, но и хаос, она – хаокосмос, тайна, недоступная логическому «эвклидову» уму» [22].

Откуда же появилось это постоянное стремление русской, российской власти к преодолению хаоса Больших Пространств. 250 лет Ордынского ига  было для славянских народов временем глубокого национального унижения. Зло от татаро-монгольского ига было огромным. Вот как описывает его, к примеру, В.Г.Белинский, может быть с некоторым преувеличением: «Затворничество женщин, рабство в понятиях и чувствах, кнут, привычка зарывать в землю деньги и ходить в лохмотьях, боясь обнаружиться богачом, лихоимство в деле правосудия, азиатизм в образе жизни, лень ума, невежество, презрение к себе, - словом, все, что искоренял Петр Великий, что было в России прямо противоположно европеизму – все это было не наше родное, но привитое к нам татарами. Самая нетерпимость русских к иностранцам вообще была следствием татарского ига, а совсем не религиозного фанатизма». (23).

Когда власть Орды кончилась, тогда и появляется желание обезопасить страну, и, конечно же, прежде всего, от угроз кочевников Евразии. «Русская власть есть русский православный ответ на евразийский степной вызов, его укрощение, интериоризация посредством создания принципиально новой, революционной по сути формы власти» (24). Кочевая Орда в свое время явилась главной силой, которая придала легитимность русским князям. Теперь русская власть устремляется в бескрайнее евразийское пространство и в освоении, укрощении его находит подтверждение своей легитимности, которая и становится в дальнейшем решающим условием выполнения властью своей исторической задачи. Достижение безопасности становится не просто военно-политической  задачей, а внутренним стержнем национальной идеи и по сегодняшний день. С тех пор угроза военного нападения становится константой цивилизации, неизменно она присутствует и в повседневном сознании миллионов людей.

Стремление русских людей к расселению на малолюдной земле (ранее, до революции называвшегося колонизацией, т.е., освоением русскими евразийского пространства) диктовалось многими причинами, в том числе и желанием избавиться от опеки власти. А государству приходится решать сложные задачи по созданию надежных границ, способных защитить российские земли, предотвратить новых набеги кочевников, нападения враждебных государств. После ухода Орды ключевой чертой национального характера становится потребность в безопасности, поиск надежного её решения. Необходимость решения этой задачи отодвигает в сторону разные попытки ограничения русского, российского самовластья. Радикальный реформатор Е.Гайдар, немало сделавший для разрушения советского государства, в своей работе «Государство и эволюция», пишет, что «все, что касалось государства, объявлялось священным. Само государство выступало как категория духовная, объект тщательно поддерживавшегося культа - государственничества». (25) Но ведь причины  такого особого понимания российского государства связаны с его особой ролью, связанной с достижением его безопасности, с освоением евразийского пространства. Эта роль не была придумана властью, а наоборот, сформировалась как ответ на вызовы враждебного кочевничества, как потребность в укрощении пространственного хаоса. Эта проблема никогда не попала в поле зрения радикальных реформаторов в лихие 90-е годы прошлого столетия.

Не следует слишком отдалять Российское государство от империй Востока, которые тоже много занимались организацией пространства. Но для России решение этой задачи начинается для неё слишком поздно по сравнению  с империями Востока и то же время тогда, когда Запад вступает в новый этап, этап буржуазного развития. Учение о Третьем Риме, выраженное старцем Филофеем, «было внушено ему заботою о духовном состоянии русского народа и носило скорее эсхатологический, чем империалистический характер».(26) В силу исключительности тех времен охрана чистого православия незримо переходит с павшего второго Рима на Москву. Идея Третьего Рима выражает также и идею защиты страны, её безопасности в условиях постоянного внешнего давления, а вовсе не является неким извращенным европеизмом старца Филофея, он далеко не «маргинал, желающий быть центром Европы», как полагает В.К.Кантор.(27) Более того. «без гарантий, даваемых Россией, пространство Евразии моментально превращается в войну всех против всех. Россия по-своему осуществила римскую идею единого пространства и единых прав человека в Евразии. Эти права были несравненно суженными по сравнению с европейскими, но это были, бесспорно, единые права». (28)

Любое возникающее в истории человечества государство первоначально устанавливает свою власть над пространством. Для всех докапиталистических стран и цивилизаций на первом месте стоит овладение пространством. Сначала пространство подчиняет себе время в том смысле, что нередко на протяжении столетий жизнь империи, крестьян-общинников имеет глубокий застойный характер. Впрочем, и для этого нужно прилагать немалые усилия, чтобы всё, находящееся под имперской властью сохранялось и не подвергалось угасанию и тем более распаду. Это и можно считать остановленным временем. В XIX веке многие европейские мыслители были убеждены в том, что русские не входят в состав исторических народов, о чем, в частности, писал Гегель в «Философии истории», разделив все народы на исторические и неисторические. Критика евразийцами этих взглядов, в конечном счете, исходила из того представления, что существует фундаментальное различие между «цивилизацией времени» и «цивилизациями пространства». Универсалистские претензии западной мысли делали тогда излишним изучение глубокого своеобразия истории незападных народов, и на первое место выдвигалась их оценка как отсталых народов по сравнению с цивилизованными народами буржуазной Европы.

В спорах о природе русской (российской) цивилизации недостаточно внимания уделяется вопросу о роли государства, а между тем оно выступает императивным условием ее существования и тем более развития. Русская цивилизация возникала как государствоцентричная цивилизация именно в силу особенностей русской власти. Распад СССР оказался и распадом российской цивилизации. Возможно отпадение отдельных, периферийных земель и от нынешней России Но пока сохраняется ядро цивилизации, сохраняется и сама цивилизация, реальные возможности для ее дальнейшего существования. Но как бы она не называлось (российская, советская, евразийская), на ней лежала важнейшая функция – это организация пространства, внесение порядка в пространственный хаос. Становление евразийского мира, как замирение враждебных столкновений и угроз, проходило при определяющей роли российского государства, в этом и заключается его историческая заслуга. Современная культура Евразии и ее ценности отличаются огромной самобытностью и разнообразием, о чем с любовью написано в книге «Евразийский мир».(29) Но преуменьшение роли государства в формировании  евразийского мира вряд ли плодотворно. Подчеркнем еще раз, русская, а затем российская цивилизация, раскинувшаяся на бескрайних евразийских пространствах, является не просто социоцентричной, она государствоцентричная цивилизация.

Продвижение русских на восток и появление имперской власти на осваиваемых территориях приводило к огромным переменам в жизни евразийских народов. Как писал А.Тойнби, ответ Россия на вызов истории со стороны хана Батыя был таков, что он впервые за всю историю цивилизаций позволил оседлому обществу не просто выстоять в борьбе против евразийских кочевников…, но и «достичь действительной победы, завоевав номадические земли, изменив лицо ландшафта и преобразовав в конце концов кочевые пастбища в крестьянские поля, а стойбища – в оседлые деревни». (30)

Эта борьба за пространство имела свою оборотную сторону, мимо которой также нельзя пройти мимо. «Жизнь удаленными друг от друга, уединенными деревнями при недостатке общения, - отмечал В.О.Ключевский, - естественно, не могла приучить великоросса действовать большими союзами, дружными массами… То была молчаливая черная работа над внешней природой, над лесом или диким полем, а не над собой и обществом, не над своими чувствами и отношением к людям». (31)

Географ М.К. Любарский, ученик и последователь В.О.Ключевского, был еще более суров в своих оценках:  «Расселение надолго обрекло русский народ на примитивное промысловое земледельческое хозяйство, надолго лишило его живого и тесного общения на почве хозяйственного и культурного обмена, надолго парализовало развитие русской общественности и вызвало непомерное развитие деятельности государственного центра, его энергии и власти». (32). Эти конкретные оценки, в общем-то, верны. Конечно, не следует слишком поэтизировать русское расселение на евразийских землях. Но они должны быть более четко увязаны с общим пониманием исторического предназначения российской цивилизации и российского государства.

Это его историческое предназначение не было каким-то сознательным выбором, и оно не было навязано извне, что важно иметь в виду в методологическом плане. В ходе постоянной и нередко военной борьбы государства за безопасность, за создание надежных границ, а также в ходе монастырского продвижения вглубь территорий, связанного с христианизацией нерусского населения, самопроизвольного расселения русских людей, вслед за которыми приходила и центральная власть, сложилось то, что можно назвать историческим предназначением государства и становящейся одновременно с ним российской цивилизации. Если это предназначение сложилось исторически, в силу объективных причин, а не было «коварным» замыслом ненасытной верховной власти, тогда нельзя утверждать, что все это время Россия только и делала, что наносила себе вред своими территориальными приобретениями. Так складывалась отечественная история, история других цивилизаций на евразийском континенте. Кстати, на этом фоне резким контрастом выделяется американская цивилизация, идеологи которой предпочитают замалчивать массовое сознательное и рациональное истребление индейцев в XIX веке, превышающее по численности минимум миллион человек. У каждой цивилизации свой путь и свои исторические задачи, которые, говоря в самом общем методологическом, никогда не могут быть решены окончательно. Такой, в общих чертах может быть представлена парадигма изложения и оценки исторического пути российской цивилизации.

Вместе с тем государствоцентричный характер российской цивилизации, придает всей системе организованного властью евразийского пространства достаточно неустойчивый характер. Самодержавная власть способна удерживать пространство только при наличии мощной политической воли. Ее ослабление обычно связано с исчерпанием эффективности одних механизмов своения пространства, а длительность поисков в процессе перехода к другим может порождать восстания и смуты, отпадение отдельных территорий государства, угрожать саморазрушением властных структур, направленных на удержание пространственного хаоса.

Власть можно рассматривать как структурную связность пространства. Его удержание, об этом можно говорить со всей определенностью, и становится смыслом бытия российской власти в её цивилизационном историческом времени.

Русская, российская, советская (коммунистическая) субстанция есть связанное властью пространство, по поводу которой и складываются властные, собственнические и все остальные социальные отношения. Это и есть главное богатство государства, вместе со всеми природными богатствами, находящимися на его территории. Русская власть оказывается единственной формой организации, адекватной бескрайнему евразийскому пространству. Поэтому раздаточная экономика как принцип организации народного хозяйства, становится средством решения государственно значимых, и прежде всего, социальных проблем на структурированном властью пространстве. Она не может быть «заточена», прежде всего, на получение прибыли. Отсюда подчинение собственности власти, в конечном счете, служебный характер собственности.

Исторически, существует огромное различие в организации пространства между Россией и государствами Западной Европы. Уникальность Запада состоит в том, что он может быть назван цивилизацией времени в отличие от цивилизаций Востока, которые, как цивилизации незападного типа, могут быть названы цивилизациями пространства (33), что остается верным и эпоху постиндустриализма. Запад первый достигает некоторого качественного предела в освоении территории своего пространства. На небольшом пятачке земли в течение ряда столетий готовится мощный исторический поворот. Субстанция, онтология европейского капиталистического общества есть накопленный труд, есть овеществленное, спрессованное время. (34)

Для западной модели развития накопление социального времени в виде овеществленного труда есть способ его существования. Запад – это интенсивная система накопления времени с момента появления капитализма, господства времени над пространством. Накопленное время конвертируется в деньги. Время есть деньги, есть капитал, такова первейшая заповедь капитализма. И в этом смысле деньги есть экономическая субстанция капитализма.

Размеры материальных продуктов овеществленного труда на Западе всегда поражали русских путешественников в прошлом и поражают их сегодня. Но это возможно на ограниченном пространстве чрезвычайно высокой степени связности и интенсивности общественных отношений, которая достигается посредством общенационального рынка. Это интенсивно-временной путь развития общества. Власть оказывается функцией капитала и потому здесь складывается своя матрица государства, которая, так или иначе, проявляет себя во всех странах Центра мировой капиталистической системы. Россия никогда не могла так много продуктов овеществленного труда, их производство подчинено борьбе с пространственным хаосом, овладению пространством, которое становится главнейшим богатством империи. Таким представляется принципиальное отличие между институциональными матрицами европейских государств нового времени и российским самодержавным государством, как впрочем, и империями Востока.

Каждая институциональная матрица имеет свою логику развертывания в своем цивилизационном историческом времени. Возникает вопрос о соотношении исторического и логического в этом развитии, о качественно своеобразных этапах, которые проходит каждая из этих матриц, раскрывающая в своем поэтапном развертывании все своеобразие каждой цивилизации, как европейской, так и, в частности,  российской.

Огромное влияние внешних факторов на развитие России всегда признавалось и признается, но суть вопроса – в глубине и последствиях действия этого фактора. По мере развития капиталистической мировой системы он приобретает все более доминирующий характер, играет роль триггера, спускового крючка для развития одних внутренних процессов в обществе и роль блокиратора для других.

Конкретное положение России в капиталистической мировой системе определялась и продолжает сегодня определяться состоянием и целями  конкретного этапа развития системы в целом.

В более широком историческом плане Россия прошла через четыре этапа отношений, и сегодня вполне определенно можно говорить о пятом этапе.

1-й этап – XV-XVI вв. – вторая половина XVII в. - становление капиталистической мировой системы, вхождение в нее России, занятие российским государством своего места на периферии этой системы; 2-й этап: – XVIII в. - первая половина XIX века – возникновение российской империи; 3-й этап: вторая половина XIX в. - 1917 гг. – пореформенная Россия. 4-й этап: 1917 год – начало 90-х г. XX в. На протяжении трех четвертей XX века СССР (Россия) развивается по социалистическому пути и находится за пределами капиталистической экономической мировой системы; 5) после 1991 г. страна (Российская Федерация) возвращается в капиталистическую мировую систему, и в ней начинается реставрация периферийного капитализма.

К середине XVII века Россия прочно становится периферией мировой капиталистической системы. С этого времени начинается все возрастающее воздействие капиталистического Запада на русское (российское) общество и государство. Эти последствия противоречивы и до конца не осознаны, о чем еще речь пойдет в дальнейшем.

Этапы развития российской государственности, на первый взгляд совпадают с формационными этапами развития западноевропейского общества за исключением этапа социалистического строительства. Но за этим внешним сходством скрывается огромное сущностное отличие этапов российской истории.

Через все смены конкретно-исторических форм государственности, а также духовно-идеологические разрывы между ними, просматривается глубокая их преемственность, в том числе и при переходе от советской власти к республиканско-демократической. Практически все участники последних дискуссий по проблемам российского государства согласны с тем, что матрица русской (российской) власти как высокоцентрализованной власти сохранилась и лежит в основе нынешней российской республики. Отношение к этой матрицы со стороны либеральных авторов естественно однозначно негативное. (35). Но эта матрица никуда не делась, она несколько видоизменилась, приобрела современные декорации, но, по сути, не трансформировалась в нечто принципиально иное. Предложения по демонтажу устаревшей государственной матрицы высказываются постоянно и настойчиво. Что же мешает ей уйти в прошлое?

Вот перед нами основные проблемы, которые в своей совокупности и взаимодействии определяют современные контуры предметной области отечественной социально-исторической теории, которой еще предстоит раскрыть всю сложность и глубину этого взаимодействия.

Становление русской, а в дальнейшем российской цивилизации идет в весьма сложных условиях. Постоянные проблемы в обеспечении достаточного уровня национальной безопасности осложняются при этом и поисками нужных и выгодных для страны отношений со странами Западной Европы. При изучении этого вопроса нельзя сводить отношения с Западом к анализу в основном внешнеполитических, военных, культурных отношений,  тогда как нужно брать в качестве предмета рассмотрения в социально-исторической теории, в первую очередь, торгово-экономические, финансовые отношения, которые, как мне видится, преднамеренно задвинуты в самый дальний угол философских исследований российской истории.

Но если финансовые потоки, конкретная структура торговли, масштабы приобретения иностранцами отечественной собственности еще в принципе признаются предметом философских размышлений, то дипломатические ходы, действия тайных служб, влияние враждебной агентуры на высших руководителей, принимающих нередко под этим влиянием судьбоносные решения для всей страны, считаются ненужными, «непрофильными» темами для академической интеллектуальной философии. Но сегодня эта позиция  подлежит пересмотру.

Если рассматривать по отдельности влияние каждого из указанных факторов или упрощать их взаимодействие, то получаются весьма односторонние картинки развития, далекие от подлинного смысла исторических процессов и событий.

Западная и антизападная составляющие в политических стратегиях российской власти в исторической ретроспективе.

На протяжении отмеченных выше пяти этапов российской истории, имела место постоянная смена  ориентаций правящей элиты - от прозападных политических ориентаций к антизападным и обратно. Можно сказать и по-другому, - происходила борьба между сближением с Западом и даже стремлением стать его частью и удалением от него с целью добиться большей экономической, политической, цивилизационной самостоятельности в решении своих собственных дел. Вся эта постоянная смена ориентаций осуществлялась в условиях непосредственной физической, географической близости страны к Западной Европе, интенсивного роста  контактов с европейскими странами.

Отсюда и изломы исторического пути, многочисленные противоречия и антагонизмы в общественном сознании, особенно между правящей элитой, бюрократией и народом. На одном историческом этапе доминируют одна политическая стратегия, на другом - прямо противоположная. Не исключение здесь и сегодняшние ориентации правящей элиты. И как показывает сегодняшнее состояние российских умов, столкновение полярных точек зрения достигло в обществе предельного обострения.

В.Л.Цымбургский, размышляя о цивилизационных отношениях между Евро-Атлантикой и Россией, предложил по новому их осмыслить, признав то положение, что «Россия последних трех веков выступает «цивилизацией – спутником» Запада», играющего роль цивилизации-хозяина. (36). Этот образ очень интересен, но все же российская цивилизация была не просто неким подобием лунного спутника земли. Она была и остается пока примерно равной по совокупной мощи всей европейской цивилизации.

Западная Европа и особенно Англия делала и делает очень много для того, чтобы превратить Россию в особую часть мировой капиталистической экономики – свой сырьевой придаток. Запад всячески поддерживал в политическом плане политиков-западников в российской правящей элите, и всячески стремился опорочить политиков, ратовавших за большую самостоятельность страны и особый путь российского государства. Начиная, по крайней мере, с XIX века, такая позиция становится главной в идеологической, дипломатической и политической деятельности ряда ведущих стран Запада. Поэтому, чем дальше, особенно уже в XIX веке, механизмы удержания Россией пространственного хаоса все больше детерминировались позицией Запада, в первую очередь Англии, её попытками проникновения на просторы Евразии – на Кавказ, Среднюю Азию, Дальний Восток, создания здесь своих колониальных форпостов.

Пространственный Хаос не может быть покорен, освоен раз и навсегда.  Каждая попытка продвижения раннего капитализма вглубь российского общества вновь приводит в движение темную глубинную основу Хаоса по той причине, что не может быть перестроена раздаточная экономика в другой, рыночный тип. Согласно логике общественной трансформации между старым и новым видом типологически единой раздаточной экономики располагается переходный период, когда новый её тип в своем формировании пытается вбирать то позитивное, что содержит в себе рыночная экономика, которую вместо раздаточной экономики всеми силами насаждает правящая элита в стране. Опасность переходного периода  заключается в том, что неграмотное, неадекватное встраивание здесь элементов рыночной системы может разрушить чуждую ей по природе раздаточную экономику и потому само государство.

В центре сегодняшней полемики, так или иначе, находится проблема своего особого пути российской цивилизации и российского государства. Российская цивилизация имеет такое же право, как и другие цивилизации, выдвигать свое понимание устройства мира и говорить – вот здесь, на этой земле, живет народ, уверенный в своем великом будущем и показывающей своей созидательной деятельностью, организацией жизни, решением социальных и культурных проблем  пример для других цивилизаций мира.

Наиболее яркими фигурами, которые выступали за свой путь, были Иван Грозный, Николай I, И.Сталин и отчасти Александр III. Их деятельность сегодня подвергается наибольшему искажению в отечественной литературе, не говоря уже про западных историков.

Напротив, если брать настоящих европейцев, то это были, конечно, Александр II и М.Горбачев. Никто  не удостаивался на Западе среди наших высших руководителей таких похвал, как они. Весьма позитивное отношение в отечественной литературе также к О.Витте и П.Столыпину, проводившим реформы в период правления Николая II. Наибольшие споры вызывает по-прежнему фигура Петра I.

Если говорит об общей динамике взаимодействия двух векторов развития российского государства, то можно говорить о постоянном росте напряжения между ними в течение столетий. Особенно это становится заметным после восстания декабристов и в период царствования Николая I. Кульминацией противостояния России Западу явилась реформы Сталина и в целом позиция Советского Союза.

Великие реформаторы не рождаются на пустом месте. Как правило, реформаторы появляются на фоне застойного состояния общества, наличия в нем серьезных, нередко подспудных кризисных явлений. Каждый из великих реформаторов России - фигура весьма противоречивая. Но в любом случае в лице великого реформатора мы имеем реальный ответ на надежды и ожидания значительной части общества. Но куда поведет великий реформатор - это другой вопрос. Он может угадать, а может и не угадать направление истории, и тогда никакой он не великий реформатор, а большой неудачник, если за этим не стояло другое - сознательные и коварные расчеты, как это было при М.Горбачеве.

Когда делаются попытки воспроизвести смысл эпохи великих реформаторов, величие их дел, то нельзя сводить его к личным чертам характера, их образу жизни, к отношениям со своими коллегами, людьми культуры или церкви. Главная задача - реконструировать то, что можно назвать политической стратегией власти, основу которой составляет концептуальное мышление лидера государства - царя, императора, секретаря партии или президента, попытаться выявить, у кого было такой стиль мышления, а у кого он отсутствовал.

Концептуальное мышление не есть просто философские построения или апелляция к данным социально-исторических наук, это конечно имеет место, но оно также тесно связано с утопией и мифом, но и к ним не сводится. Это самостоятельное образование. Главное в нем – грандиозный общественный Проект, видение будущего состояния страны в контексте мирового развития. При этом образ нового состояния общества так или иначе соотносится с политической обстановкой в стране и в мире, с конкретным раскладом политических сил. Другими словами, концептуальное мышление предметно направлено. Основу его составляет глубокое проникновение в сущность государственных, общенациональных интересов и вместе с тем в  практических сторон реализации этих интересов. Это означает следующее: во-первых, учет сложившейся политической обстановки, политического контекста, путей изменения политической обстановки в стране с целью ускорения  реализации Проекта, выявление противников, несогласных, пути их дискредитации вплоть до изоляции (смена или чистка элиты); и во-вторых, понимание размеров ресурсной базы для реализации проекта и, прежде всего, того, чего не хватает для этой реализации.

В результате рождаются стратегические цели, рождается стратегия. Это вторая сторона концептуального мышления. Стратегия не может быть действенной без своевременного принятия политических решений, которые неизбежно связаны с решением массы вполне конкретных задач в различных сферах жизни, с нахождением в каждом случае эффективных методов и способов, чему должна способствовать и правильная тактика повседневного руководства реализацией проекта. Триединство концептуального мышления (государственный, общенациональный интерес как Проект, стратегические цели, конкретные политически мотивированные решения,  всё это связывается в целое мощной единовластной политической волей), - вот что определяет  природу мышления политического деятеля высокого уровня, а технологии, способы практической реализации уже зависят от его личных качеств, в первую очередь, от политической воли. (37) При этом у всякого великого реформатора складывалось отчетливое понимание своего исторического предназначения, того, что он просто обязан сделать в своей жизни.

Конечно, можно строго судить реформаторов прежних эпох, но всегда, во все времена раздвижение исторических горизонтов, видения нового давалось политическим деятелям ценой огромных усилий, которые должны оцениваться по достоинству. Концептуальное мышление не является порождением XX века, но оно становится проблемой и реалией политической жизни именно в XX веке.

Среди российских реформаторов - государственных руководителей деятельность Петра I до сих пор вызывает ожесточенные споры. Гений-чудотворец или злодей-тиран - вот смысл борьбы вокруг имени Петра и его деяний. Но, с нашей точки зрения, в объективных результатах его реформ обе составляющие спаяны воедино и потому его можно отнести, с одной стороны, к западникам, а с другой, - к приверженцам особого пути России. Но в общем-то речь должна идти о том, что история поставила перед Россией такую задачу, которую она до сих пор решить не может. (38).

Дело здесь не в том, что в Русском государстве не было реформ, реформы проводились и при  тишайшем Алексее Михайловиче, и при Софье. Наступали новые времена. В Европе появился молодой хищный  капитализм, весьма заинтересованный в России, невероятно богатой природным сырьем и дешевой сельскохозяйственной продукцией. Россия весь XVII век  постепенно превращалась в периферию европейской капиталистической экономической системы. В этих условиях страна должна была ответить на вызовы Европы. Конечно, если бы не появился этот молодой хищник, тогда московское царство, русская цивилизация могла бы и дальше существовать, «повинуясь» законам своего, самобытного развития. Но теперь требовалась другая линия поведения, на вызов нужно было отвечать. И скорее всего, страна не могла закрыться от внешнего влияния, как это сделал, например, Китай. Чем это кончилось для Китая, хорошо известно. Петр подорвал устои традиционного русского общества, сделал невозможным его дальнейшее плавную эволюцию. Оценка деяний Петра как греховных, о чем с позиций защитника русской цивилизации пишет О.Платонов, называя петровские реформы, впрочем, как и все последующие, включая советские и сегодняшние, чужебесием, не учитывает всю сложность вопроса о необходимости адекватного ответа  России на вызов быстро развивающегося Запада. (39).

Масштабы изменений нужных, но мелких реформ уже не отвечали потребности более динамичного развития страны. Оценка этого несоответствия всегда может быть оспорена. Но на каких весах её можно взвесить. И всё же есть вещи, кажется, бесспорные. Потребности в переменах носились в воздухе.

Петр поступил совершенно необычно. По замечанию А.И.Уткина, Петр смог «придать вестернизации дух национального сопротивления отсталости, принятие западного опыта не как национальной капитуляции, а как национального подъема».(40). Это очень важная мысль. В условиях реального, видимого отставания страны от Европы, Петр выдает успехи в деле многочисленных заимствований, освоения западного опыта в качестве национального успеха, пробуждения веры в творческие силы народа и страны. Петр говорило том, что нужно взять полезное от Европы, а затем отвернуться от нее. У Петра было видение будущего России, выходящие за рамки конкретных результатов принятия западного опыта. Петр верил в особое предназначение России. Реальные начала концептуального мышления у Петра были, прежде всего, в области понимания национальных интересов и необходимости решения для этого конкретных задач и дел. Но, кажется, не было стратегии. Петр сделал страну великой европейской державой в военно-политическом смысле, но не в экономическом. При этом страна заплатила огромную цену. Именно в эпоху Петра начинаются первые столкновения в общественной мысли вокруг идеи особого пути развития

После смерти Петра борьба за свой самостоятельный путь развития начинает приобретать более отчетливый вид. Страна противилась реализации, как сегодня говорится, проекту модерн, переносу европейских общественных порядков на российскую землю. Но для того, чтобы сделать возможным собственный путь развития, адекватный по результатам западноевропейскому, необходимо было найти другой регулятор общественных процессов, отличный от рыночных, денежных отношений. Таким регулятором  в XVIII –XIX веках постепенно становится русская культура, которая играла и продолжает играть сегодня совершенно особую роль в российском обществе по сравнению с европейским обществом. Она становится не просто регулятором общественной жизни, она с всё большей самостоятельностью и остротой начинает ставить и обсуждать вопросы справедливого устройства общества на иных, отличных от Европы основаниях, выдвигает в центр дискуссий проблему личного достоинства, свободы и ответственности личности. По мере того, как в Россию все больше проникает капиталистический уклад, культура начинает противостоять ему, выступать против капитализма.

В.Р.Мединский, к примеру, выражает недоумение, почему в русской классической литературе XIX века почти нет положительных героев, а если есть, то они второстепенные? «Образы Обломова, Акакия Акакиевича, Раскольникова могли иметь единичные аналоги в реальной жизни России, но в целом народ и страна не имеют к этим образам никакого отношения».(41) Так может утверждать сегодня только радикальный либерал, трубадур капитализма, выставляющий на посмешище великую русскую литературу, которая вся была антикапиталистической, а другой она вообще не могла быть. Уместно напомнить, а что великая классическая французская или английская литература XIX века, были прокапиталистическими? Культура воспринимает капитализм как неизбежное зло на пути развития общества, но из-за этого обстоятельства оно вовсе не становится защитником и пропагандистом капитализма как общественной системы и образа жизни, всецело подчиненного погоне за материальной выгодой.

В дальнейшем решительную попытку повернуть Россию на свой, особый путь предпринял Николай I, но она сегодня не вызывает с этой стороны особого интереса. Николая Первого можно считать самым национальным из монархов после Петра I. Николай I придавал большое значение отечественной науки, направлял в нее большие финансовые средства. Содействовал созданию Пулковской обсерватории. Новый устав Академии наук, принятый в 1836 году, просуществовал почти сто лет. Была создана  широкая сеть начальных, средних и высших учебных заведений. Он всячески способствовал развитию национальной промышленности, принимал в ее защиту жесткие протекционистские меры. «Петр Великий – гораздо ближе к императору Николаю, чем его брат Александр, и потому Петр ещё и теперь в большой моде», так показалось М.Кюстину, написавшему весьма мрачную книгу о николаевской России (42). А.С.Пушкин в 1826 году надеялся, что молодой император во всем будет «пращуру подобен, как он, неутомим и тверд, И памятью, как он незлобен» (43). Однако личные его надежды не сбылись, как и не сбылись надежды общества. Николаевские преобразования не сопровождались никаким подъемом общественного энтузиазма. В российском обществе возобладали казенщина, бюрократический формализм, армейская дисциплина. Духовная ситуация была невыносимой, была введена строгая цензура, запрещались журналы, издания классической литературы и современных отечественных авторов. Был установлен жесткий пограничный контроль, ограничения на выезд. В политическом плане Николай I выглядит  настоящим реакционером особенно после выхода в свет Уложения о наказаниях 1845 года, в котором много говорилось о политических преступлениях, и в котором политика законодательно объявлялась монополией высшей власти. Но ликвидация политической жизни дала тот неожиданный результат, когда русская культура – литература, публицистика, философия, музыка становятся основанием, способом связи всех сторон общественной жизни, выразителем общественных идеалов, защитой цельной личности против эгоизма и лицемерной буржуазной морали.

Император считал, что он дал обет посвятить себя пользам государства и благу подданных. (44). В целом можно говорить о том, что Николай I стремился направить страну по национальному пути с помощью постепенных усовершенствований на последовательно христианской основе. Самодержавное право потому и называлось правом, что оно по замыслу должно основываться на высшей правде. Вот такой была страна, которая попыталась противостоять давлению капиталистической Европы. Ответ Европы был очень жесткий, она стала рисовать российскую жизнь одними черными красками. К концу первой половины XIX века Российская империя превращается в чудовище в общественном мнении Европы. Первую скрипку играют здесь англичане. Крымская война явилась первой общеевропейской войной против России.

Самых высоких похвал ныне удостаивается Император Александр II и задуманные им реформы, которые собственно и привели к тому, что в стране сформировалась модель экономически и финансово зависимого капитализма, жестко привязанного к капиталистической мировой экономической системе. Александр II явился инициатором первой в истории России приватизации, ответом на которую стал рост народовольческого движения и 1 марта 1881 года. Пришедший на смену своему отцу Александр III пытался восстановить порушенные его отцом имперские скрепы России. Подморозить страну удалось, но не надолго.

При Александре II началась резкая социальная поляризация общества. Власть и высшая бюрократия способствуют развитию торговли и предпринимательской деятельности. Но власть не может допустить, чтобы крупная собственность олигархов стала угрожать ее всевластию. Она  вовсе не намерена была добровольно проводить либеральные преобразования в политической сфере, а если она их и проводит, то под большим нажимом как слева, так и справа - буржуазных кругов и конечно же  самого Запада.

Николай Врангель, крупный промышленник, отец «черного барона», генерала П.Н.Врангеля, был одним из самых проницательных людей пореформенной России. Он писал в своих мемуарах, что в конце XIX века самодержавие, вся правящая элита «мало-помалу превращалась в олигархию, увы! не более достойных, а только более бесстыдных». (45). Олигархизация власти гибельна и для капитализма, и для самой власти, что и показал 1917 год. Но возможностей свободного  развития по западной модели российский капитализм тогда не имел. Это был зависимый и отсталый капитализм, условием его развития выступали зарубежные кредиты и инвестиции. Для России оказалось, что форсировать капитализм – это означает приближать всеобъемлющий кризис общества.

Власть становится зависимой, шаг за шагом теряет свою политическую независимость, и ее поведение в значительной степени начинает определяться интересами, в первую очередь, ведущих стран Тройственного союза – Англии и Франции. (46).

Стать их верным и младшим партнером, выполняющим всех их советы, власть смогла. Она идет у них на поводу и до, и особенно после 1914 года. Какие свои национальные интересы защищала Россия в первой мировой войне? Российская армия понесла огромные, ничем не оправданные потери. Только в августе 1914 года в Пруссии было взято в плен почти 100000 солдат. Возложенные на страну военные обязательства были выше ее возможностей. Антанта «перегрузила» хозяйство России в первую мировую войну. Промышленность и общество, все сферы жизни начинают испытывать  серьезный кризис, который завершается распадом российского государства, проходившего в течение всего 1917 года.

Народовольцы первыми почувствовали невозможность капиталистических реформ, невозможность появления в стране капитализма как общественной системы. Реальный выход был сформулирован в виде известного афоризма Ленина: дайте организацию профессиональных революционеров, и мы перевернем Россию. Это свидетельство правильного понимания сути системного кризиса и путей выхода из него. Только революционный взрыв может создать силы – интеллектуальные, организационные, может мобилизовать социальную энергию, чтобы попытаться оспорить господство стран Центра капиталистической мировой системы над Россией.

Что же происходит с российским государством в период взаимодействия с капиталистическим Западом в течение трех столетий? Приближается ли императорская Россия в своих робких реформах к западному государству?

Российская цивилизация и в этот период продолжает выполнять свою историческую миссию - сдерживать пространственный хаос. Это ее историческое предназначение. Власть продолжает организовывать пространство. И потому она с необходимостью должна сохранять себя как военно-политическая империя особого рода. Можно согласиться с теми авторами, которые утверждают, что она была не обычной империей, а квазиимперией, т.е., просто высокоцентрализованным государством, для адекватного описания которого нужен специфический понятийный аппарат.

Россия жила тогда и продолжает жить сегодня не в европейском историческом времени, а в своем российском, занимаясь, прежде всего, обустройством евразийского пространства, для которого вполне подходила и подходит модель раздаточной экономики. И когда в нее вторгаются чуждые механизмы, то, кажется, что страна идет к капитализму. На самом деле начинается становление нового конкретно-исторической формы этой экономики, ведь она олицетворяет собой то, что можно назвать системным антикапитализмом.

Что касается общественной мысли в пореформенный период, то она ищет альтернативу капитализму и находит её в виде русского космизма. Власть над евразийским пространством должна быть дополнена вертикальной устремленностью страны в космос. Русский космизм – это альтернатива капитализму, власти как функции капитала, и появление космизма есть одно из важных доказательства цивилизационной устремленности страны к социализму, но, разумеется, к социализму особого рода - к российскому социализму.

Советское государство ценой огромных усилий вновь собирает евразийский хаос и собирает его посредством создания исторически нового типа государства как союза советских социалистических республик и нового исторической формы раздаточной экономики в виде единого высоко централизованного народно-хозяйственного комплекса.

Теперь, что касается роли Сталина в этом процессе. Сталин выбирает одну из тех исторических альтернатив, имевшихся тогда у советского общества, которая открывает перед страной особый путь развития, путь полного преобразования общества.

В дискуссии, начавшейся с 1923 года о возможности построения социализма в одной стране – Советском Союзе, Сталин выступал с позиций одного из самых непримиримых противников капитализма, европейского общества как типа общественного развития среди политического руководителей партии.. В августе 1917 года на VI съезде РКП (б) Сталин говорил о том, что «не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролегающей путь к социализму. Надо откинуть отжившие представления о том, что только Европа может указать нам путь». (47).

Сталину было близко мессианское понимание роли России, всемирно-исторической предназначения России в реализации идеи социализма. Эта мысль в 20- годы, после окончания гражданской войны, постепенно приобретает в работах и речах Сталина все большую значимость и конкретность. В 30-е годы Сталин начинает говорить об СССР как о державе, причем как о великой державе.

Выдвинув идею построения социализма в одной стране, Сталин продемонстрировал то, что называется концептуальным мышлением, именно с этой стороны деятельность Сталина представляет особый интерес. Концептуальность его мышления состоит в идее полного преображения общества, причем идеи, имевшей в своей глубине мощную религиозную составляющую. Видимо поэтому Сталин в наибольшей степени подходил на роль человека, способного придать революции, застрявшей в переходном периоде, новые смыслы и фундаментальные, стратегические  цели.

Главное в его целях – это достижение экономической и политической независимости от экономики капиталистической мировой системы. Советский путь не был вариантом догоняющего развития. Это был по концептуальному замыслу свой, особый путь опережающего создания нового технологического уклада. Признание решающей роли в этом опережении фундаментальной науки и образования принесло свои плоды, что, в частности,  выразилось в достижении космического превосходства СССР над Америкой, в том, что СССР удалось первому послать  человека в космос.

Движению от отсталости к вершинам исторического прогресса во многом происходило в условиях общенародного подъема и энтузиазма, который был в основном естественной реакцией советского народа, но в чем-то он был и принудительно организованным, в том числе и с помощью государственного насилия в отношении несогласных. Массовый  импорт западной техники, промышленного оборудования и технологий, помощь западных специалистов в начале 30-х годов XX века – всё это меркло на фоне огромного общенационального подъема  и энтузиазма. Нечто подобное наблюдалось только во времена Петра I, когда преодоление отсталости, применение западного опыта шло на фоне большого общественного энтузиазма, в этом его огромная созидательная роль. Достижения Советского Союза сегодня всерьез не рассматриваются либеральными авторами. Более того именно западные идеологи превратили Сталина в государственного преступника, а потом эту оценку фактически приняли отечественные  либералы. Сталин был национальным самовластным диктатором в полном согласии с матрицей русской власти.(48)

Сталинский социализм постоянно подвергается самой суровой критике. Он мол лишь внешне напоминает настоящий социализм, который должен вырастать из высокоразвитого европейского капитализма. В Советском Союзе был построен явно антикапиталистический социализм. Поэтому его называют военным, государственным, административным социализмом, квазисоциализмом, а следовательно, это не настоящий социализм. В эпоху «развитого социализма» никакого социализма в стране не было, а было общество, находящееся в переходном состоянии, которое может длиться десятилетиями, а то и больше.

Но возможен и другой взгляд на проблему советского, шире российского социализма. А что если марксов взгляд на социализм, если его превратить в средство универсальной оценки, сегодня может оказаться дезориентирующим для социалистов незападного мира. А что если к реализации марксовых идей освобождения труда, гуманизма, нового общества и нового человека ведут различные пути в обществах с различными цивилизационными особенностями. Вполне возможно, что нет единого пути и нет единственно правильных критериев социализма, и тогда оказывается, что Сталин искал в новых исторических условиях особый путь развития страны, альтернативный Западу, но не противостоящий западному пути, а дополняющий, в чем-то его обогащающий и даже опережающий по способам решения социальных проблем. Возможно и так, что европейский социализм и российский (в своей ранней версии советский) есть в принципе две стороны одной медали, два разных дополняющих друг друга пути реализации идеи социализма с точки зрения соотношения в каждой из них цивилизационных ценностей, и прежде всего соотношения материальных и духовных факторов. Все это и может порождать многообразие интерпретаций социализма будущего.

Когда мобилизационный период закончился, что важно было делать дальше? Ведь в стране сложилась мощная коммунальная материально-технологическая среда как естественная, т.е. как адекватная основа жизнеспособной раздаточной экономики нового исторической формы. Нужны ли были теперь элементы рыночной экономики? Наверное, были нужны. После смерти Сталина начинаются робкие попытки внедрения рыночных элементов, встраивание их в чуждую капитализму систему. Первым практическим результатом концепции «капитализации коммунизма» стала так называемая «косыгинская реформа» с ее набором понятий «прибыль, хозрасчет, материальное стимулирование». Это были реформы, способные в принципе сделать экономику более современной.

С точки зрения внутренней логики развития раздаточной экономики встраивание элементов капитализма возможно, оправданно и необходимо. Но границы применимости тогда не были поняты. Отсутствие сколько-нибудь самостоятельной теории и давление идеологии породило опасную ситуацию, Эффективное управление огромной экономикой с помощью административного, бюрократического аппарата становится все более затруднительным. Некоторое время власть балансирует между двумя стратегиями. Но затем началось интенсивное втягивание Западом экономики СССР в капиталистическую мировую систему, в более мощную западную экономику через международное разделение труда. Коготок увяз, птичке пропасть. Стратегические цели советской власти, направленные на получение больших сумм нефтедолларов, оказались достигнутыми, но доминирование в импорте страны сырья и энергоносителей стало смертельной угрозой национальным интересам страны, интересам дальнейшего совершенствования общества «реального социализма».

Оценку Горбачева как самовластного реформатора, который ни с чем не желал считаться, нельзя ограничить только словами - сознательный разрушитель советского социализма. Если посмотреть, кто выиграл от развала страны и ликвидации социализма, то это конечно партийно-государственная номенклатура, которая при попустительстве и прямом содействии Горбачева занялась в последние годы так наз. перестройки к тотальным присвоением государственной собственности. Отказ от централизованного планирования и стратегии развития взрывает раздаточную экономику, весь единый народнохозяйственный комплекс с помощью которого удерживается властью огромная территория Советского Союза,.

При Горбачеве произошел демонтаж всего, что мешало переходу страны на капиталистический путь развития. Если в 1917 году революция как национальная катастрофа кончилась победой левых, то аналогичная катастрофа 1991 года кончилась победой правых. Мировой капитализм выиграл в историческом соревновании с советским социализмом. Россия выпала из мировой экономической капиталистической системы в 1917 году и была буквально насильственно возвращена в неё в 1991 году. Но исторический спор между этими двумя векторами развития российского общества не закончен.

Возможен ли особый  путь России в XXI веке?

Период стабилизации в первое десятилетие нового века явился для страны периодом оформления и завершения переходного периода.

Если говорить о нынешней ситуации, то, на первый взгляд, кажется, что сегодня вопрос об особом пути России фактически решен. Правящая элита отказалась дальше вести страну по своему, особому пути и начертала для нее новый вектор развития, однозначно показывающий на запад, на вхождение и интеграцию в европейское пространство на правах страны периферийного и зависимого капитализма. Концептуально правящая элита приняла идею российской цивилизации как составной части европейской цивилизации, она твердо уверена в том, что общество податливо, им легко политически манипулировать, и что национальн0-государственный интерес стать нормальной европейской капиталистической страной будет, в конце концов, принят обществом, хочет ли оно того или нет. Но приближаемся ли мы в действительности по всем базовым принципам организации общества к его европейской конструкции? Это большой вопрос.

Россия – это целый мир миров, раскинувшийся на бескрайних просторах  евразийского пространства, разных и непохожих  друг на друга и вовсе нет никакой исторической необходимости для развития страны «причесывать» под их единый стандарт. В этом особом евразийском мире живут народы, находящиеся на самых разных стадиях исторического развития – от остатков кочевых племен, охотников, рыболовов до островков высокотехнологичного, информационного общества.

Тот путь, по которому правящая элита направляет развитие российского общества, перекраивая его на европейский манер, - от структуры государственного управления до образования, имеет вполне определенную станцию назначения. В обществе должны возобладать и стать господствующими товарно-денежные, рыночные отношения между людьми. Успех и выгода должны стать ориентирами для каждого человека, достижение которых становится возможным через его включение в универсальные механизмы всеобщей рыночной конкуренции, носящие как демонстративно открытый, так и неявный характер. Капитализм как общественная система  действительно отодвигает на дальний план все этническое своеобразие людей, хотя оно вовсе не исчезает, а нередко оказывает, даже в развитых странах Западной Европы огромное воздействие на политическую ситуацию. Для России острота проблемы состоит в том, что либеральный каток уравнивания всех этносов порождает и будет далее порождать  рост этнической напряженности и сепаратистские настроения в различных регионах страны в виду очевидной исторической неготовности значительной части самых разных этносов и регионов – от якутов и ингушей до сельских жителей жить по европейским меркам рациональности и индивидуализма, для развития которых в стране нет ни инфраструктуры, ни духовно-нравственного оправдания, ни глубоких исторических корней.

Принятие западной модели организации общества носит характер капитуляции перед Большим Западом, и необходимость этой капитуляции объясняется отставанием практически по всем параметрам – от обеспечения прав человека до информационных технологий.

Но если сегодня правящая элита утверждает, что Россия составляет часть  европейской цивилизации и что страна строит нормальное европейское общество, то это означает по существу независимо от звучавших иногда реверансов правящей элиты по поводу значимости русского народа и языка, русской культуры, что историческая миссия российской цивилизации завершена.

Именно поэтому правящая элита постоянно утверждает демонстративный разрыв с советским прошлым. В который раз преднамеренно нарушается столь важная для страны преемственность между различными историческими этапами ее развития. Орудием разрушения преемственности выступает антикоммунизм. Власть делает, кажется, все возможное, чтобы свести до минимума значимость достижений предыдущего, советского этапа, её критика  идет рядом и вместе с недружественной критикой Запада в адрес страны, критикой, переходящей нередко в откровенную информационную войну против своего прошлого. Попытка разрыва преемственности является одной из причин и стимулятором перманентного системного кризиса. Новый этап не может не опираться на достижения предыдущего, советского этапа - экономические, научно-технологические, культурные и социальные.

Но есть все основания утверждать, что российская цивилизация есть незавершенный Проект, и главной угрозой для ее дальнейшего существования является растущее давление на неё со стороны глобальных институтов Запада. Борьба за дальнейшее следование по пути  реализации Проекта выдвигает на первое место вопрос об оценке сегодняшнего состояния страны, находящейся «на распутье», трезвой оценке пределов и возможных тупиков выбранного европейского вектора, выявления условий и реальных возможностей возвращения к модели особого, национального пути развития. Известный автор В.М.Клямкин высказался в том духе, что «Русская Система уходит. Она может быть только автаркичной, только самозамкнутой, другой быть она просто не может, прежде всего, по экономической причине. Русскую Систему порождает только бедный тип общества. У нас ведь северная цивилизация – здесь экономика работает только на выживание населения. Как только она открывается, она гибнет.» (49). Так действительно ли она гибнет сегодня и уходит навсегда с исторической арены? Похоже, что да, и это есть выбор правящей элиты, и она этому вольно-невольно содействует.

Политическая стратегия правящей элиты вызывает в стране процессы, подобные тем, которые шли при Александре II и которые обрушили российскую империю. Установка на превращение страны в «нормальную» капиталистическую страну, прежде всего, несет в себе угрозу разрушения эффективного механизма удержания евразийских Больших Пространств. В конце перестройки радикальные либералы утверждали, что после отделения союзных республик, Россия «освободит себя для драгоценного внутреннего развития». «Еще больше распрямимся от давящего груза «среднеазиатского подбрюшья», - говорил А.И.Солженицын в 1990 году, предрекая скорый и неизбежный развал СССР (50). Только после  него свободная от национальных окраин Россия сделает фантастические успехи. Сделала? Нет, не сделала. А подбрюшье, и не только среднеазиатское, стало источником огромного числа острых и подчас кровавых проблем, решения по которым не найдены. Некоторые кризисные очаги удалось лишь «подморозить».

В результате распада СССР угроза хаоса возродилась и появилась она вновь в глубинах Евразии. Ситуация в республиках теперь Центральной (ранее Средней) Азии не отличается стратегической стабильностью, а некоторые из республик относят нередко к категории несостоявшихся государств. Уход республик позволил сбросить заботу о них со стороны российского государства, но все вложенное ранее в них пропало для России, которая взамен получила свыше двадцати миллионов русских, оказавшихся в одночасье за границей. Единство Российской Федерации также находится под угрозой, она всего лишь уменьшенная копия СССР, хотя численность русского народа составляет  почти 80 процентов, но это не меняет существа и остроты этнических проблем.

Любая цивилизация может развиваться и дальше, несмотря на все сложности  и неблагоприятные обстоятельства, если у нее сохраняется прочное и защищенное ядро – это закон развития всех цивилизаций. Историческую основу современной цивилизации в России составляет русская государство центричная цивилизация, а, следовательно, русская нация (или суперэтнос), русский язык и русская культура. Все остальное (российская, советская, нынешняя постсоветская, она же в представлениях правящей элиты европейская цивилизации) было надстроено историей над русской цивилизацией. Русский народ стал государство образующим народом, сплотившим в единый социальный организм огромное многообразие народов евразийского пространства, для которых государство стало их родным домом На всем историческом пути матрица русской цивилизации сохранялась при постоянном расширении пространства империи, хотя ее идеологические основы претерпели за это время целый ряд конкретно-исторических изменений.

В. Соловей пишет о том, что сегодня возник русский этнический (уменьшительный) национализм в результате, как он считает, оставленности  русского народа нынешним государством и которая якобы имела место и ранее - про советской власти. «Русская идентичность потеряла имперский характер, она также утратила мессианское и вообще трансцедентное измерение. Идея особого предназначения русских в эсхатологической перспективе – своеобразная «красная нить» русской интеллектуальной и культурной традиции – деградировала и не способна более вызывать напряжение» (51).

Но если это так, то проблема русского этнического национализма приобретает особую угрозу для реализации исторического предназначения российской цивилизации. Главное состоит в том, чтобы понять причины того, что называется оставленностью русского народа государством.

Русский народ как государствообразующий народ всегда нес на себе особую ответственность за сохранение порядка и стабильности на всей территории евразийского пространства. Ни о каком особом статусе русских никогда не заходила речь. Он вынес и продолжает нести все тяготы, идущие от удержания центром евразийского пространства страны. (52). Центральная власть вынуждена на каждом историческом этапе правильно решать сложнейшие вопросы взаимодействия  центра и регионов, русского ядра и все остальной части цивилизации, охватывающей весь евразийский мир. Своеобразие состоит в том, что историческое ядро у российской цивилизации есть, но нет разделения на русский центр и национальные окраины.

Русский этнический национализм появляется в такие исторические ситуации, когда центральная власть уклоняется от выполнения российской цивилизацией своего исторического предназначения, считая, что свои когда-то важные функции собирания земель она исчерпала. Сторонники этнического национализма в этой ситуации требуют, это важно подчеркнуть, создания сильного, но русского государства внутри границ нынешней РФ. Такая установка чрезвычайно опасна, она с неизбежностью приведет к окончательной гибели всей тысячелетней российской государственности, освободив и сделав неуправляемыми глубинные силы евразийского хаоса, которые уже сегодня становятся весьма зримыми.

Следовательно, вопрос не просто в «брошенности» русского народа, а в том, что государство изменяет своей исторической миссии, тем самым вызывая протестные настроения, прежде всего, в среде русского народа. Этот протест оказывается внутренне неоднородным. Значительная часть населения России, в том числе и русского народа, выступает за сохранение Россией своего особого, теперь можно сказать цивилизационного (национального) пути развития. Социологический Центр РАГС при Президенте РФ провел в 2010 г. социологический опрос населения РФ и обнаружил, что за собственный особый путь России выступает почти 75 процентов населения, в то время как за дальнейшее развитие капитализма - примерно 20 процентов населения, а против него выступает почти 60 процентов. (53).

Сегодня правящая элита государства полагает, что сможет удержать огромную евразийскую территорию с помощью рынка, и потому оно  уходит от регулирования, а тем более от любых способов планирования экономики. Все это ведет к деградации промышленности, науки, экономики особенно в регионах, к нищете и к бегству из них населения, которое называется не беженцами, а по-научному мигрантами, и соответственно к росту сепаратистских настроений и самых необычных форм национализма.

Сепаратистские настроения в РФ подогреваются, прежде всего, действиями самого государства. Если в Москве правящая элита рассматривает регионы как дойные коровы Центра, тогда неизбежен сепаратизм. Предприятия сырьевого профиля платят налоги не по месту добычи топлива, а по месту регистрации, а это, прежде всего, Москва. Как свидетельствуют опросы, 87 процентов жителей Сибири на вопрос, «хотите ли вы великого Российского государства, мощной империи?» - ответили да.  И вместе с тем, почти столько же процентов жителей Сибири (80 процентов) на вопрос, «Хотите ли вы отделиться от Москвы?», также ответили да. (54). Фундаментальное для жизни российской цивилизации противоречие между центром и регионами сложилось и существует, и оно имеет тенденцию к обострению.

Сегодня общество сталкивается с массовым нежеланием представителей различных этносов называть себя россиянами, которые рассматривают такую их самоидентификацию как посягательство на их этническую идентификацию. Они обычно говорят, я бурят, татарин или якут, живущий в России. В советское время было найдено решение, которое устраивало всех, когда государственная идентичность «работала» поверх всех этнических идентификаций, в том числе и русского народа. Аналогичная ситуация была и в имперский период, когда подданный российской империи был православным, и эта идентичность находилась выше, чем этническая идентичность. Такое понимание идентичности сложилось в истории неслучайно, и оно являлось важным цементирующим фактором российской общности людей. Сегодня это открытый вопрос,  какой должна быть по названию государственная идентичность жителей, граждан России. И открытым он является в силу незавершенности процесса формирования российской цивилизации. Евразиец принимается гораздо охотнее в азиатской части Евразии. Скорее следует об евразийской цивилизации, чем о российской, таков основной пафос книги «Евразийский мир», изданной в Сибири. (55).

Матрица российского государства ранее была однозначно завязана на удерживание огромного географического пространства, и это удержание с помощью хозяйственного связывания регионов на основе раздаточной экономики составляло глубинную опору русского, российского государства. В матрице заложены определенные принципы взаимодействия центра и периферии, согласно которым столица не только политический, экономический, культурный центр, но и источник мощной политической воли (со стороны высшей власти), побуждающий к развитию, разрабатывающий и несущий на всю евразийскую территории сам дух развития, знания, современные технологии, новые ценности и модели поведения. Но одно дело матрица развития, а другое - конкретная политика того или иного представителя высшей власти.

Сегодня все, что составляет материально-технологическую основу российского общества, которая по своей природе носит коммунальный (общий) характер и подлежит совместному использованию, добровольно отдано высшей властью государства в руки крупных монополистов-олигархов. Власть теперь тщетно пытается понизить разные виды тарифов естественных монополий, призывает олигархов к совести, к социальной ответственности, но без заметных успехов. В частности, стоимость транспортных услуг такова, что подавляющая часть населения не в состоянии регулярно пользоваться междугородним транспортом, особенно авиационным, И по этой причине также идет обрушение социальной ткани российского общества, разнообразных механизмов удержания пространства особенно к востоку от Урала.

Вопросы возможного и вероятного распада Российской Федерации  обсуждаются в ученой среде, не говоря о публицистике и СМИ, непрерывно.(56) Но что удивительно и показательно. Аргументы в пользу возможного и вполне вероятного распада во властных кругах никем публично не оспариваются и не анализируются.

Часть радикальных либералов придерживается той точки зрения, что Россия не сможет войти в европейскую цивилизацию сразу вся, целиком. И потому условием вхождения становится ее распад, скорее всего, на три части, о чем постоянно пишут и отечественные авторы, и наши недруги. Р.Пайпс прямо заявил, выступая в Москве на заседании фонда «Либерального фонда, что «американцам  нужна маленькая Россия. Даже без Сибири Россия осталась бы большой. Думаю, Россия – очень большая страна, которой невозможно управлять». (57).

Не лучше обстоит дело и с экономикой. С.Ю Глазьев пишет о том,, что ведущие отрасли российской экономики постепенно переходят под контроль транснациональных  корпораций, а для национальной экономики остаются лишь второстепенные отрасли производства. (58). Периферийный российский капитализм, почти целиком ориентированный на удовлетворение потребностей западного общества в сырье и энергоносителях, не в состоянии создать в своей собственной стране единого экономического пространства и нормальной, конкурентной рыночной среды.

Особую сложность для анализа представляет собой проблема центральной верховной власти. В РФ фактически вновь возрожден персоналистский режим, режим личной власти. Президент по Конституции 1993 года по сути стоит над ветвями власти. Как пишут юристы М.А Краснов и И.Г. Шаблинский, в России сформировался «персоналистский режим, под которым мы понимаем несбалансированное сосредоточение властных прерогатив, как явных, так и скрытых, в руках политического моносубъекта, коим выступает Президент РФ».(59) Такая модель власти, считают авторы, позволяет монополизировать политический рынок и препятствует развитию политической конкуренции. И тем не менее, нельзя сегодня ставить вопрос так, что необходимо немедленно покончить в стране с высокоцентрализованной властью. А этого нередко требуют авторы с радикально-либеральными взглядами. Так, например, Л.Шевцова пишет о том, что «мы, либералы, являемся противниками этого полутрадиционалистского государств, не способного на прорыв из прошлого даже в настоящее, не говоря уже о будущем. А будущее – это, возможно, потрясающий интеграционный проект объединенной Европы… Мы нуждаемся именно в смене матрицы, а не в ремонте нашего государственного здания». (60)

Суть вопроса здесь состоит в том, какой вектор развития задает правящая элита и, конечно же, первое лицо государства. В России на протяжении последних пяти столетий выбор вектора развития зависел почти исключительно от взглядов первого человека. И сегодня в стране центральная проблема политических страстей и битв сконцентрирована вокруг президентских выборов. Поэтому и выстраивается политическая система в стране, которая по своему смыслу является совсем не европейской конструкцией, хотя внешне принцип многопартийности стал нормой в деятельности Государственной Думы, от которой, впрочем, мало что зависит с точки зрения формирования политической линии правящей элиты и первого лица государства

Главное противоречие, раздирающее российское общество, связано с борьбой вполне определенных социальных сил, одних, выступающих за безусловное вхождение России в европейское сообщество, мировую экономическую капиталистическую систему, а других, отстаивающих возможность и необходимость собственного, особого пути.

Поэтому парламентская политическая структура выстраивается следующим образом. Партия власти выступает за дальнейшее встраивание российского государства в экономику глобального мирового капитализма. Левая и патриотическая оппозиция – за свой путь, за сохранение цивилизационного пути развития.

Никакого консенсуса по базовым ценностям в обществе нет, а есть противостояние двух сил, каждая из которых выступает за свой вектор развития российского государства. В чем согласие могло бы быть у всех партий – так это согласие в признание первостепенной значимости государственнической идеологии в отличие от конкретной государственной идеологии, о чем, к примеру, пишет Э.Я. Баталов. «Государственническая идеология ориентирована на апологию государства как высшей (одной из высших) социально-политической ценности и как института, занимающего приоритетную (или одну из центральных) позицию в политической системе общества. (61).

Но сегодняшняя власть, кажется, не признает самостоятельной, а тем более метафизической ценности государства и видит в нем только инструмент решения конкретных проблем встраивания в глобальную капиталистическую экономику. Чем больше отечественный капитализм становится олигархическим, а это действительно так, судя по фантастическому росту миллиардеров в стране, тем сильнее становятся протестные настроения в обществе, тем сильнее угроза распада. Ситуация усугубляется все более тесным переплетением олигархии и правящей элиты, высших кругов бюрократии.

Олигархизация власти в России объективно ослабляет вертикаль власти, реальные возможности первого лица, резко усиливает социальное неравенство и, в общем, вполне соответствует стратегическим интересам Запада, преследующего цели всемерного ослабления России как самостоятельного игрока на международной арене. Правящая элита фактически потеряла контроль над процессами социального расслоения. Согласно официально статистике, разрыв между богатыми и бедными составляет примерно 17 раз,  а неофициально гораздо выше - около 40 раз. А ведь перераспределение общественного богатства есть одна из главных функций верховной власти, которая была вынуждена на протяжении столетий в интересах сохранения социального мира жестко ограничивать, прежде всего, претензии олигархов и на власть, и на чрезмерное обогащение путем ограбления населения. Причем нередко эти цели достигались с помощью насилия и террора против бояр, помещиков, государственно-партийной бюрократии.

Господствующее положение в сегодняшнем российском обществе занимает идеология российского консерватизма. Если сознательную невнятицу ее ведущих идеологов перевести на ясный политический язык, то получится примерно следующий набор преследуемых с помощью этой идеологии  целей: построить европейский капитализм в России, войди в экономическую систему глобального капитализма, провести декоративную модернизацию политической системы российского государства, но так, чтобы сохранить жесткий авторитарный контроль, сделать российский капитализм прочной опорой правящей элиты и бюрократии, сохранить тесные связи с олигархами, не допуская их, впрочем, к реальным рычагам власти. И главная задача заключается, конечно, в том, чтобы воспрепятствовать различным попыткам со стороны оппозиционных сил попытаться осуществить поворот страны на другой путь развития. Но удастся ли реализовать эту программу и сохранить государство в его нынешних границах, и каким образом правящая элита намерена эффективно снижать растущую социальную и этническую напряженность в обществе? Осмыслены ли должным образом уроки  истории, и к чему неоднократно приводила в России ситуация невыученных уроков?

Фактический отказ правящей элиты от исторического предназначения российской цивилизации ставит под вопрос правомерность ее дальнейшего существования, оправдывает неизбежность ее распада, поскольку вхождение в европейскую цивилизацию возможно только отдельных частей нынешнего российского государства. Всё это ставит под вопрос и легитимность верховной власти, которая всё больше опирается в своей деятельности на поддержку Запада и которую превращает в основное доказательство правильности выбранного курса.

В последние несколько лет в мире складывается принципиально новая ситуация. Капиталистическая мировая экономическая система пришла к своему качественно новому рубежу. Некоторые авторы пытаются доказать, что это всего лишь структурный кризис капитализма. Но, по-видимому, правы те, кто считает, что капитализм как мировая экономическая система претерпевает системный кризис. Как пишет У. Валлерстайн, «в настоящее время мы находимся на развилке системных процессов. Вопрос уже не в том, каким образом капиталистическая система сможет исцелить свои раны и возобновить наступление. Вопрос в том, что придет на смену этой системе. Какой же порядок вырастет из окружающего нас хаоса? ... Период системного кризиса можно представить себе как арену, на которой ведется борьба за выбор новой системы… Последствия этой борьбы по самой своей природе непредсказуемы».(62)

Но если это так, то какой смысл нашей стране добровольно разделять с западным обществом все последствия неизбежных и непредсказуемых потрясений мирового капитализма. Недавний, скорее всего, еще не окончившийся финансово-экономический кризис показал высокую степень зависимости и, следовательно, уязвимости  отечественной экономики по причине предельной открытости. Универсалистским претензиям англосаксонской цивилизации приходит сегодня конец. Все великие цивилизации со всё большей решимостью на государственном уровне борются за право выбора своего собственного, цивилизационногого пути развития.

Как возможен свой, цивилизационный путь? Какие должны быть выполнены условия? Прежде всего, историческая миссия, историческое предназначение российской цивилизации не закончена. Российская цивилизация вновь  должна предложить такой общественный Проект, такую модель устройства общества, в том числе соотношения духовных и материальных интересов и стимулов к труду, которая будет выглядеть привлекательной для своего народа, а в случае успеха и для других народов и цивилизаций. Так устроена каждая цивилизация, иначе она не может существовать. И конечно, мы должны быть уверены в том, что сможем так устроить жизнь, когда станет примером для других.

Главное здесь состоит в том, что государственная власть должна поставить на первое место решение социальных проблем и социальной справедливости, вопросов ограничения огромных богатств олигархов, перераспределение общественного богатства в пользу средних и низших слоев населения. В.Л.Цымбурский, обсуждая проблему выбора протестным движением форму своего выражения, в свойственной ему стилистике утверждает, что рано или поздно народное контрреформационное движение поставит «впереди принципов государства, авторитета и иерархии принцип мировоззренческой и ценностной гомогенности общества, морального конценсуса верхов и низов. То есть потребуют от всякой российской власти превращения в орудие косвенного диктата низов – на самом деле диктата контрэлиты, выступающей от имени низов, - над отщепенческими социальными верхами». (63).

Матрица российской государственности состоит из особой конструкции власти первого лица и важнейшей функции государства – удержания пространства, которое невозможно без сбережения народа и решения этнических и демографических проблем. Подобного рода системы, мы уже говорили, достаточно неустойчивы. Она эффективно работает только в режиме напряженного интенсивного освоения территории. Необходимо умное возвращение к раздаточной экономике, которая составляла и составляет глубинную опору русского, российского государства, но это возращение предполагает принятие всего положительного опыта, полученного от столкновения страны с агрессивной рыночной экономикой Запада, допущения в хозяйство страны и легитимации в общественном сознании частной собственности как крупной, так и особенно мелкой. Встраивание финансово-банковских и рыночных механизмов возможно и допустимо в определенных пределах, что хорошо показано в ряде научных работ (64). Но удержание евразийского пространства не может иметь основной и доминирующей целью получение прибыли. Приходится содержать предприятия, не приносящие прибыль и даже убыточные. К примеру, северный завоз – сложнейшее по организации мероприятие, которое может быть проведено только государством, учитывая масштабы завоза на зиму продовольствия, топлива, оборудования и т.д., и конечно его стоимость.

Устойчивое существование государства во многом зависит от эффективного использования мощной материально-технологической базы, которая имеет, как мы выяснили ранее, коммунальную природу. Высокие тарифы приносят огромные прибыли естественным монополиям, но лишают стимулов к развитию другие отрасли. Тарифы естественных монополий должны быть достаточно низкими а возможно и не приносящими им особых доходов с тем, чтобы производство в различных отраслях промышленности и сельского хозяйства приносило прибыль и чтобы все виды транспорта были доступны населению. Только так можно удержать страну и евразийское пространство, только так можно создать долговременные стимулы для развития промышленности и прибыльного ведения хозяйства в его капиталистических, рыночных сегментах.

Некоторые авторы говорят о скором наступлении качественно нового глобального капитализма «с человеческим лицом», в чем приходится сильно сомневаться по причине абсолютной несоединимости «человеческого лица» и капитализма. Здесь, как говорится одно из двух. Или изменение природы капитализма с его извечной установкой на прибыль и выгоду, но тогда это  просто означает отказ от капитализма. Гораздо реалистичнее выглядят поиски новой модели социализма, социализма XXI века. Для России это конечно может быть российский социализм, или, другими словами, социализм с российской спецификой.

Для сохранения движения по своему, особому пути необходимы не только благоприятные внешние обстоятельства, новый формат отношений с ведущими капиталистическими странами, который пока и не просматривается в логике действий правящей элиты. В условиях мирового соперничества и конкуренции должны быть сформулированы стратегические цели в парадигме опережающего развития. Необходимо идти своим путем, а это значит «догонять, опережая», работать в реально обозримой перспективе на опережение. Опережающее развитие для нашей страны, скорее всего, возможно именно в рамках вектора социалистической направленности. Государство должно поставить на первое место решение социальных проблем и социальную справедливость как важнейшее условие опережающего развития, которое невозможно, когда миллионы российских людей живут в нищете и бедности. Опережающее развитие может стать реальностью, если у государства появится мощная социальная поддержка.

Ранее это удавалось стране. Выход первого советского человека в космос явился свидетельством того, что страна в конце 50-х годов прошлого века опередила США в создании важнейших отраслей четвертого по тому времени технологического уклада. Сегодня все обстоит гораздо сложнее. Как отмечает Г.Г Малинецкий в своем докладе о перспективах РФ, «постсоветская Россия полностью «проспала» Пятый уклад. Вложения в инновации пятого уклада уже не дают прежних отдач и успехов. Отрасли пятого уклада достигли стадии  насыщения и не в состоянии освоить большие инвестиции. Но и новые отрасли шестого уклада пока не готовы также принять огромные инвестиции.(65)

Успех может состоять в том, чтобы правильно определить наиболее перспективные направления и успеть их воплотить в промышленных масштабах Ключевая идея опережающего развития заключается в опережающем создании базисных производственных основ нового технологического уклада. На ранних этапах создания нового технологического уклада у догоняющих=опережающих стран всегда имеются реальные шансы для выхода на лидирующие позиции. Причину этого С.Ю.Глазьев видит в том, что страна меньше обременена устаревающими отраслями производства пятого технологического уклада, а в современной России их сравнительно невелико. (66) Российской элите в отличие от американской не хватает стратегического видения того, какой примет вид в недалеком будущем эра нанотехнологий, какие инновационные технологии понадобятся российской экономике. Американская элита всерьез приступила к проектированию будущего всего мира с позиций дальнейшего усиления могущества и превосходства над ним евроатлантической цивилизации.

Таково решение вопроса об опережающем развитии с экономических позиций. А каким должно быть состояние человеческого фактора, социально значимых слоев населения? Чтобы двинуться по пути опережающего развития,  необходимо вернуть стране интеллектуальное лидерство, а со временем и интеллектуальное превосходство. Его может обеспечить только высокообразованные научные, инженерные, технологические кадры, только интеллектуально развитый человек, патриот, высоко нравственная личность. Решение вопроса упирается в состояние сегодняшней системы образования, которая всегда выступала самой глубокой движущей силой опережающего развития.  Но сегодняшнее российское образование деградирует, перестает быть национальным образованием. Его также хотят сделать по лекалам западного образования, и, следовательно, такое образование вряд сможет решать ту задачу опережающего отражения, которую ему не ставят и вряд ли поставят. «Пора понять: сегодня мы подошли к порогу, когда нам надо усилить и развивать нашу систему образования, впитывая все полезное, что можно позаимствовать в других странах, но в то же время учитывая её самобытность и уникальность. Мы не имеем права отказаться от корней, которые питали нашу систему образования два с половиной века». (67).

Наконец, сохранение авторитарной, персоналистской власти как части матрицы российского государства означает, что в обществе есть реальная сила, способная поставить  страну и, прежде всего, бюрократию в ситуацию мобилизационного решения проблем опережающего развития. Но это возможно будет новый тип мобилизации, основанный на духовном единстве всего народа.

Персоналистская власть, по определению, приводившемуся ранее, это «застывшая революционность», и она может «неожиданно» дать мощный импульс к  развитию, в случае, если проявит мощную политическую волю и окажется способной компенсировать преодолеть разрыв, институциональное несоответствие между грандиозными замыслами и отсутствием необходимых организационных условий.

В период системного кризиса общество способно выдвинуть великого реформатора, способного к концептуальному мышлению. Отсюда почти инстинктивное ожидание огромной массой народа нового Сталина. Но это одновременно и признание того, что у нынешней правящей элиты нет не только таких по значимости достижений, которые можно было поставить в сравнение с достижениями советского периода, что она так и не научилась концептуально мыслить.

Появление мощной социальной энергетики в обществе, организационные преобразования и интеллектуальный прорыв могут дать хорошие  шансы на достижение целей опережающего развития.  Во времена Петра Великого стремление к преодолению национальной отсталости превратилось в национальную гордость, вызвало огромный взрыв народного энтузиазма.

Становление сегодня шестого технологического уклада необходимо неразрывно связать с новым типом интенсивного освоения пространства. Каким образом до сих пор сдерживался пространственный  хаос? Силой власти и бюрократии, раздаточной экономикой индустриального образца.

Сегодня делаются первые, весьма запоздавшие шаги по созданию новой информационно-коммуникативной инфраструктуры, которая станет основой дальнейшего качественно нового типа освоения пространства, формирования нового типа социальности, постепенного ограничения и трансформации моновласти. Но российская цивилизация по-прежнему на долгие десятилетия останется  государствоцентричной цивилизацией и, следовательно, возникает вопрос о новой философии российского государства.

Перегруженность сознания людей и общества историко-архивным материалом, к тому отягощенное беспредельным, нерегулируемым, в высшей степени произвольным обращением с историческим прошлым оставляет мало места  в сегодняшнем общественном сознании для обсуждения будущего страны, замедляет формирование национальной идеи прорыва к качественно новому этапу в развитии российской цивилизации. А именно эта идея должна быть в центре внимания мыслящей части российского общества. Уместно закончить словами В.Соловьева, который, оценивая в работе «Мир Востока и Запада», деяния Петра Великого и Екатерины II, сказал: «Их образ и их исторические дела говорят России: будь верна себе, своей национальной особенности и в силу ее будь универсальна».(68). Об этом совете великого русского философа стоит помнить и сегодня.

Литература

1. Шевченко В.Н. Модернизация или национальный путь развития России?/ Социология власти. 2010.№6.
2. Баталов Э. Русская идея и американская мечта. М.: 2009.С.9.
3. Дугин А.Г. Геополитика постмодерна. Времена новых империй. Очерки геополитики XXI века. М.: 2007. Раздел II. Гл.5
4. Бранский В.П., Пожарский С.Д. «Глобализация и синергетическая философия истории». / Общественные науки и современность. 2006.№1. С.115.
5. Фурсов А.И. Рукотворный кризис. Режим доступа fursov_andrey_rukotvornyiy_krisis.txt
6. Кордонский С. Сословная структура постсоветской России. М.: 2008. С.37.
7. Огурцов А.П. От методологии истории к метафизике истории./ Наука: от методологии к онтологии. М.: 2009. С.232.
8. Воропаев В. Вас развратило самовластье. Режим доступа: rusk.ru/st.php?idar=103987
9. Афанасьев Ю.Н. Опасная Россия. Традиции самовластья сегодня. М.:2000.С.78. И ещё одна цитата. «Объединение, а точнее завоевание Руси Москвой было условием и средством выживания огромного московского военно-служилого люда. Эта масса алчущих разлилась по Руси, густо замешав на крови генезис московской власти – а это и есть русская власть». (Там же).
10. Межуев В.М. «Секрет русского самовластия – не в эксплуатации и угнетении народа, а в «отеческой любви» к нему». / «Российское государство вчера, сегодня, завтра». М.: 2007.С.524.
11. Фурсов А.И. Русская власть, Россия и Евразия: Великая монгольская держава, самодержавие и коммунизм в больших циклах истории./ Русский исторический журнал. Том IV. №1-4. 2001. С.48 и далее
12. К этим словам Иван Грозный добавляет: «А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были казнить». / Первое послание Ивана Грозного Курбскому. Режим доступа: www/ infoliolib/info/rlit/drl/grozny/html
13. Конфуций. Уроки мудрости. М.: 1999. С.96.
14. См. Шевченко В.Н. Российское государство и российская бюрократия: ретроспектива и перспектива./ В кн.: Бюрократия в современном мире: теория и реалии жизни. М.: 2008.
15. Кюстин А. Николаевская Россия. М.: 1990. С.94.
16. Фурсов А.И.  Предисловие к кн.: Брюханов В.А.Трагедия России: цареубийство 1 марта 1881 года. М.: 2007. С.65,67.
17. Бессонова О.Э. Раздаточная экономика России: эволюция через трансформации. М.: 2006.
18. Поланьи К. Великая трансформация: Политические и экономические истоки нашего времени. СПб.: 2002.
19. Кирдина С.Г. «X- и Y-экономики. Институциональный анализ». М.: 2004.
20. Кирдина С.Г.. Институциональный подход и развитие России. М.: 2000. С.17.
21. Степун Ф.А. Избранные труды. М.: 2010. С.000.
22. Ильин И.А.Эссе о культуре. СПб., 1997. С.60.
23. Белинский В.Г. Полн. собр. соч. т.V. М., 1954. С.129.
24. Фурсов А.И. Русская власть, история Евразии и мировая система (социальная философия русской власти).// Научный эксперт. 2008 . Вып. 3 (12). С.10-57.
25. Гайдар Е.Т. Государство и эволюция. М.: 1995. С.50.
26. Степун Ф. Цит. Соч.С.531.
27. Кантор В.К. Русская классика или Бытие империи. М.: 2005. С.75.
28. Панарин А.С. Россия в цивилизационном процессе (между атлантизмом и евразийством). М.: 1998. С.64.
29. Евразийский мир: ценности, константы, самоорганизация./ Под ред. Ю.В.Попкова. Новосибирск, 2010. С.000.
30. Тойнби А.Дж. Постижение истории. М.:1991. С.140.
31. Ключевский В.С. Соч., М.: 1956. Т.2. С. 314.
32. Любарский М.К. Историческая география России в связи с колонизацией. СПб. 2000. (Первое издание М.: 1909). С.154.
33. Панарин А.С. Цивилизации и культуры. Вып.3. М.: 1996. С.38.
34. См. подробнее Фурсов А.И. Колокола истории. М., 1996. С.83-88.
35. См. Российское государство: вчера, сегодня, завтра. Под. общ. редакцией И.М.Клямкина. М.: 2007.
36. Цымбурский В.Л. Остров Россия. Геополитические и хронополитические работы. 1993-2006. М.: 2007. С.121.
37. «Стратегия есть целевое программирование ситуации, где каждая из программ, преодолевая сопротивление, выводит систему н новый уровень функционирования». (Почепцов Г.Г. Стратегия. Инструментарий по управлению будущим. М.: 2005. С.25.) «Концептуальное мышление есть Большой проект, образ желаемого будущего. Именно этот проект определяет систему координат, в рамках которой выбираются цели и формируются политические стратегии» (Г.Г.Малинецкий).
38. Петр Великий: pro et contra. Антология. СПб.: 2003.
39.  «Эпизодически с XIV-XVII вв., нарастая в XVIII в. и приобретая угрожающий характер в XIX в., рядом с традиционной народной культурой, народными основами жизни и хозяйствования возникает идущее сверху движение за их отрицание, которое мы назовем парадигмой чужебесия». Платонов О. Святая Русь и окаянная нерусь. Русская цивилизация против мирового зла. М.: 2005. С.525. 
40. Уткин А.И. Вызов Запада и ответ России. М.:1996.С.71.
41. Мединский В.Р. О русском пьянстве, лени и жестокости. М.: 2010.С.223.
42. Кюстин А. Николаевская Россия. М.: 1990.
43. Пушкин А.С. Полн. собр. соч. М.: 1954. Т.2. С.15.
44.  Николай I писал своему сыну, будущему императору Александру II: «Дай Бог, чтобы удалось мне сдать тебе Россию такою, какою стремился ее поставить: сильной, самостоятельной т добродеющей. Нам добро – никому зло.» / Николай Первый и его время. Том 1. М.: 2000.С.403.
45. Врангель Н.Е. Воспоминания. От крепостного права до большевиков. М.: 2003.С.191?
46. Алексеева Е.В. Диффузия европейских инноваций в России. М.: 2007. Гл.3 Европейское влияние на российское экономическое развитие.
47.  Сталин И.В. Соч., т.3. С.123.
48. См. Шевченко В.Н. Иосиф Сталин: мобилизационный тип развития и его исторический смысл. В кн.: Философия политического действия (Из истории левой политической мысли XX века). М.: 2010.
49. Клямкин И.М. Режим доступа: politstudies.ru>universum/esse/9pw.htm
50. Солженицын А.И.  Как нам обустроить Россию? М.: 1990.С.12.
51. Соловей В. Рождение нации. Исторический смысл нового русского национализма./ Свободная мысль-XXI. 2005. №6.С.00.
52. См. Глебов С. Евразийство между империей и модерном. М.: 2010. С.85 и далее.
53. Режим доступа: www.rags.ru/node/377
54. Дугин А.Г. Цит. Соч. С. 161.
55. Евразийский мир: ценности, константы, самоорганизация. С.000.
56. Прогнозы о территориальном распаде постсоветской России: режим доступа: www/memoid.ru/node/Prognozy…
57.  «Старая и новая Россия».Заседание фонда «Либеральная миссия» 28.07.2009.Режим доступа: www. liberal.ru/articles/4318
58.  Глазьев С.Ю. Стратегия опережающего развития России в условиях глобального кризиса. М.:2010
59. Краснов М.А., Шаблинский И.Г. Российская система власти: треугольник с одним углом. М.: 2008.С.10.
60. «Российская государственность сегодня». Заседание фонда «Либеральная миссия». 28.10.2004. Режим доступа: www/liberal.ru/sitan.asp?Num=483.
61. Баталов Э. Цит. Соч. С.342.
62. Валлерстайн И. «Динамика (незавершенного) глобального кризиса: тридцать лет спустя». М.: Политехнический музей. 2009. С.7.
63. Цымбурский В.Л. Цит. Соч. С.177.
64. Бессонова О. Э. пишет о том, что «в ареале российского государства сформировалось институциональное ядро с доминированием раздаточных институтов, которые обеспечивают гармоничное единство локальных сред в цивилизационной матрице. Это означает, что выживание… обеспечивается базовыми институтами раздаточного типа, а рыночные институты  являются лишь вспомогательными, компенсаторными, проявляющие себя доминантными только в период институциональных трансформаций». Цит. соч. С.131.
65. Малинецкий Г.Г. Доклад о перспективах РФ. Режим доступа: www/nanonewsnet.ru/articles/2009
66. Глазьев С.Ю. Цит.Соч. С.179.
67.  Образование, которое мы можем потерять. Под общ. ред. В.А.Садовничего. М.: 2002. С.103.
68. Соловьев В.С. Соч. в 2-х т. Т.2. М.: 1989. с.604.