Татьяна Нефедова
|
Огромные пространства легко давались русскому народу, но не легко давалась ему организация этих пространств в величайшее в мире государство, поддержание и охранение порядка в нем (Н. Бердяев. Судьба России, 1918) Пульсация освоенного пространства страны – явление нормальное, связанное с волнами освоения новых территорий, миграциями, войнами, экономическими кризисами. Во второй половине ХХ века, когда стала затухать предыдущая волна расширения освоенного пространства, в староосвоенной зоне накапливались сдвиги, ведущие к ее фрагментации и расслоению. Они долго не осознавались ни властями, ни общественностью. И только в 1990-х гг. резкая экономическая поляризация и демографические изменения заставили говорить о сжатии с самых разных позиций: от алармистских воплей о потере освоенных земель и связанных с нею внешних угрозах до вполне прагматичных оценок эффективности этого процесса. Из двух видов сжатия пространства, рассмотренных в статье А.И. Трейвиша в данном сборнике, – повышения его проницаемости и сокращения площади освоенных территорий – основное внимание будет уделено второму виду. Но экскурсы к первому неизбежны, поскольку лучшая транспортная и информационная проницаемость, как это ни парадоксально, не только не останавливают физического сжатия освоенных земель в сельской местности, но даже усиливают его. Сжатие освоенного сельского пространства отражают разные параметры. В статье анализируются следующие группы показателей: 1) динамика населения, сельско-городские миграции и качество социальной среды в сельской местности; 2) динамика хозяйственной деятельности в сельской местности, особенно наиболее землеемких сельского и лесного хозяйства; 3) динамика землепользования, которая служит прямым индикатором физического сжатия используемых территорий. Идущее в настоящее время сжатие освоенного пространства обусловлено двумя основными факторами: незавершенной урбанизацией на фоне сокращения населения страны и поляризацией сельской местности. Их действие заметно в большинстве районов России, но особенно масштабно в ее «коренной» европейской части. Урбанизация и депопуляция сельской местности Быстрая индустриализация и урбанизация ХХ века наряду с демографическими потерями привели к очень сильной убыли сельского населения и его концентрации. О катаклизмах первой половины ХХ века написано много. Но и во второй его половине происходило не просто сокращение населения вне городов, из поколения в поколение в сельской России шел отрицательный социальных отбор, ведь из деревни в город уезжали наиболее молодые и активные люди. Зона наиболее сильной депопуляции до 1990 г. (за 30 лет население сократилось более чем наполовину) охватывает почти всю сельскую Центральную Россию и часть Ближнего Севера (рис. 1). Там преобладают люди старше трудоспособного возраста, распространен алкоголизм и т. п. В 1990-2000-е гг. тренды миграций резко изменились. Но это дало прибавку населения только на юге, в некоторых республиках и в пригородных Московской и Ленинградской областях при продолжающемся сокращении сельского населения на всей остальной территории (рис. 2).
Анализ современных миграционных процессов в городах разного размера и в сельской местности показывает продолжающуюся после некоторого перерыва, связанного с экономическим кризисом вначале 1990-х, привлекательность больших городов (рис. 3) и отток сельского населения. Согласно теории дифференциальной урбанизации (Geyer, Kontuly, 1993, Нефедова, Трейвиш, 2002), преобладающий рост крупнейших городов говорит о том, что урбанизация в России не завершена, хотя в последние годы доля средних и малых городов в миграционном балансе несколько возросла. Представление, что объективные тенденции можно переломить увеличением доходов сельского населения, – очередная иллюзия. В 1980-х гг., когда работали все агропредприятия, а зарплаты в городе и деревне почти сравнялись, отток из последней был очень сильным. Внутри регионов Нечерноземья контраст между пригородами и всеми остальными территориями еще больше, причем внутрирегиональные различия растут быстрее, чем межрегиональные. Например, в Костромской области только пригородному Костромскому району удалось сохранить во второй половине ХХ века сельское население (рис. 4).
Если обобщить различия в плотности населения по административным районам от центра регионов к их периферии в разных частях страны (Рис. 5), то можно увидеть, что везде плотность населения падает от пригородов к периферии регионов, но особенно сильные различия наблюдаются в Нечерноземье. Сформировалась обширная внутренняя периферия, откуда бежит население не только деревень, но и малых городов. И за последние 20 лет в Нечерноземье ситуация только ухудшилась. В Черноземье, по существу, та же картина только плотность населения выше, а градиенты между пригородами и периферией меньше. На равнинах Северного Кавказа тоже есть различия, но плотность сельского населения в последние 20 лет там возросла, причем максимальная прибавка была ближе к главным городам.
Столь сильная поляризация обжитого пространства России произошла из-за относительно редкой сети больших городов, как правило, стягивающих в пригороды сельское население и активизирующие сельскую экономику. Хотя в России около 1100 городов, население более 100 тыс. жителей имели к 2009 г. всего 164 города (Численность населения, 2009). Чем крупнее город и чем ниже фоновая плотность социально-экономической среды, тем шире пригородная зона повышенной плотности населения и экономической деятельности. В результате сельское пространство России, и так сравнительно слабо освоенное и заселенное, давно уже сжалось в отдельные ареалы (очаги), а между ними возникла социально-демографическая пустыня. Глобализация и информационная проницаемость пространства лишь усугубляют ситуацию, высвечивая экономические и социальные контрасты городских и внегородских территорий и обнажая несоответствие имеющейся социальной среды запросам молодежи. Так же велико влияние городов на плотность автодорог. Внутренняя "бездорожная" периферия весьма обширна даже на небольшом расстоянии от центра региона (50-100 км). И хотя в современных условиях дорожная труднодоступность частично компенсируется за счет средств связи, особенно с помощью сотовых телефонов, компьютеров, охват ими территории тоже выборочный. При этом отсутствие дорог, закрытие магазинов, малокомплектных школ усиливает деградацию нежизнеспособных поселений в глубинке и создает новые стимулы для оттока населения. А он, в свою очередь, не стимулирует власти лишать проблемы обустройства пустеющих территорий. Депопуляция населения и пространственное сжатие агропроизводства Судьбы сельской провинции и ее население особенно тесно связаны с сельским и лесным хозяйством, как основными работодателями в 90% сельских поселений, да и малых городов, экономика которых держится на переработке местной агропродукции и древесины. Ввиду землеемкости сельского и лесного хозяйства кризис, равно как и модернизация, могут вести к сжатию освоенного пространства в целом. Сельское хозяйство всегда дифференцировали два вида ренты (по плодородию и по положению). Сочетание тепла и влаги в России благоприятно всего на 14% территории, в основном в Европейской части южнее Оки, где сосредоточено 58% сельского населения (Природно-сельскохозяйственное, 1983; Нефедова, 2003, сс. 263-268). Тем не менее, в 2008 г. 31% всей продукции получали в Нечерноземье (в 1990 г. было 40%) и еще 21% – за Уралом (было 23%) (Регионы России, 2009) Рента по положению, цены на землю и продукцию, как известно, заложены И. Тюненом (1926) в модель, где интенсивность и профиль хозяйства определяет расстояние от города на окружающей его условно однородной равнине. Г.В. Иоффе показал, что модель, разработанная 200 лет тому назад для рыночных условий Германии, прекрасно работала в Нечерноземье при нерыночном социализме 1980-х гг. (Иоффе, 1990). Он же первым связал пространственное распределение уровней отдачи ресурсов внутри регионов с плотностью сельского населения. Современные карты выхода валовой продукции с единицы угодий, продуктивности земель и скота в регионах Нечерноземья также повторяют кольца Тюнена. Причем речь идет не о какой-то особой специализации, а о массовом производстве (зерновых, молока), интенсивность которого падает по мере удаления от города. Подобные кольца были хорошо видны еще в середине ХХ века в Европе и даже в США (Хаггет, 1979). Однако, примерно с 1960-х гг. центрально-периферийные различия в сельском хозяйстве в частности размывались из-за прогресса на транспорте и субурбанизации, вытеснявшей агропроизводство в районы с более благоприятными природными условиями. В России в 1990-х гг. также наблюдались процессы территориального разделения труда и сдвиг агропроизводства в южные районы с лучшими природным и человеческим потенциалом (Нефедова, 2008). Но различия между пригородами и периферией в Нечерноземье и за Уралом сохранились либо усилились. Отсюда сжатие сельскохозяйственной деятельности к городам, несмотря на дороговизну пригородной земли, экспансию дачной и коттеджной застройки, технический прогресс, резко снизивший влияние физической удаленности на радиусы доставки сырья (даже молоко в рефрижераторах привозят за 500-600 км). Главным стало состояние хозяйств, на которые могут опираться переработчики. А сильных хозяйств обычно больше в пригородах. Агроэкономический ландшафт во многом создают географические факторы, внешние для сельского хозяйства. Кроме природных условий, это размещение населения и обустройство территории, близость к большим городам (Иоффе, Нефедова, 2000). Концентрация сельского хозяйства привела к тому, что при выходе из кризиса и общем росте агропроизводства в 2000-х гг. посевная площадь даже в целом по России до 2008 г., а поголовье крупного рогатого скота до сих пор продолжали сокращаться (рис. 6).Успешный посткризисный рост был характерен для южных зерновых районов, а в любой нечерноземной области – для пригородов, где продуктивность сельского хозяйства до 1990 г. и теперь при тех же природных предпосылках в 2-3 раза выше, чем на периферии региона. В 2000-х гг. продуктивность также росла в южных или в пригородных районах при усиливающейся депрессии и забрасывании земель на остальной территории (рис. 7).
Кризис и реформы 1990-х гг. показали, что эндогенные факторы организации внегородского пространства России, особенно по оси "пригород-периферия", очень устойчивы и важнее экзогенных политэкономических (план или рынок, капитализм или социализм). Память пространства (Path dependency) связана с набором лимитирующих факторов: институциональных, инфраструктурных, демо-социальных. Сжатие освоенного пространства характерно и для лесопромышленной деятельности. Так, распад советских леспромхозов и появление массы частных лесозаготовителей, финансы которых не позволяют строить лесовозные дороги, новые поселки и т. п., сжимают лесозаготовки к освоенной зоне. В результате формируется опорный каркас развития сельской местности, который вопреки расхожему представлению о ее континуальности состоит из отдельных очагов и ареалов. Пространственные «подвижки» последних двадцати лет связаны с тем, что хозяйственная деятельность вне городов приходит во все большее соответствие с наличием природного и человеческого капитала, география которого в советское время зачастую игнорировалась. Изменение землепользования как воплощение пространственного сжатия Кризис 1990-х гг. выявил, что агропредприятия, особенно на внешней и внутренней периферии, держали гораздо больше земель, чем были в состоянии обработать. Это привело к обвальному сжатию сельскохозяйственного землепользования. Расширение площадей хозяйств населения и фермеров в 1990-х гг. не смогли и не смогут компенсировать огромные потери угодий крупных предприятий. Вообще-то физическое сжатие агроэкономического пространства было инициировано сельской депопуляцией еще в первой половине ХХ века. Анализируя землепользование по регионам Европейской России за два периода (1897–1960 и 1960–1990 гг.), ее территорию можно разбить на несколько широтных зон, характеризующиеся разными тенденциями землепользования (Нефедова, 2003, Люри и др., 2010). 1. Зона относительной стабильности, расположенная на стыке Нечерноземья и Черноземья и включающая полосу регионов от Брянской и Орловской областей через Рязанскую и Новгородскую до национальных республик Поволжья и Предуралья. 2. Зона активного расширения сельскохозяйственного землепользования в первой половине века, перешедшего после 1960 г. в относительно стабильное состояние. Это южные и юго-восточные окраины Европейской России (без республик Северного Кавказа, по которым не было данных об угодьях на 1897 г). 3. Зона затяжного сокращения угодий с пиком сельскохозяйственной освоенности, пройденным еще в начале ХХ века: основная часть Нечерноземной зоны к северо-западу и северо-востоку от Московской области. 4. Регионы, где относительная стабильность в первой половине века сменилась сокращением угодий после 1960 г.: пригородные Московская и Ленинградская области, а также Смоленская и некоторые регионы Волго-Вятского района. 5. Северные регионы (Архангельская область, республика Коми) с расширением сельхозугодий в первой половине века и их резким сокращением во второй. В 1960 г. в России в пользовании предприятий, производивших сельскохозяйственную продукцию, числились 227 млн. га угодий, в 1990 – 214, в 2009 г. – 190 млн. га (Российский статистический, 2009). За 50 лет отражаемые статистикой потери угодий всех категорий хозяйств составили 37 млн. га, из них две трети – с 1990-х гг. Более 2/3 сельскохозяйственных угодий и 3/4 посевных площадей по-прежнему занимают крупные и средние предприятия, хотя их доля в производстве снизилась до 48% (Российский статистический, 2009). Забрасывали угодья, прежде всего, они. И хотя после раздела колхозных активов на доли большая часть земель в России считается частной, подавляющая часть этих долей сдана в аренду предприятиям и используется (или не используется) ими. Более того, к 2010 г. только 15% земельных долей были поставлены на учет в регистрационной палате. А более 50 млн. га переданы населением предприятиям под простую расписку, без госрегистрации. Легитимность такой аренды заканчивается в январе 2011 г. По сравнению с 1991-1992 гг., когда происходило разделение земель на доли, средний возраст владельцев этих долей вырос на 20 лет, многие теперь умерли. В результате 22 млн. га сейчас вообще не имеют хозяина, а по готовящемуся новому закону они должны перейти в муниципальную собственность. Все это вносит путаницу в земельную статистику, и без того далеко не идеальную из-за сложностей и лагов учета землепользования. Реальная картина гораздо лучше видна по динамике посевных площадей (это ежегодные отчетные данные), которые только за 1990-2008 гг. сократились со 118 до 77 млн. га (Российский статистический, 2009). До 1990 г. сельское население обычно таяло быстрее, чем посевные площади (таблица 1). Но именно там, где оно таяло быстрее (особенно в Нечерноземье) посевы по приказам партийных органов расширяли. Земли, как и поголовье скота, держали любой ценой, даже если некому было работать. В 1990-х гг. ситуация резко изменилась. Реальное землепользование начало подстраиваться к комбинациям имеющихся ресурсов: природных и социально-демографических. Таблица 1. Динамика сельского населения между переписями и посевной площади в 1960-2006 гг., %
Рассчитано по: Народное хозяйство РСФСР, 1971, Регионы России, 1998, 2008; Демографический ежегодник, 1995, 2008; Численность населения, 2009. Таблица 2. Коэффициенты корреляции динамики посевной площади и некоторыми влияющими на нее факторами
Динамика посевной площади до 1990 года неплохо коррелировала с динамикой сельского населения за предшествующие периоды (таблица 2). То естьглавным фактором вывода из оборота угодий была депопуляция за прежние годы, вернее ее накопленные результаты. При этом корреляция с плотностью сельского населения была отрицательной, что говорит о расширении посевной даже в малонаселенных регионах. В 1990-е гг. посевные площади стали резко сжиматься, а корреляция с плотностью сельского населения выросла, то есть распределение посевных площадей стало приспосабливаться к современному расселению. Эта тенденция явносохранится и в будущем, блокируя расширение посевов в слабозаселенных районах. Выросла и роль биоклиматического потенциала. Но основным фактором, влияющим на динамику посевной площади, стало состояние производства, связанное с кризисом и реформами сельского хозяйства. В Московской и Ленинградской областях в отличие от других регионов Нечерноземья лучше состояние крупных предприятий, хотя и там внутренняя экономическая поляризация велика (см., например, Махрова и др., 2008). Они удерживали сельское население, привлекая мигрантов. Это помогало им удерживать и посевные площади в 1980-х и даже в 1990-х гг. Но сельскохозяйственные земли стали быстро уменьшаться уже в 2000-х гг. под натиском коттеджной и дачной застройки. Сельскохозяйственные земли при растущей численности сельского населения снова расширяются на юге Европейской России. А явно перераспаханные Поволжье и юг Западной Сибири даже при увеличении населения за счет мигрантов в 1990-х гг. в 1990-х гг. сохраняли тенденцию сокращения посевной площади. После Нечерноземья сжатие сельскохозяйственных земель и посевных площадей там было самое сильное. Однако в 2000-х гг. тренды динамики землепользования изменились. Восстановление производства, особенно в южных степных районах, дало заметное увеличение общей площади посевов и посевов зерновых культур, что видно на примере отдельных районов Самарской области (рис. 8).
Традиционные и инновационные модели «хозяйственного сжатия» Для тех внегородских территорий, которые оказались вне каркаса экономического развития, следует говорить о моделях«хозяйственного сжатия», которые не остановят пространственного сжатия освоенных территорий, но, увеличив очаговость освоения, спасут их хотя бы от тотального забрасывания и социального опустынивания. Набор моделей сжатия (их может быть несколько, и они пересекаются) мы разрабатывали на локальном уровне на примере отдельных районов и сельских поселений на периферии Костромской области (см. www.ugory.ru), где обрабатываемые земли сжались за 20 лет с 2295 до 180 га, то есть до очень небольших очагов. Модели можно условно разбить на две группы: традиционные, апробированные на этой территории в течение десятилетий, но приобретающие новые пространственные формы, и сугубо инновационные, хотя в зонах «хозяйственного сжатия»инновации не приживаются, если противоречат традициям и не укладываются в их оболочку. По А.Б. Гофману (2002) «традиционные инновации» и «инновационные традиции» вполне реальны. К традиционной модели, возвращения которой, кстати, желают многие сельские жители и власти, относятся проекты развития агропредприятий. Однако в таких районах это возможно лишь для небольшой их доли и при значительном уменьшении используемых площадей. Как правило, выживают хозяйства, спонсируемые либо региональными и муниципальными структурами, либо местными перерабатывающими пищевыми предприятиями. Расширение мелкотоварного сектора возможно, но его трудовой потенциал ограничен: опросы показали, что вести товарное хозяйство даже при внешней финансовой помощи готовы не более 15% домохозяйств. Специальные усилия необходимы и для стимулирования переработки агропродукции, лесных грибов, ягод и т.п. Модель, связанная с использованием лесных ресурсов и прежде имела место, в т.ч. помогая выжить сельскому хозяйству. При убыточном агропроизводстве, многие колхозы выживали исключительно за счет использования колхозных лесов. После введения нового лесного кодекса 2007-ого года агропредприятия в этой зоне должны арендовать леса на общих основаниях, что увеличит волну их банкротств. Но есть специализированные лесодобывающие предприятия, масса пилорам, которые дают работу населению Нечерноземья. Происходит не только сжатие, но и расширение, вернее, реосвоение пространства, тоже выборочное и связанное с двумя процессами: восстановлением агропроизводства и дачным заселением. Обе модели связаны с импульсами, идущими от городов. При тесноте и высокой стоимости земли в пригородах многие агрохолдинги заинтересованы в расширении землепользования и выносе нетрудоемких и загрязняющих филиальных подразделений за пределы пригородных зон. Возможно и освоение тех же земель новыми фермерскими хозяйствами. Однако на территориях, испытавших сильное сжатие освоенного пространства, сельское сообщество, как правило, не производит фермеров из своей среды, а немногочисленных пришлых часто отвергает. В целом развитие фермерских хозяйств более характерно для южных районов. Гораздо шире распространенодачное реосвоение горожанами удаленной и депопулировавшей сельской местности. Дачи, как типичный для России способ сезонной дезурбанизации (агрорекреации) горожан, обычно ассоциируются с пригородами. Но помимо ближней плотно освоенной дачной зоны можно выделить зоны среднеудаленных (100-300 км) и ставших популярными недавно дальних (300-600 км) дач. В последних двух зонах в основном москвичи и петербуржцы увеличивают летом население живописных мест в несколько раз. Горожане сохраняют дома и целые деревни, создают, хотя бы летом новую социальную среду, спрос на услуги и на продукцию индивидуальных хозяйств. Но это особое очаговое постиндустриальное развитие не останавливает сжатия обширного прежде сельскохозяйственного землепользования. В отношении же сельского и лесного хозяйства можно констатировать, что капиталы идут в те районы, где возможна их быстрая отдача. Это видно по сдвигам, произошедшим в 1990-2000-х гг. В сельском хозяйстве нарастала роль южных регионов, в лесном – экспортных, поближе к западной и восточной границам. Формировались географически четко очерченные ареалы активного развития сельской местности. При этом контрасты в ее состоянии росли, и внутри субъектов РФ оказывались выше, чем между ними. Заключение В последнее время большое распространение получили утверждения, что в постиндустриальную эпоху усиление информационной составляющей общества, технологический прогресс, скоростные поезда и самолеты, интернет уменьшают значимость физического размера пространства (см. статью А.И. Трейвиша в данном сборнике). Однако в России обширность сельского пространства – важный лимитирующий фактор в развития сельской местности. Как из-за недостатка демографических и финансовых ресурсов для его освоения, так и из-за приоритетов власть- и капиталоимущих. Выгоды от технологического прогресса, скоростных поездов, самолетов в современных условиях России касаются, в основном, больших городов. Например, скоростной поезд Сапсан приблизил Петербург к Москве, но «отдалил» от нее и от Твери (во временном эквиваленте) внутренние районы Тверской области вдоль трассы в два раза из-за отмены электричек. Глобализация, информации, действительно, проникают всюду, но они задают недостижимые в деревне образцы социальной и экономической среды, из-за них становится важнее комфорт, что усиливает отток из деревни. Можно выделить устойчивые факторы, влияющие на внегородское пространство, его сжатие. Это, прежде всего, природные условия и удаленность от городов, роль которой особенно важна в Нечерноземье и в Сибири. С ними связаны и человеческий капитал, и инфраструктурное обустройство, и инвестиции. Есть и третий фактор, часто выделяющий на картах национальные республики и даже отдельные районы и поселения – этнический, причем за счет как традиционности ведения хозяйства, так и сохранения человеческого капитала в сельской местности. Сжатие освоенного сельского пространства в последние годы было связано с: 1) усилением территориального разделения труда в сельском хозяйстве между Севером и Югом, 2) глубинностью и удаленностью от больших городов многих сельских территорий, 3) повышением экономической роли пригородов больших городов, 4) усилением этнических различий в характере развития территорий, 5) территориальными контрастами в качестве социальной среды и усилением ее влияния на развитие территорий. Встречное сжатию расширение освоенного пространства в последние годы тоже имело место, но носило выборочный характер. Самый распространенный его вид – дачная «реконкиста», в основном москвичами и петербуржцами, удаленных полузаброшенных деревень. В настоящее время это один из самых перспективных путей хотя бы очагового сохранения староосвоенных сельских территорий, притом, как правило, стихийный, протекающий в режиме самоорганизации и не поддерживаемый ни местными, ни федеральными властями. Литература Гофман А.М. Модернизации, традиции и инновации// Сорокинские чтения. Актуальные проблемы социологической науки и социальной практики. М.: 2002 Демографический ежегодник России. М.: Госкомстат России, 1995 Демографический ежегодник России. М.: Росстат, 2008 Иоффе Г.В. Сельское хозяйство Нечерноземья: территориальные проблемы. М.: Наука, 1990. Иоффе Г., Нефедова Т. Квази-тюненовский ландшафт в регионах России//Российские регионы и центр: взаимодействие в экономическом пространстве. М.: ИГРАН-МАРС, 2000, сс.104-114 Люри Д.И., Горячкин С.В., Караваева Н.А., Денисенко Е.А., Нефедова Т.Г. Динамика сельскохозяйственных земель России в ХХ веке и постагрогенное восстановление растительности и почв. М.: ГЕОС, 2010 Нефедова Т.Г. Сельская Россия на перепутье. М.: Новое издательство, 2003. Нефедова Т.Г. Угорское поселение – растяжение и сжатие освоенного пространства // Перспективы Российского Севера / под ред. Н.Е.Покровского. М.: Сообщество профессиональных социологов, 2007, с. 65-127. Нефедова Т.Г. Российская периферия как социально-экономический феномен// Региональные исследования (Смоленск), 2008. № 5(20), сс. 14-31. Нефедова Т.Г., Трейвиш А.И. Теория "дифференциальной урбанизации" и иерархия городов России на рубеже ХХI века // Проблемы урбанизации на рубеже веков. М.: МГУ, 2002. Природно-сельскохозяйственное районирование земельного фонда СССР / Под ред. А.Н. Каштанова. М.: Колос, 1983. Регионы России. Социально-экономические показатели. М.: Госкомстат России, Росстат, 1998, 2009. Российский статистический ежегодник, М.: Росстат, 2009 Тюнен И. Изолированное государство в его отношении к сельскому хозяйству и национальной экономике. Исследование о влиянии хлебных цен, богатства почвы и накладных расходов на земледелие. М.: Изд. газеты «Экономическая жизнь», 1926. Хаггет П. География: синтез современных знаний. М.: Прогресс, 1979. Численность населения РФ по городам, поселкам городского типа и районам на 1 января 2009 года. М.: Росстат, 2009. Geyer, H.S. and T. Kontuly. A theoretical foundation of the concept of differential urbanization // International Regional Science Review, 1993, 15, 3, P. 157-177. * Из-за изменения границ субъектов РФ автору пришлось рассчитывать землепользование в конце Х1Х-начале ХХ века по дробным единицам с использованием региональных карт административно-территориального деления.
|
26 февраля 2013 | Рубрика: Интелрос » Рейтинг » Рейтинг 2008-2013 » Материалы рейтинга "СОФИЯ" |