Мир переживает очень острый период. Возможно, самый острый за всю историю человечества. Упование на то, что избавление от идеологического конфликта между СССР и США создаст бесконфликтный мир, оказалось тщетным. Для многих сейчас очевидно, что конфликт идеологий – еще не худший из возможных конфликтов.
Уже описан и обсужден конфликт цивилизаций, представляющий собой гораздо более антагонистическую форму противоречий, нежели конфликт идеологий. Ведь как бы не был засорен нынешний политический язык последствиями борьбы с коммунизмом, все же ясно, что коммунизм размещался внутри той же совокупности хотя бы условно модернистских идеологий, что и либерализм. То есть, спор шел в рамках одного и того же модерна, со всеми его основными признаками, как-то: светскость, ориентация на разно понимаемые, но одинаково признаваемые прогресс и гуманизм, и так далее.
Теперь Западу, продолжающему двигаться в условно модернистском ключе (сознательно вывожу из рассмотрения острейшую проблему постмодерна на Западе) приходится сталкиваться с принципиально контрмодернистскими проектами. Одним из которых – отнюдь не главным и не единственным – является радикальный исламизм (который, разумеется, нельзя путать с исламом).
Но можем ли мы в своем рассмотрении всерьез задействовать модель конфликта цивилизаций? Мне кажется, что нет. Поскольку сами авторы понятия цивилизации – в целом отождествляют это понятие с системами, взявшими религиозную идентификацию в качестве нового варианта идентификации идеологической.
Для того, чтобы религиозная идентификация сформировалась в этом качестве, нужно, чтобы группы государств, заявляющие о себе как цивилизации, признали религию – обязательной для этой группы государственной идеологией.
Этого нет на Западе. Этого же нет в Азии. Отдельные страны, которые так себя позиционируют (например, Саудовская Аравия), никоим образом не могут претендовать на роль цивилизационных полюсов. Да они и не делают ничего подобного! Это их экзотический национальный выбор, который всячески следует уважать. И никоим образом нельзя дискредитировать.
В целом же большинство стран продолжает двигаться по пути, никак не совместимому с мэйнстримом конфликта цивилизаций. И Индия, и Китай, и США, и Европа, и Бразилия, и Россия – двигаются в русле модерна. В русле светской государственности, основанной на свободе религиозного выбора, на ценностях прогресса и гуманизма. В большинстве стран это сопрягается с политической демократией. А где-то носит черты моноидеологической авторитарной модернизации. Но опять же – это выбор стран, который заслуживает всяческого уважения.
Проблема не в конфликте цивилизаций. При определенном развитии мирового процесса нам, возможно, и предстоит еще оказаться в мире конфликтующих цивилизационных систем, описанных многими учеными, от Шпенглера, Тойнби и Данилевского до Самюэля Хантингтона. Но это будет очень мрачный мир, которого хотелось бы избежать.
Но если не этот мир конфликтующих цивилизаций является нашей целью, то что вообще вкладывается в понятие “многополярность“? И является ли это понятие строгим? Готовы ли мы вообще применять достаточно строгий аппарат к описанию сегодняшнего мира? Или же мы сознательно пользуемся размытыми и необязательными определениями почти апофатического (применяю здесь христианский термин) свойства и качества?
К моему глубокому прискорбию, мы пока предпочитаем пользоваться именно подобной размытостью в качестве нормы обсуждения больных вопросов. С этой точки зрения, термин “многополярный мир“ несет в себе одну-единственную нагрузку. В нем утверждается, что мир не должен быть однополярным. То есть американоцентричным. В советский период существовали анекдоты армянского радио. В одном из этих анекдотов выдуманное радио спрашивали: “Что такое снег?" А радио отвечало: “Дорогой, ну, как тебе объяснить? Ты что такое персик – знаешь? Так вот, снег – это совсем наоборот!"
Приведенный мною анекдот является строгой иллюстрацией на тему об апофатическом определении. Что такое Икс? Это
не Игрек. Что такое многополярный мир? Это
не однополярный мир.
Актуальность данной темы входит в острое противоречие с ее размытостью. Конечно, никто из здесь собравшихся не хочет однополярного мира. Но наберусь смелости и заявлю, что есть вещи и пострашнее однополярного мира. Это мир, который ушел от биполярности (раздела по принципу СССР – США) и никуда не пришел.
Это и есть наш нынешний мир. Не пришел он никуда потому, что СССР, уйдя с мировой сцены, оставил незаполненным гигантский геополитический объем. Возник вакуум мировой власти. Казалось естественным, что этот вакуум будут заполнять США. Но США не смогли и не захотели сделать это.
Какое-то время слово “империя“ было ругательным. Особенно когда надо было сказать что-то негативное об СССР. Потом американские эксперты, причем весьма респектабельные, стали говорить о США как о Четвертом Риме и об империи. Я могу называть много имен, но мне кажется, достаточно имени Збигнева Бжезинского для того, чтобы доказать автохтонный характер американских претензий на позитивный империализм XXI века.
Но претензии остаются ничем до тех пор, пока за них не платят. США не смогли и не захотели заплатить за такие (отнюдь не всеми американцами разделяемые) претензии. Вопрос ведь здесь достаточно прост. Для имперского контроля над Ираком там надо разместить примерно 400 тысяч человек сухопутного американского контингента. И ввести режим, аналогичный тому, который был введен для Западной Германии и Японии после Второй мировой войны.
Вместо размытых разговоров о демократии в Ираке – нужно дать внятные проектные ориентиры наподобие тех, которые были связаны в предшествующий период с планами Маршалла или Макартура.
Затем надо осуществить то же самое в другой потенциальной провинции Четвертого Рима – Иране. Но там, по нашим расчетам, пришлось бы размещать уже не 400, а минимум 600 тысяч. Всего же «имперская» сухопутная армия США в варианте Четвертого Рима должна достигать 2-х миллионов человек.
США, которые решатся на такую трансформацию военных слагаемых своей социополитической (а значит, и экономической) системы, никак не будут напоминать те США, которые сейчас наличествуют. Подобная трансформация есть часть платы за империю. США не готовы заплатить эту цену. И потому разговор об однополярном мире повисает в воздухе. Нет ни идеологического проекта однополярного мира, ни субъекта под этот проект, ни ресурсов под субъект и проект.
Есть лишь вакуум, который никем не заполнен. Этакая историософская и геополитическая пустота. Не надо считать, что подобная пустота – это просто отсутствие. Пустота – как место, оставленное мыслью и волей, – становится почвой для произрастания всего, чего угодно. Радикальный террористический исламизм, угрожающий исламу больше, чем всем другим религиям мира, – это только одна из модификаций того, что может вырасти в пустоте.
Такова изнанка нынешней однополярности. Точнее, неготовности к однополярности. К исполнению роли жертвенного мирового лидера, выводящего мир на новый этап развития.
Но, может быть, тогда возможен какой-то иной вариант многополярности? Возможна многополярность не в виде апофатического лозунга, а в виде действительного проекта мирового устройства?
Что это такое? Это новый Священный Союз, концерт стран, способных предписывать нечто остальному человечеству? Вряд ли без мировой войны может сформироваться новый концерт подобного рода. А под предыдущим концертом хотят подвести черту все, кто проклинал и проклинает “ялтинский мир“ и “ялтинских хищников“.
Или же имеется в виду просто Организация Объединенных Наций, где у каждой страны равные прерогативы в управлении миром, устанавливаемые принципом: “одна страна – один голос“? Скорректированные наличием Совета Безопасности – эти прерогативы, тем не менее, не устраивают слишком многих.
К сожалению, мир никогда не управлялся благими намернениями, он всегда управлялся силами и интересами. И мне трудно представить себе, как будет построена такая конфигурация сил и интересов, в которой ООН удастся восстановить безусловный приоритет международного права над интересами ключевых игроков, воюющих за ресурсы будущего и место под солнцем.
Может быть, речь идет о том, что сама эта война в прошлом? И что мир может не воевать за ресурсы и позиции? Но мы видим, что это не так. Я рад бы был обсуждать утопии. Но нынешний мир на наших глазах начинает напоминать мир начала ХХ века. Тот самый, в котором действовал «закон неравномерности развития при империализме».
Дискредитированный идеологическими распрями, этот закон оказался вне поля рассмотрения по причине его связанности с именем Ленина и ленинской работой “Империализм как высшая стадия развития капитализма“. Но, к сожалению, мы вползаем именно в этот мир. А закономерности высшей стадии капитализма вновь начинают действовать после распада СССР. Поскольку именно СССР и коммунистический лагерь вывели мир из действия подобных закономерностей.
Глобализация – еще одно из размытых понятий используемого политкорректного языка. Но что глобализируется? Ведь не инфраструктура сама по себе? Глобализируются труд и капитал. Капитал идет в страны, где можно получить максимум прибыли. Труд – в страны, где можно получить максимум зарплаты. Капитал мигрирует на юг (имею в виду понятие не географическое, а обобщенное), труд – на север.
Страны мира начинают делиться на молодые (догоняющие) и старые (лидирующие). При этом делении США, очевидно попадают в разряд старых лидирующих стран. И в этом смысле их можно сопоставить с Великобританией 1907 года. Нас разделяет столетие. И объединяет поразительное «дежа вю» весьма печального свойства. Но если США попадают в этот разряд, то кто же является молодой догоняющей страной, нынешней «Германией 1907 года»? Ни у кого сейчас не возникает сомнений в том, что на эту роль претендует бурно восходящий Китай.
Китай никогда не был агрессивен. Он всего лишь требует, чтобы ему присудили место в соответствии с его игровым результатом. Но в том-то и дело, что это невозможно. Слишком многие мировые константы непоправимо рухнут, если мировая игра, ведущаяся по определенным правилам, будет сопровождаться корректным судейством по тем же правилам.
В мире отсутствует практика подобного судейства, его институты и процедуры. Нас отделяет 7 лет от 2014 года, который в рамках сегодняшних тенденций может повторить 1914-й год. Если мы хотим, чтобы этого не было, мы должны уйти от рыхлого политкорректного стиля, от гламурных сентенций по поводу благополучия и устойчивости.
Надеюсь, что мы сумеем найти в себе силы для этого. Первый шаг – это просто ревизия языка. Разговор о многополярном мире должен быть либо наполнен другой конкретностью, либо снят с повестки дня во имя более адекватного разговора.
Какого именно? Нельзя ответить на этот вопрос, если место серьезности занимает размытость. Сначала надо расчистить место для новых обсуждений. Тогда родятся новые действия, которые, возможно, предотвратят худшее.
Благодарю за внимание.
