ПЕЙЗАЖ ПЕРЕД БИТВОЙ

Новый класс — понятие энигматичное — таинственное, имеющее необозримый горизонт. Смыслы, носителем которых он является, представляют собой дерзновенный вызов, но не на дуэль — а на права владения, на лидерство и гегемонию в истории. Это война, возможно, не «первая», но «историческая» — ориентированная на Победу пока ещё неведомых пропорций.

Такая перспектива захватывает дух, заставляя размышлять о породе этих воинов — людей «четвёртого сословия»; о расе, упорно заселяющей разгосударствленную землю и транснациональный воздух. Побуждает вглядываться в неясный пока облик этих новых «граждан неба» — претендующих на многое и уже обладающих немалым. И создающих собственный мир, предназначенный не только для передачи идей, финансов и информации. Новый класс — группа неоднородная, требующая пространственно-исторического раскодирования, социальной расшифровки не только её генезиса, но перспектив уже очерченной, но пока не объяснённой Победы…

Я включил в траекторию рассуждения три столпа. Первый — глобальная революция. Этот термин, инициированный Первым докладом Римского клуба, хорошо известен, но до конца не раскрыт. Второй рубежный столп, отделяющий земли прошлого от пространств новизны, — новые системы управления. И шире — новые социальные конструкции, не представляющие собой ни учреждения, ни организации — мутанты новой организационной культуры. К ним можно прилагать массу языковых конструктов — это открытое поле действия. Театр лексических набегов и смысловых войн.

Третий рубежный столп — поколение Победы, идущее к своей цели из разных уголков Земли, сливаясь в когорту нового класса. Его власть приходит в виде идеократического сословия, оперирующего смыслами и целеполаганием для обществ; проектирующего, управляющего и воплощающего инновационные социальные и предпринимательские конструкции. Сегодня властвовать — значит лидировать в индустрии производства идей и смыслов.

Прежняя номенклатура и новые управленцы — две диалектически сопряжённые и отчаянно конфликтующие силы, которые внутри Старого мира выстроили собственное контробщество и теперь разрывают связующую с прошлым пуповину. Ведь контробщество всегда сокрушает прежний порядок.

КИТ ИЛИ СЛОН?

В чём тёмные пятна и неясность очередного социального переворота? Новый класс — эту новую политическую идентичность — можно описывать по-разному.

Например, как социальную страту с замысловатым генезисом, корни которого уходят в глубь времён, а обрубать их придётся топором Большой Истории. Однако в антропологическом ключе их можно описать и иначе, находя представителей этого семейства в любой исторической ситуации.

Но при всём том новый интеллектуальный класс — это деятельное явление, ворвавшееся и в мир, и в социологию на пороге 70-х годов XX века, породив массу впечатляющих феноменов и трендов, во многом определяющих теперь социальный ландшафт планеты. Речь идёт не о постиндустриальной или информационной, а именно о социальной революции, о борьбе за новый эон, за великую Победу, со своими знамёнами, традициями, мифами и историей.

После настоящей Победы прошлое никогда не остаётся прежним.

Некогда новый класс проиграл свой «Сталинград» — авангардные бои за будущее, и мы познали мир не как социальную связность людей, соотносящихся с постиндустриальным производством и бытием, но, скорее, подобно «освобождённому Франкенштейну» — как мучительные мутации джиласовского номенклатурного класса, не способного выбраться из сдавившей его исторической петли.

Большинство американских интеллектуалов, рассуждавших в конце XX века о «новом классе», не читало книги Милована Джиласа «Новый класс».

Но в ходе событий 60—70-х годов, названных впоследствии «вступлением в фазу новой метаморфозы человеческой истории», «мировой революцией», «великим переломом», термин вышел на поверхность. Однако уже в качестве имени класса, глубоко враждебного прежнему порядку вещей. Всё это происходило на фоне речей о глобальном сдвиге, новом мировом порядке…

Тем временем господство третьего сословия уходило в прошлое. А вместе с культурой протестантизма отменялся и «старый добрый веберовский капитализм».

Вот некая маргиналия фантазийного рода. Когда Маркс и Энгельс сидели за обеденным столом, Фридрих часто жаловался на сложности, связанные с фабричными хлопотами капиталиста (коим он и являлся). В итоге Маркс проникся проблемой настырного пролетариата и именно его поставил в оппозицию к буржуазии как могучего оппонента, источник свар и угроз, связанных с грядущей битвой за будущее. Так он сделал ставку в своём видении Победы. И проиграл.

Ибо не рабы сокрушили Римскую империю, не крестьяне наследовали феодалам и не пролетариат воспарил над капитализмом. Это поняли в XX веке весьма разные люди: Антонио Грамши — в тюремной камере изобретавший собственный социальный язык. Деятели Франкфуртской школы — Макс Хоркхаймер, Юрген Хабермас, Теодор Адорно, Герберт Маркузе... Что же объединяло этих мыслителей? Идея о марксизме без пролетариата… И всё же в энергиях, обуявших Маркса, было нечто, проявившееся затем в знаменитом одиннадцатом тезисе о Фейербахе — о деятельной позиции познающего мир индивида, о грядущей переделке мира. Или, как выразился один из основателей Римского клуба Эрих Янч, — об активном представлении будущего.

ИНТЕРМЕДИЯ ОТ ИСТОРИИ

К теме мыслящего сословия можно подходить с разными историческими мерками. Меритократия перекраивает прежнее понимание, связывая его не с происхождением, а с персональным статусом — нынешним и потенциальным.

При этом нить генезиса странной когорты можно протянуть не только от (пост)современности, но и из глубин истории — вбросить щепотку исторического перца в этот кипящий котёл борьбы за Победу. Такие концепты, как первое, второе, третье сословие, зазубрены ещё в школе, но мало кто помнит, что на пороге второго тысячелетия шла дискуссия о сословии четвёртом. Кто же зачислялся схоластами-теоретиками в эту страту? Ростовщики, лицедеи и алхимики — люди, преступавшие традиционные запреты, «выходящие за рамки». Траектория этого рассуждения уводит нас в ещё более седую древность.

Вспомним индийскую кастовую систему варн: наверху — брамины, ниже — раджи, затем люди, связанные с материальным производством — купцы, крестьяне — вайшья. Это — привычная трёхсословная система. Но в отличие от Европы в этой системе присутствовало четвёртое сословие — шудры.

Нередко шудры понимались как «угнетаемый индийский пролетариат», однако исторически это нечто иное: люди, профессионально оказывающие услуги. В сущности, как это ни парадоксально, шудры — люди постиндустриального общества, включая представителей шоу-бизнеса, а также советники, сочинители, танцоры…

В Древней Индии считалось, что история движется от Золотого века к Кали-юге — веку Железному. С определённым металлом ассоциировались у них и варны: шудры соответствовали железу.

ЭКОНОМИКА И ПОБЕДА

Таковы краткие «воспоминания о будущем». В XXI веке человек интеллектуального труда получил доступ ко многому, к чему не имел его прежде. Он пользуется инструментами, технологиями и информацией, не существовавшими никогда, общается в режиме реального времени с людьми и организациям, припадая к источникам технического и гуманитарного знания. И у него возникают амбиции, для которых не было оснований. Интеллектуал-практик начинает претендовать на будущее как на виртуальный Клондайк, где ему суждено не столько отрыть непомерное богатство, сколько одержать историческую Победу, сияние которой затмит все прежние… В результате появляются организации, основанные не на штатной структуре, а на пучке амбиций — на проектном принципе деятельности. Они возникают на основе неформальных коммуникаций (как в среде высшего менеджмента, так и «аутсорсинга») в виде не обязательно фиксируемых штатным расписанием констелляций — созвездий, обеспечивающих, прежде всего, движение нематериальных активов. Люди, управляющие нематериальным производством, определяют состоятельность, доходность, капитализацию и — главное — перспективность предприятия. Новый класс строит свою версию будущего — осваивая призрачные предметные поля и возводя футуристические социальные конструкции.

Что есть новые предметные поля — до поры не знает никто. Кроме тех, кто их видит. Увидел такую делянку, позвал друзей на открывшийся Клондайк, и выращивай бобовое зёрнышко, которое может осыпать компанию «денежками с неба», рождёнными «из воздуха». Когда-то это называлось кастовостью. Затем сословностью. Потом классовым чутьём. Как это будет называться теперь — посмотрим. Может — симпатией? Сейчас некоторые эффективные предприятия так и организуются — по типу симпатии компаньонов и распадаются с разрушением этого нематериального, но веского основания…

ПРИДЁТ ЗВЕРЬ, ВОСТРУБИТ АНГЕЛ, И НАСТАНЕТ ПОБЕДА

Оружие победы — креативность, разрушающая дряхлую социальную конструкцию. Сейчас гений, вылезший из глиняной хижины, равно может и погибнуть в уличной драке, и занять своё место в Новом мире. И не столь уж редка в (пост)современном мире ситуация, когда в организацию с пиететом приглашают человека, обладающего неким единственным даром — но дар этот основа «брахмаастры» — оружием грядущей Победы. Тот, кто обладает творческой потенцией, владеет отнюдь не грошиком. А head-hunters — ищейки будущих полководцев и генералитета — выискивают не просто творческих людей, но, скорее, поводырей. Ибо есть в мире особые точки, недоступные функциональному зрению, но видимые современными Гомерами-слепцами, которых слушают очень-очень внимательно, ибо понимают, что ныне Победа куётся не в кузницах кустарей.

Мы открываем пространство, для которого нет адекватного языка. Оно обладает неявной целостностью, неопознанной системой ценностей, историческим целеполаганием, разрывающим социальные горизонты. Плюс — собственным доминирующим субъектом. И хотя суетное время большей частью приносит ворох вопросов, образуя замысловатое историческое lego, части этой мозаики слагаются в логическую конструкцию, выстраивая шеренги солдат, вступающих в битву за будущее. И вкус перемен ощутим. Он как песок на губах в стране миражей перед скорой бурей. Это будет время либо великого поражения, либо неугасимой Победы.