В обширном собрании ленинских теоретических работ, публицистических статей, политических речей и докладов  постоянно  и с возрастающей силой звучит тема культуры, причем своего пика она достигает в послереволюционный период его жизни и деятельности. В отличие от трудов Маркса и Энгельса, в которых слово «культура» встречается достаточно редко, у Ленина оно не сходит со страниц всех его последних выступлений и статей, что позволяет сделать вывод о ключевом значении этого слова в системе его воззрений относительно путей и способов перехода России к социализму. Сам этот переход мыслился Лениным и как одновременно процесс вхождения России в разряд наиболее цивилизованных стран современного мира, т. е., говоря сегодняшним языком, как процесс ее модернизации.

В дореволюционный период обращение Ленина к проблематике культуры в основном ограничивалось краткой характеристикой и общей оценкой сути, роли и смысла культуры в классово-антагонистическом, прежде всего капиталистическом, обществе. Эта оценка, как правило, не выходила за рамки свойственной всему марксизму критики буржуазной культуры в качестве социально отчужденной и исторически преходящей формы ее существования.  От других крупных марксистов того времени Ленин отличался, пожалуй, тем, что  с большей настойчивостью подчеркивал эксплуататорскую, враждебную к трудящимся классам сущность буржуазной культуры. При этом он со всей определенностью отдавал себе отчет в том, что если что и можно поставить в заслугу западноевропейскому капитализму, так это прежде всего созданную им  культуру, включающую в себя науку, технику, образование и многое другое. В этом, по мысли Ленина, состоит несомненное преимущество капиталистической Европы перед современной ему Россией.

История, согласно Ленину, знала до сих пор два основных способа организации общественной жизни. Первый из них представлял собой прямую власть господствующего класса, непосредственно организованного в бюрократически-иерархическую си­стему государственного управления, над народными (преимущественно крестьянскими) массами. С этой целью она использует всю мощь чиновничьего, военного и поли­цейского аппарата подавления. Этот тип помещичье-чиновничьей организации общества с характерными для нее чертами азиатского деспо­тизма и почти полным отсутствием сколько-нибудь раз­витой общественной (публичной) жизни на­шел свое классическое выражение в самодержавно-кре­постническом строе царской России.

По сравнению с ним западноевропейский путь  капиталистического развития вел к более «куль­турному» и «цивилизованному» типу обществен­ной организации. Капитализм дал мощный толчок раз­витию производительных сил общества, привел к созданию промышлен­ной индустрии, техники и науки. «Капиталистическая культура, –  писал В.И. Ленин, – создала крупное про­изводство, фабрики, железные дороги, почту, телефоны и прочее...»[1] Однако все достижения куль­туры и цивилизации предстают здесь исключительно как сила капитала, посредством которой он утверж­дает свое экономическое и политическое господство в обществе. «В буржуазном обществе массой трудящих­ся... управляло меньшинство, имущие, участвующие в капиталистической собственности, превратившие обра­зование и науку, высший оплот и высший цвет капита­листической цивилизации, в орудия эксплуатации, в монополию, для того чтобы громадное большинство людей держать в рабстве»^[2]. Подобная констатация кажется ныне излишне предвзятой и категоричной, но для русского революционера и социалиста конца ХIХ – начала ХХ вв.  она вполне закономерна.  Россия в ее окончательном виде, с его точки зрения, не может быть ни крестьянской, ни буржуазной. Крестьянская Россия – синоним ее отсталости, уходящего прошлого, а буржуазная Россия еще не появилась, и бессмысленно ждать, когда она наконец появится. Будущее России, как его видел и понимал Ленин, может быть только социалистическим, путь к чему лежит через пролетарскую революцию и диктатуру пролетариата. А необходимые материальные и духовные предпосылки для перехода к социализму заложены в той же культуре, какой она предстает на этапе капитализма. Правда, предпосылки эти сложились в полной мере не в России как слабом звене капитализма, а на Западе.

Классовая сущность буржуазной культуры состоит, следовательно, не в самих по себе достижениях науки, техники, производства, искусства и т. д., а в их отчужденной от трудящихся масс форме существования, в  монополизации этих достижений меньшинством с целью упрочения своего господствующего положения в обществе. Противоречие между общечеловеческим содержанием культуры и частной формой ее присвоения лежит в основе всей культурной эволюции капитализма. Данное противоречие дает знать о себе в каждой национальной культуре, как они сложились на этапе капитализма – в виде противостояния в ней элементов буржуазной и социалистической культуры.   Данное обстоятельство и имел в виду Ленин, когда писал о наличии двух культур в каждой национальной культуре. «В каждой национальной культуре есть, хотя бы не развитые, элементы демокра­тической и социалистической культуры, ибо в каждой нации есть трудящаяся и эксплуатируемая масса, усло­вия жизни которой неизбежно порождают идеологию демократическую и социалистическую»^[3].^.

Классовая ограниченность буржуазной культуры дает знать о себе в самом факте ее национально обособленного существования, имеющего своим следствием культурную разобщен­ность наций и народов, насильственное навязыва­ние слаборазвитым народам «культуры» ведущих капиталистических держав. Но более всего она проявляется в империалистических войнах, в которых «защита культуры» осуществляется, по словам Ленина, «орудиями истребления культуры». В условиях политического и социального хаоса, вызванного Первой мировой войной, когда стало ясно, что “цивилизованный”, “культурный” капиталистический мир идет к неслыханному краху, который способен порвать и неминуемо порвет все основы культурной жизни»^[4], перед человечеством встает дилемма: «погубить всю культуру и погибнуть или революционным путем свергнуть иго капитала, свергнуть господство буржуазии, завоевать социализм и прочный мир»^[5].^.

Не в «столкновении» западной цивилизации  с другими цивилизациями, а в самой западной цивилизации, раздираемой классовыми и межнациональными противоречиями (на почве конкуренции между буржуазными нациями за мировое экономическое и политическое лидерство), Ленин увидел смертельную угрозу культуре. Даже лозунг национальной культуры он посчитал буржуазным, видя в нем проявление буржуазного национализма. Признавая относительную оправданность этого лозунга  в борьбе буржуазии с феодальным прошлым, он отвергал его применительно к классовой борьбе пролетариата с буржуазией. Пролетарским лозунгом является интернациональная культура трудящихся всего мира. Речь шла у него, правда, не об отрицании национальной культуры, как это ему часто приписывают, а о невозможности для рабочего класса замыкаться в границах какой-то одной национальной культуры, отбрасывая все ценное, что есть в других культурах. Рабочие, по мысли Ленина, будучи интернациональным классом, являются наследниками всей мировой культуры. В освобождении культуры от классово и национально ограниченной формы ее существования в капиталистическом обществе, в придании ей подлинно интернационального и общечеловеческого масштаба и со­стоит культурная миссия социализма.

Отметим попутно, что противоположностью буржуазной культуры является для Ленина не «пролетарская культура» (таковая со всей решительностью будет отвергнута им в ходе послереволюционной  дискуссии с теоретиками Пролеткульта), а именно социалистическая. Разница здесь в том, что так называемая пролетарская культура предполагает существование пролетариата как особого класса, тогда как социализм, будучи бесклассовым обществом, придает и культуре бесклассовый характер.

Здесь отчетливо прослеживается выявленная уже в классическом марксизме прямая связь между собственно экономическими и по­литическими (классовыми) целями пролетарского революционного движения и культурными (интернациональными и бесклассовыми) целями развития самого человека. Капитализм, ли­шая рабочих собственности на средства производства, одновременно ли­шает их свободного доступа ко всему богатству культуры. Но тем самым он как бы насильно удерживает их в границах своего класса. Это не означает, конеч­но, что рабочие при капитализме вообще лишены возможности потреб­лять  ту или иную культурную продукцию. В определенной мере капитализм даже расширяет по сравнению с прошлым рамки такого потребления, хотя и придает ему характер удовлетворения «фиктивных», «неистинных» потребностей. По словам Маркса, «то уча­стие, которое рабочий принимает в потреблении более высокого порядка, а также и в духовном потреблении, – агитация за свои собственные интересы, выписка газет, посещение лекций, воспитание детей, развитие вкуса и т. д., – то единственное его участие в цивилизации, ко­торым он отличается от раба»^[6],  определяется в конеч­ном счете не потребностью человека в само­развитии, а интересами капиталиста, стремящегося к расширению круга потребностей с целью увели­чения  своей прибыли.   «Поэтому...  капиталист  выискивает всяческие средства, чтобы стимулировать... потребление, придать своим товарам большую привлекательность, на­вязать рабочим новые потребности и т. д. Как раз эта сторона отношения между капиталом и трудом пред­ставляет собой существенный момент цивилизации и именно на ней покоится историческая правомерность капитала, но вместе с тем и его нынешнее могуще­ство»^[7]. Результатом такого потребления является  не сам человек во всей целостности своего общественного бытия, а существование основной массы людей     в качестве рабочей силы, производящей капитал.

Переход от частной к общественной собственности как главная цель пролетарского и всего коммунистического движения имеет с этой точки зрения не толь­ко экономический, но и глубоко культурный смысл. В своем стремлении изменить прежние условия производства и общения, поставить их на новую основу рабочие ру­ководствуются отнюдь не интересами личной наживы и обога­щения (как то бездоказательно приписывают им, начиная с Макса Штирнера, все мелкобуржуазные кри­тики коммунизма), а желанием изменить самих себя, наполнить свою жизнь подлинно челове­ческим содержанием. Рабочие нуждаются в новом обществе, потому что сами хотят стать «новыми»  –  теми, кто в своем индивидуальном обли­ке и образе жизни стоит вровень с высшими достижениями человеческой цивилизации и культуры.  Революционные пролетарии, писали Маркс и Энгельс, «слишком хорошо знают, что лишь при изменившихся обстоятельствах они перестанут быть “прежними”, и поэтому они проникнуты решимостью при первой же возможности изменить эти обстоятель­ства. В революционной деятельности изменение самого себя совпадает с преобразованием обстоятельств»^[8].

По нынешним временам можно, конечно, усомниться в том, что именно этой целью руководствуется  рабочее движение. Но несомненно, что любой человек, так или иначе втянутый в творческий труд, ищущий в нем способ реализации своей личности, хочет жить в обществе, максимально благоприятствующем такой деятельности. Общественная собственность, превращающая культуру в личное достояние каждого индивида,  делающая всестороннее развитие человека главной целью производства, – пожелание не просто рабочего, но любого разумного существа, стремящегося жить в обществе в соответствии со своими способностями и индивидуальным призванием. Переход к общественной собственности создает тем самым ситуацию, при которой все во­просы экономического и политического строительства оказываются прямо связанными с культурным ростом всего народа и каждого индивида в отдельности. Не учитывая этой внутренней связи между политикой, экономикой и культурой в процессе социалистического строительства,  нельзя понять и смысл ленинского учения о куль­туре.

Скажут, культура – необходимое условие любого общественного развития, не только социалистического. И это, конечно, верно. Но только социализм превращает культуру не просто в средство, но в цель развития, подчиняя  этой цели все области человеческой жизнедеятельности.  В процессе перехода к социализму культура, по мысли Ленина, охватывает собой  всю сферу практической (материальной и духовной)  деятельности «низов», вставших на путь самостоятельного исторического творчества. Организация этих «низов», формы их объединения в процессе социалистического строительства не могут  опираться ни на «дис­циплину палки», ни на «дисциплину голода». Методы политического насилия, равно как и экономического принужде­ния, чужды природе социали­стического строя. Сама организация труда в этих условиях, исключающая все виды труда подневольного, «держится и чем дальше, тем больше будет держаться на свободной и сознательной дисцип­лине самих трудящихся, свергнувших иго как помещи­ков, так и капиталистов»^[9]. Та степень сознательности и свободы, с какой массы творят свои общественные отноше­ния, вовлекаются в сферу хозяйственной и политиче­ской жизни, и является здесь подлинным мерилом культуры.

В этом смысле Ленин пред­остерегал против чрезмерного преувеличения роли чи­сто государственных, осуществляемых по приказу «сверху», хотя и опирающихся на энтузиазм масс методов хозяйствования и управления страной, получивших название «военный коммунизм». «...Непо­средственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государствен­ное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране»^[10]оказалось невозможно. Ни вмешательство «сверху», ни массовый энтузиазм сами по себе не в состоя­нии обеспечить решение задач социалистического строительства, если отсутствует необходимый уровень культуры масс, если массы хотят, но не могут (в силу отсутствия культуры) строить самостоятельно свою экономику и свое государство.

Движение к социализму после завоевания власти прямо упиралось в задачу повышения культурного уровня масс. Практическая значимость этой задачи ставит ее в центр почти всех послеоктябрьских работ  Ле­нина. С переходом к мирному этапу развития револю­ции основное внимание, неоднократно подчеркивал он, необходимо сосредоточить именно на вопросах культуры. «Коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм» он видел в том, что если «раньше мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоева­ние власти и т. д.», то теперь «центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную “культурную” работу… у нас действительно теперь центр тяжести сводится к культурничеству»[11]. «Для нас достаточно теперь этой культурной револю­ции для того, чтобы оказаться вполне социалистической страной...»[12]. Победу нового общества Ленин ставит в прямую зависимость от того, насколько быстро рабочие и крестьяне смогут освоить достижения уже сложившейся культуры и цивилизации, сделать их своими, «достигнуть уровня обыкновенного цивилизованного государства Западной Европы»^[13].

 Здесь мы подходим к основному пункту ленинской теории культуры – к вопросу о необходимости соеди­нения культуры с революционной деятельностью масс, с их созидательной (хозяйственной, организационной, политической) работой. Не культура для масс, т. е. культура, ориентированная на массы как лишь пассивных потребителей культурной продукции (так называемая массовая культура), а культура самих масс – вот проблема, которую Ленин ставит во главу угла, рассматривает как решающую для всего дела социального преобразования страны.

В этой простой и короткой формуле – соединение культуры с массами – смысл и главная цель всех революционных преобразований в культуре. Однако за кажущейся про­стотой этой формулы скрывается, по словам Ленина, сложнейший социальный эксперимент, требующий титаниче­ской исторической работы  трудящихся. Он означает колоссальный духовный сдви­г в жизни народа, коренную переделку всех старых устоев труда, быта, сознания и психологии миллион­ных масс людей.

Соединить культуру с массами – значит сделать массы культурными. Такую задачу  не ре­шишь в одно мгновение, одним усилием. Помимо вре­мени для ее решения требуются определенные экономические и политические предпосылки, ко­торые также появляются не сразу. Культурный подъем масс – достаточно длительный процесс, который имеет и свою историческую дистанцию, и свою обус­ловленную конкретными обстоятельствами последова­тельность.

Здесь отчетливо вырисовываются подлинные масштабы социалистической революции. Последняя не сводится лишь к смене полити­ческой власти, установлению пролетарской диктатуры. Политический переворот есть лишь начало, пролог переворота культурного. В соответствии с этим Ленин говорил о двух основных этапах со­циалистической революции: первый решает задачу завоевания рабочим классом полити­ческой  власти, второй – задачу созидательной, мирной, культурной работы по строительству нового об­щества. Если методом решения первой задачи является революционное насилие большинства над мень­шинством, то методом решения второй задачи становятся массовое образование, просвещение и обучение трудящихся, их реальное  приобщение к культуре, а через нее – к активному социальному творчеству. Культурная революция есть в этом смысле исторически неизбежное продолжение и завершение революции политической.

Идея культурной революции – вот, пожалуй, то главное, что внес Ленин в марксистскую теорию социалистической революции. В этой идее Ленин, по существу, воспроизвел то, с чем боролся всю жизнь – главную идею либерального сборника «Вехи». Для позднего Ленина путь к социализму в такой отсталой стране, как Россия, лежит не через политическую революцию, не через насилие, а через просвещение и культуру. Посредством революционного насилия можно взять власть, но нельзя перейти к социализму. До тех пор, пока рабочий класс не овладеет всем богатством мировой (прежде всего буржуазной) культуры, нельзя говорить о социализме как свершившейся реальности.

Важнейшей составной частью этой общей проблемы стал вопрос об отношении трудящихся масс к культурному наследию. Формула со­единения культуры с массами раскрывается Лениным как освоение и практическое использование массами всего того ценного и прогрессивного, что было достигнуто предшествующим ходом культурного развития. Ленин – убежденный противник любого изобретения новой культуры. Не выдумка новой – в духе Пролеткульта – культуры, а сохранение и усвоение всего того, что было в этом плане  уже создано при капитализме, – вот в чем в первую очередь нуждаются рабочие и крестьяне.  «Нужно взять всю культуру, ко­торую капитализм оставил, и из нее построить социа­лизм. Нужно взять всю науку, технику, все знания, ис­кусство. Без этого мы жизнь коммунистического обще­ства построить не можем»[14]. Соедине­ние культуры с массами могло означать в этой ситуации только одно: их соединение с буржуазной культурой, ибо никой другой – более совершенной –  на данный момент не было и быть не могло. Суть этой задачи Ленин формулирует с определенностью, не оставляющей никаких сомнений: «Задача – как соединить победоносную пролетарскую революцию с буржуазной культурой, с буржуазной наукой и техни­кой, бывшей до сих пор достоянием немногих, задача, еще раз скажу, трудная»[15].

Трудность решения этой задачи многократно возрас­тала в силу специфических особенностей России, ко­торая к моменту революции оставалась страной полупатриархальной, преимущественно мелкокрестьянской, не прошедшей в общенациональном масштабе капитали­стического пути развития. По уровню своего экономи­ческого и  социального развития Россия, по словам Ленина, стояла «на границе стран цивилизован­ных и стран, впервые этой войной (Первой мировой вой­ной.— В. М.) окончательно втягиваемых в цивилиза­цию, стран всего Востока, стран внеевропейских...»[16]. Промежуточное положение России между цивилизованными странами Запада и отсталыми государствами Восто­ка определило некоторые особые черты русской рево­люции, «лежащие, конечно, по общей линии мирового развития, но отли­чающие ее революцию от всех предыдущих западноев­ропейских стран и вносящие некоторые частичные новшества при переходе к странам восточным»[17]. Осо­бенностью русской революции было то, что, назвав себя социалистической, она осуществилась в стране, в которой отсутствовали материальные и культурные предпо­сылки построения социализма. На Западе эти предпосылки форми­руются, как известно, на стадии зрелого капитализма. В дореволюционной России они, естественно, не успели сложиться. Своеобразие русской революции,  передавшей политическую власть в руки рабочих, состояло, согласно Ленину, в том, что она стала не  результатом, а только началом создания таких предпосылок, лишь открывала собой движение России по пути цивилизации (сейчас бы сказали модернизации), но уже не в клас­сически буржуазной, а в социалистической форме. По словам  Ленина, в ходе революции пролетариат за­воевал для себя не совсем обычные условия «для даль­нейшего роста цивилизации», ибо «политический и со­циальный переворот оказался у нас предшественником тому культурному перевороту, той культурной революции, перед лицом которой мы все-таки теперь стоим»[18].

В этой ситуации большевикам, возглавившим революцию, при­шлось иметь дело с массами, которые в большинстве своем «не доросли» даже до буржуазной культуры, не освоили те элементы общеобразовательной и технической грамот­ности (не говоря уже о грамотности экономической, финансовой, политической и правовой), которые требует от работника любое промышленно развитое производство. Да и сами большевики, поднявшиеся на вершины власти из «низов», за редким исключением высокой культурой не блистали.  Культурные достижения дореволюционной России, давшей миру за­мечательные творения в области искусства, литературы, науки и техники,  поддерживались в основном уси­лиями узкого слоя художественной и научно-технической интеллигенции. Основная же масса населения – крестьянство, связанное с докапиталистическим, полунатуральным укладом жизни, а также значительная часть пролетариата, вышедшая из беднейших слоев крестьянства и не про­шедшая длительной «школы» капитали­стического производства, – находились, по существу, в со­стоянии почти полной темноты и невежества, поголов­ной безграмотности и абсолютной неосведомленности по части современных достижений науки и техники, управления произ­водством, методов и форм организации труда. Это состояние «полуазиатской бескультурности» являлось одним из самых опасных и тяжелых последствий царизма. «В то время, – писал Ленин, – как мы болтали о пролетарской культуре и о соотношении ее с буржуазной культурой, факты преподносят нам циф­ры, показывающие, что даже и с буржуазной культурой дела обстоят у нас очень слабо»[19]. Отсюда понятно и другое высказывание Ленина: «...нам бы для нача­ла достаточно настоящей буржуазной культуры, нам бы для начала обойтись без особенно махровых типов куль­тур добуржуазного порядка, т. е. культур чиновничьей, или крепостнической и т. п.»[20]

В сочетании отрицания старого общества с признанием необходимости сохранения того ценного, что этим обществом было создано в плане культуры, предельно четко раскры­вается позиция рабочего класса по отношению к свергае­мому им буржуазному обществу. Если насилие в отношении этого общества оправдано при взятии и сохранении им политической вла­сти, то его способность учиться, не только ценить культуру, но проводить ее в массы –  непременное условие его не только политической, но и моральной победы над буржуазией – прежде всего той ее части, которая испокон века считала себя единствен­ной  хранительницей культуры – над буржу­азной интеллигенцией. Имея в виду последних, Ленин писал, что, когда они «увидят на практике, что пролетариат вовлекает в это дело (в дело культурного просвещения. – В.М.) все более широкие массы, они будут побеждены морально, а не только политически отсечены от буржуазии»[21].

Опираясь на насилие, нельзя построить со­циализм, нельзя привлечь на сторону пролетариата ту часть интеллигенции, знания и опыт которой необходи­мы ему для собственного культурного роста. «Скажут: вместо насилия Ленин рекомендует моральное влияние! Но глупо воображать, что одним насилием можно решить вопрос организации новой науки и тех­ники в деле строительства коммунистического общест­ва. Вздор! Мы... в эту глупость не впадем и от нее мас­сы будем предостерегать»[22].

Любую попытку превратить насилие в способ ре­шения вопросов культурного порядка Ленин ква­лифицировал как прямое отступление от марксизма в сторону анархизма и мелкобуржуазной революционно­сти. Насилие несовместимо с культурной политикой ра­бочего класса и не является средством перехода от бур­жуазной культуры к социалистической. Со­циалистическая культура возникает посредством не насильст­венного ниспровержения и разрушения буржуазной культуры, ее абстрактного отрицания только на том основании, что она не есть про­дукт исключительно пролетарского сознания, а в результате сознательной и критической переработки всего ценного, что в ней содержится. Это тоже борьба, но иного рода, чем система запретов, кара­тельных мер и преследований. Основным аргументом в ней является способность масс учиться, их умение организовывать себя на началах сознательной, ос­нованной на всем опыте человеческой культуры и науки дисциплины.

Сама задача соединения культуры с массами мог­ла показаться по тем временам (да и казалась многим) чисто утопической. Можно ли сочетать темного крестья­нина – продукт в основном  добуржуазных отношений и полуграмотного рабочего с наиболее развитыми (буржуазными) формами куль­туры? И где гарантия, что такое сочетание, даже если и возможно, даст в итоге социалистический тип раз­вития, а не приведет к буржуазному перерождению? Первый вопрос муссиро­вался откровенными врагами социализма, второй ставился  представителями того направления в социализме, которое Ленин обвинял в «мелкобуржуазной революцион­ности» и которое было одержимо идеями «чистой про­летарской демократии» и «чистой пролетарской куль­туры». Отвечая первым, Ленин обращал внимание на их кровную заинтересованность в сохранении былой моно­полии на общественное управление и культуру и выте­кающее отсюда стремление доказать неспособность масс к общественному самоуправлению и социальному творчеству; отвечая вторым, он показывал всю утопич­ность и фантастичность их представлений о социализме. Последний может быть построен лишь на базе того человеческого материала, который достался стране от прошлого.

Как же практически решить задачу преодоления ве­ковой отсталости России от цивилизованных стран и при этом направить дело образования и просвещения рабочих и крестьян в русло социалистического строи­тельства? Если задача культурного роста населения решается, согласно Ленину, путем планомерной организации все­го дела народного образования и просвещения в обще­национальном масштабе, то его приобщение к  строительству социализма достигается в результате сочетания образовательной деятельности с организованным участием в политической и общественной жизни страны, или, как говорил Ленин, путем соединения школы с полити­кой. Школа, образование, по мысли Ленина, долж­ны служить необходимой ступенью к активной трудовой и общественно-политической деятельности каждого человека. Причем под образованием здесь понимается не просто ликвидация безграмотности (это могло рас­сматриваться только как исходная, изначальная мера), а такое  «повышение культуры», которое означает формирование у людей способности к само­стоятельному участию в общественной жизни. «...Не­достаточно безграмотность ликвидировать, – писал Ленин, – но нужно еще строить советское хозяй­ство, а при этом на одной грамотности далеко не уедешь. Нам нужно громадное повышение культуры»[23].  И, разъ­ясняя, в чем состоит это «повышение культуры», Ленин конкретизировал свою мысль: «Надо добиться, чтобы уменье читать и писать служило к повышению культуры, чтобы крестьянин получил возможность применить это уменье читать и писать к улучшению своего хозяй­ства и своего государства»[24]. Подлинная культура начи­нается там, где грамотность, образование, да­ваемые школой, соединяются с практическим умением организовать и наладить работу в сфере государственно­го аппарата и хозяйственного строительства, где проис­ходит органическое слияние культурного роста личнос­ти и общественной самодеятельности народа.

Разрабатывая стратегию культурной революции, Ленин делает основной упор не на декретирование какой-то особой  культуры, создаваемой разного рода «спе­циалистами по культуре» (стремление, нашедшее четкое выражение в идеологии и практике Пролет­культа, а затем продолженное Сталиным в его надуманной концепции социалистического реализма), а на развитие уже существующих образцов куль­туры, но только в связи с практической деятельностью масс. «Не выдумка новой пролеткультуры,  а развитие  лучших образцов, традиций, результатов  существующей  культуры с точки зрения миросозерцания марк­сизма и условий жизни и борьбы пролетариата в эпоху его диктатуры»[25] – такова ленинская формула культуры, которая потребна социалистическому обществу. Согласно этой формуле социалистической культурой следует считать всю мировую культуру, но только ставшую достоянием каждого человека, если угодно, общественной собственностью трудящихся классов. Творчество Шекспира, Гете, Пушкина, Гоголя и Толстого принадлежит социалистической культуре в той же мере, что и произведения так называемых пролетарских (а за ними и советских) авторов. Эти имена, как и имена других великих писателей, ученых, философов, нельзя исключать из социалистической культуры только на том основании, что они принадлежат людям, не считавшим себя марксистами, социалистами  и тем более социалистическими реалистами.  Культура является социалистической в силу не своих каких-то стилистических, методологических и даже идейных особенностей, а своей способности служить людям безотносительно к их классовым и национальным различиям.  Иное дело, что на всю предшествующую культуру пролетариат стремится наложить печать своего миросозерцания, использовать ее в соответствии со своими целевыми установками. По словам Н.К. Крупской, Ленин «хотел, чтобы та новая культу­ра, которую мы строим, носила на себе печать пролетар­ской борьбы, пролетарской мысли, но он был против то­го, чтобы рабочий класс строил для себя какую-то осо­бую культуру, в ней замыкался. Рабочий класс – вождь всех трудящихся, поэтому и в области культуры и в об­ласти культурной революции он не строит для себя обособленной культуры, но он на всю культуру накла­дывает свою особую печать, и Владимир Ильич особен­но подчеркнул в своей речи (на III съезде комсомола. – В.М.) именно эту сторону, на которую те, которые гово­рили о пролетарской культуре, обращали мало вни­мания[26].

Каковы же те конкретные задачи,  которые должны решаться массами в ходе культурной революции? Первой такой задачей является задача «учиться управлять» по-новому, учиться самостоятельно руководить своим государством. Никакие законы и декреты, какими бы справедливыми и демократическими они ни были, не могут обеспечить реального участия масс в политической деятельности, если эти массы необразованны, темны, не обладают необходимым запасом знаний. Характеризуя те трудности, которые встали перед советским государством сразу же после революции,  Ленин писал: «Советский аппарат на словах доступен всем трудящимся, на деле же он далеко не всем им доступен, как мы все это знаем. И вовсе не потому, чтобы этому мешали законы, как это было при буржуазии, наши законы, наоборот, этому помогают. Но одних законов тут мало. Необходимо масса работы воспитательной, организационной, культурной,  чего нельзя  быстро сделать законом, что требует громадной длительной работы»[27]. Отсутствие у масс опыта государственного управления оборачивается на практике не только такими явными проявлениями бюрократизма, как коррупция,  бессмысленная канцелярщина и волокита, но и бесконтрольностью, неподотчетностью высших органов власти низшим, злоупотреблениями личной властью, административным произволом. «…Некультурность принижает Советскую власть и воссоздает бюрократизм»[28]. Во что вылилась эта некультурность (а по существу – варварство) после смерти Ленина всем известно.

Вторую основную задачу культурной революции Ленин сформулировал как задачу «учиться работать» по-новому, что означало в конечном счете формирование нового типа работника, сочетающего профессиональные знания технических и научных основ современного производства с соблюдением необходимой для этого производства организацией и дисциплиной труда. Такого работника не знала старая Россия. «Русский человек, –  писал в этой связи Ленин, – плохой работник по сравнению с передовыми нациями. И это не могло быть иначе при режиме царизма и живости остатков крепостного права. Учиться работать – эту задачу Советская власть должна поставить перед народом во всем ее объеме»[29]. И в этом случае решение проблемы он видит в соединении «советской организации управления с новейшим прогрессом капитализма»[30].

Наконец, третьей задачей культурной революции Ленин считал  задачу «учиться торговать», что позволит наладить союз города и деревни, будет способствовать переводу многомиллионной армии крестьянства на путь кооперативного (сначала сбытового, а затем и производственного) хозяйствования. «…Культурная работа в крестьянстве, как экономическая цель, преследует именно кооперирование»[31]. «Но это условие полного кооперирования включает в себя такую культурность крестьянства (именно крестьянства, как громадной массы), что это полное кооперирование невозможно без целой культурной революции»[32]. Нэп в этом смысле – органическая часть культурной революции, как она была задумана Лениным. Суть нэпа – не просто в замене продразверстки продналогом, но и в переходе на рельсы экономического хозяйствования с сохранением элементов частной собственности и свободной торговли. Через торговлю к кооперированию, а через кооперирование к индустриализации сельскохозяйственного производства, к превращению крестьянина в современного работника, владеющего техническими, агрономическими и экономическими знаниями,  – таков, согласно Ленину, путь культурного подъема деревни. Только на этом пути можно преодолеть вековую противоположность между городом и деревней, а аграрно-патриархальную страну, какой всегда была Россия, перевести в разряд развитых промышленных стран.  Если это еще не социализм в полном смысле этого слова (Ленин вряд ли допускал возможность окончательного построения социализма в отдельной стране), то, во всяком случае, тот уровень цивилизационного развития, который необходим для перехода к социализму.

Предложенная Лениным программа культурной революции, по существу, была тем, что сейчас принято называть модернизацией России. Ленин лишь хотел осуществить эту модернизацию методами, исключающими государственное насилие над личностью (как при царизме) и экономическое принуждение (как при капитализме). Пожалуй, в этом и состояла социалистическая направленность его модернизационного проекта. Тот факт, что после его смерти развитие пошло по другому пути – по пути сочетания крайней формы деспотизма и бюрократической власти с принудительным трудом, говорит не о порочности ленинской программы культурной революции, а о большей, чем он думал, прочности так и не преодоленной нами до конца традиции  варварства и бескультурья. Причем носителями этой традиции явились не только низовые слои общества, но и те, кто пришел к власти в результате революции. То, что Ленин считал проявлением российского варварства – бюрократический произвол,  они выдали за социалистическую или за исконно русскую добродетель. Многие так думают и сегодня. И потому сформулированные Лениным задачи культурной революции сохраняют свою силу и актуальность и для нашего времени.

Опубликовано: кн.: Ленин on line. 13 профессоров о В.И. Ульянове-Ленине / Под общей редакцией А.В. Бузгалина и П. Линке. М.: ЛЕНАНД, 2010.

Публикуется на www.intelros.ru по согласованию с автором