В России процессы освоения пространства в ХХ в. характеризовались не только включением в сферу деятельности новых территорий, но концентрацией населения, инфраструктуры и экономики в ресурсных очагах, городах, пригородах и на юге страны. В результате происходило расширение малозаселенных и слабоиспользуемых территорий и сжатие освоенных ареалов (Пивоваров, 2007   Грицай и др., 1991, Нефедова, 2003). Они неоднородны. На востоке страны – это небольшие очаги высокой экономической активности на фоне традиционного хозяйства коренных народностей. В Нечерноземье  – это небольшие ареалы на фоне зон экономического и социального истощения  в результате длительной депопуляции и утечки активной части населения. На Западе и Востоке, на Севере и Юге, в пригородах и на периферии, в больших и малых городах в России формируются разные миры, как бы живущие в разное историческое время.

Усиление экономических и социально-демографических различий между отдельными частями и объектами пространства России дает основание говорить о его поляризации. При этом чаще всего имеют в виду различия между регионами – субъектами РФ. Однако различия между муниципальными образованиями внутри одного региона оказываются значительно  выше межрегиональных, что и будет показано в данной статье.

Критериями дифференциации российского пространства могут выступать характер использования территории, уровень развития и состояние экономики, численность населения и качество человеческого капитала, развитость инфраструктуры. Быстрая урбанизация ХХ в., при которой происходил рост крупных городов, разрежение населения во внегородском пространстве, а также экономический кризис 1990-х гг. – привели не только к усилению поляризации регионов, но и к росту дифференциации городов и увеличению социально-экономических контрастов в сельской местности. Декларируемое в последние годы инновационное развитие России предполагает модернизацию экономики, которая всегда неравномерна в пространстве, поэтому ожидать уменьшения дифференциации было бы преждевременно. Хотя постепенная диффузия инноваций и финансовых средств от центров к периферии неизбежна, бизнес в межкризисный период прежде всего стремился в главные центры страны и регионов и в пригородные зоны, а также в те южные и сырьевые районы, где возможна быстрая отдача вложений. Поэтому попытки подъема эффективности экономики осуществлялись, и в обозримом будущем будут осуществляться в ущерб равенству, в том числе пространственному. Новый финансовый кризис, ударивший в 2008–2009 гг. прежде всего по сильным и экспортно ориентированным районам и городам (Зубаревич, 2008) и резко уменьшивший инвестиции, может привести к временному незначительному выравниванию. Но при выходе из кризиса углубление территориальной дифференциации неизбежно.

Особенности формирования российской периферии

В отличие от многих больших стран Россия старалась освоить свою огромную территорию (Трейвиш, 2003, 2004), создавая в северных и удаленных восточных районах и большие города, и сельское хозяйство. На ее северных окраинах и в азиатской части живет 25% населения. За ХХ в. эта доля удвоилась (рис. 1).

Столь активное освоение опиралось на представление о неисчерпаемости человеческих ресурсов, которое во второй половине ХХ в. подогревалось эйфорией от нефтедолларов, позволявших планировать затратные проекты в слабоосвоенных районах. Население России стало убывать с 1993 г.: страна подошла к уровню развитых стран по рождаемости при значительно более высокой смертности. По прогнозам демографов и Федеральной службы государственной статистики население будет убывать и дальше, причем при среднем варианте население в Европейской России к 2050 году может составить 69% от уровня 1989 г., а в Азиатской – 59% (Вишневский и др., 2003,  Предположительная численность, 2005).

Доля горожан росла до 1990-х гг. После подпитки сел мигрантами из бывших республик СССР и административных преобразований многих поселков городского типа в сельские населенные пункты в некоторых регионах доля сельского населения увеличилась. Однако контрурбанизация начала 1990-х гг. была кризисным и временным явлением, и к 2000-м годам крупные города вновь стали для мигрантов наиболее привлекательными, хотя они и теряют население вследствие естественной убыли. Еще более привлекательны Москва и С.-Петербург.

Таблица 1 показывает, как распределялись миграции населения в городах в последние предкризисные годы.  Только Москва и С.-Петербург поглотили треть официального миграционного притока в города в 2005-2007 гг. Еще четверть всего притока была направлена в города с населением свыше 500 тысяч, хотя среди них есть и те, что теряли население. Обращает на себя внимание повышенная привлекательность средних городов (50-100 тысяч жителей).  Однако из  более, чем 100 тысяч чистого прироста,  половину дали средние города Московской области, четверть – города Краснодарского и Ставропольского краев. Идут явные процессы концентрации городского населения вокруг столицы и на юге. Есть отдельные быстро растущие за счет миграций средние города (Ханты-Мансийск, Симбай, Бузулук и др.), расположенные в ключевых сырьевых зонах. Более 90% всего миграционного прироста дали 17% средних городов. Города с населением 20-50 тысяч также показали миграционный прирост населения в целом за счет отдельных городов южных республик (Аргун, Избербаш и т.п.) и Московской области, которые в сумме дали 90% прироста этой группы городов. А малые города с населением  менее 20 тысяч св целом теряют население.

Миграционная привлекательность Подмосковья может отчасти свидетельствует и о процессах субурбанизации, хотя в России классическая субурбанизация западного типа тормозится укоренившейся дачной традицией. Тем не менее, высокая аттрактивность главных центров страны, явные центростремительные тенденции и потери населения средними и малыми городами большинства регионов, особенно удаленных, говорят о том, что урбанизация в России еще не завершена[1]. Следовательно концентрация  городского и сельского населения продолжается, оголяя сельские и вообще удаленные от центров территории.

Таблица 1.

Миграционное движение населения в городах России в 2005-2007 гг.

Источник: расчеты автора по "Паспорта городов РФ", 2005-2007 гг.

Концентрация населения и его деятельности в отдельных очагах приводят к формированию центров и периферии. Этим проблемам посвящено множество работ (Грицай и др. 1991, Каганский, 2001, Родоман, 2002, Трейвиш, 2003 и др.) В данной статье понятие российской периферии рассматривается полимасштабно: 1) в мелком масштабе – как периферия внешняя, то есть регионы и города, удаленные от столицы государства; 2) в среднем масштабе – как периферия внутрирегиональная (районы и небольшие города, удаленные от центров регионов); 3) в крупном масштабе – как периферия локальная (сельские территории, удаленные от городов). Показателем периферийности обычно служит физическая удаленность от некоторого центра – столицы государства, региона, большого или любого города, но дело не только в ней. Возникновение периферии обусловлено сильной поляризацией российского пространства и контрастами в направлениях и степени социально-экономического развития его частей. По замечанию А.И.Трейвиша, при советском догоняющем развитии мобилизационного типа, это заставляло страну “сжиматься в кулаки”, главным образом по оси центр-периферия (Трейвиш, 2001).

Экономическая поляризация городов

Усиление поляризации городов особенно заметно в увеличении доли Москвы,  региональных столиц и в целом больших городов (табл. 2) в экономической жизни страны. К 2006 г. только столицы субъектов РФ концентрировали около 40% всех инвестиций  и 64% торговли, общественного питания и услуг. А в целом города людностью свыше 100 тыс. жителей сосредотачивали половину всего населения страны, столько же инвестиций, 62% промышленной продукции и почти 80% оборота розничной торговли, общественного питания и услуг. Правда, после роста в 1990-х гг., доля больших городов и даже Москвы по некоторым показателям в  2000-х гг. несколько стабилизировалась (таблица 2). Исключение составляет лишь промышленность, вклад крупных центров в которую увеличился в межкризисный период в процессе реиндустриализации страны (см. раздел А.И.Трейвиша).

Таблица 2.

Доля Москвы и больших городов в России, %

Источник: Регионы России, Основные соц.-экон.показатели городов, 2006.

* Цифра существенно занижена допереписным (текущим) учетом населения.

Состояние городов в наибольшей степени зависит от их размера, статуса, функций и положения (Нефедова, Трейвиш, 2001, Нефедова, 2006а)[2]. Наболее благополучны крупные города, а особенно города с населением свыше 500 тыс. жителей (таблица 2). Для них характерны пониженный уровень безработицы, лучшие возможности трудоустройства, активный малый бизнес, высокий человеческий потенциал, собранный со своего региона или со всей страны. Крупнейшие города  содержат в себе большой потенциал развития благодаря не только концентрации населения, но и созданию особой креативной социальной среды, и их часто противопоставляют периферии.

Таблица 3

Число городов с той или иной  оценкой состояния в 2007 гг.

Источник: расчеты автора по "Паспорта городов РФ" в 2007 г.

Таблица 4.

Доля  населения, живущего в городах с той или иной  оценкой состояния в 2007 г., в %

Источник: расчеты автора по "Паспорта городов РФ" в 2007 г.

Расчеты в целом по России показывают, что чем меньше размер города, тем больше вероятность  его социально-экономической депрессии, которая часто связана с кризисом или отсутствием градообразующего предприятия. Низкие оценки (1-2 балла) имели  в 2007 г. 60% всех малых городов России (менее 50 тыс. жителей), хотя по сравнению с началом 2000-х гг. их состояние несколько улучшилось (тогда подобные оценки получили 72% малых городов). В целом 45% всех оцениваемых городов получили в 2007 г. неудовлетворительные оценки, и их можно отнести к депрессивным (см. табл. 3). Подавляющая их часть – это малые городки.  Многие  из них как бы заснули глубоким сном, иногда несколько веков тому назад. Как правило, это удаленные от региональных центров города.  Жизнь там течет очень вяло, работать часто негде, активное и молодое население бежит оттуда, оставшиеся  выживают почти натуральным хозяйством на своих огородах, как в деревне. Деревенский образ жизни подтверждают и показатели их бытового благоустройства. Например, канализацией в городах с населением от 20 до 50 тыс. жителей обустроено менее 70% жилого фонда, а в городах, размером менее 20 тыс. жителей – около половины (Город и деревня, 2001, с. 403). Поскольку индивидуальная застройка (а именно для нее в России характерен туалет во дворе и сельский быт) занимает гораздо большую площадь, чем многоэтажки, такие города, за редким исключением, имеют во многом сельский облик и даже сельскохозяйственную занятость населения.

В то же время в ближайшем окружении столицы или недалеко от других крупнейших городов признаков сильной депрессии даже в малых городах, как правило, не видно (Махрова и др., 2008). Однако всегда есть исключения, и даже на периферии можно встретить успешные небольшие центры, хотя в периоды кризисов остается не так много функций, способных переломить остальные неблагоприятные факторы развития города, особенно в монофункциональных городах. Из малых и средних городов выделяются в лучшую сторону "нефтегазовые", энергетические центры, города, сумевшие привлечь  иностранные инвестиции и/или имеющие экспортные производства.

В целом среди 64 городов с лучшими оценками 13 городов в Московской и Ленинградской областях,  10 городов на равнинном юге Европейской России и 21 город в сырьевых, в основном, в нефтедобывающих районах. Остальные, как правило, столицы  других регионов.

Таблица 4 показывает распределение населения по городам с разными оценками. Более 40% горожан живет все же в лучших городах, преимущественно в центрах регионов. А в депрессивных городах, в основном небольших, "застрял" примерно каждый девятый горожанин.

Социально-демографическая  и инфраструктурная поляризация сельского пространства

Внегородское пространство занимает более 95% территории России, и понятие периферии в наибольшей степени ассоциируется именно с ним. Хотя оно тоже весьма контрастно: его социально-экономический рельеф ярко выражен, в нем есть ареалы и даже "вершины" экономического роста и  "впадины" с тяжелой экономической депрессией.

Развитие сельской местности в значительной степени связано с человеческим капиталом. До 1990 г. население покидало села в регионах Европейской России ради городов, а также переезжало на север и восток страны. В 1990-х гг. на востоке остались привлекательными лишь нефтяные области и столицы регионов, из остальных мест население "побежало" на запад и юго-запад в Европейскую Россию, в том числе в сельскую местность, оголяя внешнюю периферию с низкой плотностью заселения. Районы, и прежде привлекательные для населения, от Краснодарского края до южного Поволжья и Урала увеличили численность сельского населения. В остальных регионах незначительный миграционный приток в начале 1990-х был меньше естественной убыли сельского населения. В 2000 гг. вновь фиксируется отток из сельской местности в города и их пригороды. При все усиливающейся естественной убыли оголяется и расширяется не только внешняя, но и внутренняя периферия.  

Особенно сильны процессы поляризации населения в сельской местности в староосвоенных районах Нечерноземья с его мелкоселенностью. Внутрирегиональные контрасты в динамике и плотности сельского населения стали намного выше межрегиональных (рис. 2). В Нечерноземье в административных районах вблизи региональных столиц плотность сельского населения в 10 и более раз больше, чем в удаленных, окраинных районах, и главный разлом в заселенности лежит именно между пригородными и прочими районами (рис. 3).

Влияние города на окружающую территорию зависит от его размера и местоположения. Чем крупнее город и чем в менее плотной социально-экономической среде он расположен, тем большую зону повышенной плотности сельского населения он формирует. Например, зона влияния Москвы  распространяется почти на всю Московскую область, где одна из самых высоких плотностей сельского населения. Зона влияния С.-Петербурга несколько меньше, но также охватывает не только районы-соседей первого, но и второго-третьего порядков.

В южной половине Европейской России пригороды тоже выделяются, главным образом за счет Центрально-Черноземных районов, Поволжья и Южного Урала (см. рис. 3). Но уменьшение плотности населения от пригородов к периферии регионов – в среднем в 3 раза – не столь велико, как в Нечерноземье. А на плотно заселенном равнинном Северном Кавказе таких резких различий нет. Невелики они и в некоторых национальных республиках, лучше сохранивших население в сельской местности. В Сибири и на Дальнем Востоке контрасты в плотности сельского населения, связанные с малой освоенностью их огромного пространства, очень велики.

Подобное расслоение населенного пространства России произошло из-за относительно редкой сети больших городов. Хотя в России около 1100 городов, население более 100 тыс. жителей (а именно такие города, как правило, стягивают вокруг себя сельское население и активизируют сельскую экономику) имели в 2008 г. 164 города (Численность населения, 2008).  В Нечерноземье (без Московской области) на один большой город в среднем приходится более 70 тыс. кв. км, а среднее расстояние между большими городами превышает 150 км, в Сибири – более 300 км. В то же время средний радиус пригородного административного района составляет 30–40 км. Очевидно, что огромные пространства за пределами пригородов с сильным оттоком населения, по существу, стали социально-демографической "пустыней". Даже если на периферии и осталось население, в районах депопуляции его трудовой потенциал снижен. В результате длительного из поколения в поколение миграционного оттока населения происходит его отрицательный социальный отбор (поскольку в первую очередь уезжают молодые и активные люди). Это приводит на периферии к качественному дефициту трудовых ресурсов, сочетающемуся в ряде мест даже с их количественным избытком и незанятостью.

Важным фактором, тормозящим развитие страны и усиливающим поляризацию ее пространства, стала малодоступность периферии: как внешней на севере и востоке страны, так и внутренней, даже при сравнительно небольших расстояниях от центров. Например, Московская область с самой высокой плотностью автодорог с твердым покрытием (471 км/1000 кв.км)   соответствует по этому показателю лишь Белоруссии (Регионы России, 2007), Калининградская область (413)  – Украине. До показателей плотности автодорог Польши (1208), Венгрии (2036) и многих стран Западной Европы России очень далеко.

Влияние городов на плотность автодорог так же велико, как и на плотность населения. Если считать, что за пределы зоны удаленности в 5 км от дороги с твердым покрытием уже трудно добираться пешком или по грунтовому бездорожью, то окажется, что почти вся Московская область, за исключением стыков административных районов, находится в зоне доступности. А, например, в Ярославской области, и, тем более, в Костромской, по существу, доступны только пригород и зона вдоль основных магистралей; районы внутренней периферии здесь весьма обширны даже на небольшом расстоянии от центра региона (50-150 км).

В современных условиях дорожная труднодоступность периферии частично компенсируется другими способами связи, в частности с помощью сотовых телефонов, компьютеров и т.п. Однако и здесь характерна выборочность охвата территории. Наиболее устойчива связь также в пригородах больших городов и в более крупных сельских поселениях.

Различия в обустроенности сельской территории даже в среднем по регионам, также во многом зависят от степени освоенности территории, плотности ее сельского населения, а, следовательно, от степени ее макропериферийности (табл. 5). Тем более падает бытовое обустройство в нечерноземных районах внутри регионов по мере удаления от центров.

Таблица 5.

Доля домохозяйств в сельской местности, обустроенных сетевым газом, водопроводом и канализацией, %

Источник: Материалы переписи населения, 2004, т.11

Заселенность и обустройство территории в России тесно взаимосвязаны. Отсутствие дорог и распад сельской инфраструктуры (в том числе закрытие магазинов, малокомплектных школ, клубов и т.п.) усиливало деградацию нежизнеспособных поселений в глубинке и давало дополнительные стимулы оттоку населения. В то же время уменьшение населения не стимуровало власти к улучшению обустройства пустеющих территорий.  

Экономический кризис и поляризация сельской местности

Поляризация расселения и инфраструктурной обустроенности неразрывно связаны с поляризацией экономической деятельности. Расслоение по осям "север-юг" и "центр-периферия" в 1990-2000 гг. усилилось. На внешней периферии, особенно в сложных природных условиях,  слабая обустроенность и отток населения провоцировали и деградацию хозяйственной деятельности, за исключением районов добычи ценных природных ресурсов.

Еще больше пострадала внутренняя периферия. Города не только притягивали в пригороды население и улучшали вокруг себя обустройство территории. Главное их влияние – более активная экономическая среда вокруг, тесно взаимосвязанная с самим городом. Людей привлекала в пригороды также возможность, живя на природе, найти работу в городе и в целом – большая диверсификация деятельности и устойчивость экономики пригородов. Важными факторами стали также меньшие цены аренды или покупки жилья в пригородах, чем в крупных городах, что заставляло мигрантов при центростремительных тенденциях оседать именно в пригородах.

Влияние урбанизации на сельскую экономику оказалось сильнее, чем в западных странах по двум причинам.  Первая – это огромное пространство России при сравнительно редкой сети городов, способствовавшей созданию социально-демографической, а в результате и экономической, "пустыни" между пригородными зонами их непосредственного влияния. Вторая причина связана с монофункциональностью сельской местности и с особенностями преобладающих там сельскохозяйственных предприятий. Колхозы и совхозы оказались совершенно не готовы ни к такой депопуляции сельского населения, ни к экономическим переменам конца ХХ в. В Европе и в США отток сельских работников в города в свое время сопровождался ростом производительности их труда, модернизацией производства, уменьшением площади используемых земель. У нас же, при установках в советское время на удержание пашни и поголовья скота любой ценой и низкой производительности труда работников, отток трудовых ресурсов вызвал депрессию коллективного сектора сельского хозяйства, которая  в периферийных районах, особенно в Нечерноземье,  началась задолго до 1990 г. А в 1990-х гг. с уменьшением огромных государственных дотаций выявилось, что предприятия на периферии держали гораздо большеземли, чем могли обработать и больше скота, чем могли прокормить.

Тот факт, что на этапе выхода из кризиса  при росте производства посевная площадь до 2008 г. продолжала сокращаться[4], говорит о пространственной избирательности процесса подъема сельского хозяйства, а следовательно, об усилении поляризации сельской местности. При этом современное состояние и продуктивность сельского хозяйства заметно коррелируют с динамикой и плотностью сельского населения и инфраструктурной обустроенностью территории. Происходит явное усиление пригородов и юга, а следовательно, территориальное разделение труда, и очаговости в развитии сельского хозяйства и сельской местности становится более явной.

Годы кризиса и реформ показали, что факторы организации внегородского пространства России, связанные с положением на осях "север-юг" и "пригород-периферия" очень устойчивы и играют порой более важную роль, чем политические (капитализм или социализм), экономические (рынок или плановое хозяйство) и институциональные изменения.  И если межрегиональные контрасты более очевидны и порой осознаются лицами, принимающими решения, то огромные внутрирегиональные контрасты между пригородами и периферией и ограничения развития последней чаще  остаются без внимания, порой приводя к результатам, противоположным  желаемым.

В 1990-х гг. в связи с кризисом сокращение сельскохозяйственных угодий усилилось. В 1970 г. в России числилось 222 млн га сельскохозяйственных угодий в пользовании тех, кто занимался сельскохозяйственным производством, в 1990 – 214 млн га, а в 2008 –  уже 195 млн га. Отражаемые статистикой потери сельскохозяйственных угодий всех категорий хозяйств за 46 лет составили около 30 млн га, в том числе только за последние 16 лет –  20 млн га. Площади пашни за последние 28 лет уменьшились со 132 до 115 млн.га.

Кризис 1990-х гг. сопровождался забрасыванием огромных площадей сельскохозяйственных земель. В 1970 г. в России числилось 222 млн га сельскохозяйственных угодий в пользовании тех, кто занимался сельскохозяйственным производством, в 1990 – 214 млн га, а в 2006 –  уже 195 млн га (по данным Всероссийской сельскохозяйственной переписи 2006 г. – 168 млн.га). (Сельское хозяйство 1998, Регионы России, 2007). Отражаемые статистикой потери угодий всех категорий хозяйств за 36 лет по разным оценкам составили 30-54 млн га, в том числе только за последние 16 лет –  20 - 46 млн га.. Часть этих потерь была связана с целенаправленной передачей земель сельским администрациям, под застройку и т.п. Но огромные площади просто выбывали из сельскохозяйственного использования и забрасывались. Однако статистика землепользования не успевает фиксировать реальную ситуацию. Гораздо точнее ее отражает выбытие посевной площади, которая за 16 лет уменьшилась на 35%. Доля посевной площади в пашне колеблется от 50% в Смоленской области до 94% в Краснодарском крае (в 1990 г. эти показатели составляли соответственно 84 и 99%, остальное  были пары).

Подавляющая часть сельскохозяйственных земель остается у крупных и средних  предприятий, процессы забрасывания угодий касаются, прежде всего, их. Востребованность этих земель в целом мала. Значительная их часть зарастает сорными травами и лесом. Площади, числящиеся у предприятий пашней, но никак не используемые, составляют в России около 40 млн га, и расположены они в основном в районах с природными или демографическими ограничениями развития сельской местности и сельского хозяйства, главным образом на периферии регионов. И далеко не все предприятия смогут вернуться к прежним площадям землепользования. Таким образом, современные процессы характеризуются ускоренным «сжатием» освоенного пространства, особенно в Нечерноземье и в Сибири, и расширением сельской депрессивной периферии. 

Не только с сельским хозяйством связана депрессия периферии. Многие крупные леспромхозы распались на множество мелких фирм и отдельных пилорам, причем далеко не все мелкие предприятия успешны. Объемы лесозаготовок также резко уменьшились. Лесозаготовки сохранились лишь в сырьевых зонах отдельных крупных лесоперерабатывающих предприятий и в районах экспорта леса на северо-западе и юго-востоке страны.

В отличие от стран Западной, Центральной и Восточной Европы в монофункциональной сельской местности России на смену исчезнувшим или находящимся в кризисе предприятиям не приходят сервисные отрасли, только в южных районах активнее развивается мелкое частное хозяйство[5]. В нечерноземных периферийных районах вся местность чаще погружается в пучину безисходности, а люди выживают с помощью своих огородов и использования ресурсов леса.

Большинство небольших городов на периферии, как было показано в начале статьи, также могут быть отнесены к депрессивным. Их функционирование опирается на деревообрабатывающие и пищевые предприятия, в основном локального значения, также при общей депрессии сырьевой зоны находящиеся в кризисе.

Поляризация пространства и роль периферии в разных типах освоения территории

Можно обозначить пять основных зон с разным характером освоения сельской территории и с разной долей внешней и внутренней периферии (Нефедова, 2006а): Зона 1 – слабоосвоенная и неосвоенная на Севере и Востоке страны, Зона 2 - лесная с добычей полезных ископаемых, очаговым заселением и сельским хозяйством, Зона 3 - лесо-сельскохозяйственная, зона 4 - преимущественно сельскохозяйственная равнинная, зона 5 - горная скотоводческая с очагами добычи полезных ископаемых.

1. Слабоосвоенная территориязанимает 47 % общей площади России. В европейскую часть эта зона заходит лишь на крайнем Севере, зато она охватывает большую часть Азиатской России. Это – огромная внешняя периферия, хотя здесь расположено 6 больших городов, в т.ч. самые северные в мире Мурманск и Норильск. В 1920 – 70 гг. ее освоение шло преимущественно неэкономическими методами, включая ГУЛАГ, комсомольские стройки и т.п. Потом людей влекли сюда высокие зарплаты, возможность накопить деньги и вернуться «на материк». Лишившись этого в 1990-х гг., население устремилось в освоенные местности. Небольшие по площади очаги развития представляют собой столицы регионов, а также города и поселки в нефтегазоносных северных автономных округах Западной Сибири. Но они гораздо больше связаны с Европейской Россией, чем с окраинами своих регионов (Родоман, 2009). В поселениях создаются локальные системы жизнеобеспечения, но закрепить там население удастся, толькообеспечив ему среду повышенной комфортности и бесперебойные связи с окружающим миром. Это касается и вахтовых поселений, которые при оттоке постоянного населения будут играть все большую роль. В этой зоне есть и крошечные очаги сельского хозяйства. Все остальное – мир традиционного хозяйства коренных народностей Севера, хотя их доля в населении (за исключением Якутии) крайне мала. Архаичное оленеводство, охота, рыболовство – вот основа выживания малых народов на всей этой огромной территории.

2. Лесная зона с добычей полезных ископаемых, очаговым заселением и сельским хозяйством тянется широкой полосой от Белого и Баренцева до Охотского и Японского морей. Она занимает 22% территории России. Здесь 11 больших городов, вокруг которых формируются небольшие ареалы повышенной плотности населения и пригородного сельского хозяйства. Все остальное – обширная периферия, которую организуют небольшие транспортные, рыболовецкие, добывающие и лесопромышленные поселки среди "моря тайги". Лесоразработки более успешны ближе к северо-западной и юго-восточной границам России. На остальной территории вдали от крупных городов при средней плотности менее одного человека на кв.км в отдельных очагах люди живут часто в полной изоляции, без связи, информации и т.п. Правда, доля населения в этих периферийных районах невелика. Агропредприятия, возникшие в этой зоне рискованного земледелия на волне общехозяйственного освоения, за пределами ближайших пригородов либо в глубоком кризисе, либо перестали существовать.  

3. Лесо-сельскохозяйственная зона охватывает остальную часть Нечерноземья, а также переходную полосу от тайги к степям на востоке страны. Она начинается от Ленинградской, Псковской, Смоленской и Брянской областей (включая и анклавную Калининградскую) и идет к югу Иркутской области, слегка расширяясь в местах сельскохозяйственного освоения Дальнего Востока. Зона занимает 13% территории России, на которой проживает 30% ее сельского населения. Это главная промышленная зона страны. Всего здесь находится 70 городов с населением свыше 100 тыс. жителей, правда 16 из них – в Московской области. Именно здесь сосредоточена большая часть городского населения страны – 53%, причем 14% горожан проживает в Москве и С.-Петербурге. Главная особенность этой зоны – головокружительные контрасты пригородных и периферийных (глубинных) административных районов внутри субъектов РФ, наблюдаемые визуально и  отчетливо выявляемые по статистическим показателям. Начиная с этой зоны, внешняя периферия постепенно переходит во внутреннюю.

Доля наиболее экономически успешных пригородных территорий (районов – соседей первого порядка столиц регионов или больших городов) в этой зоне составляет менее 5 %, но на них проживает около 20% сельского населения. Переходные пояса от пригородов к периферии занимают 10–15% территории и концентрируют еще 30% населения. Бóльшая же часть лесо-сельскохозяйственной зоны – внутренняя периферия с пониженной плотностью сельского населения, упадком сельского хозяйства и преобладанием небольших депрессивных городов.

4. Преимущественно сельскохозяйственная зона охватывает равнинные территории в треугольнике: Курск – Краснодар – Красноярск. По площади она почти равна третьей зоне, занимая 12% территории России, но шире в европейской части, где она занимает треть всей территории, и сильно укорочена в азиатской (5% территории). Это наиболее освоенная и заселенная территория, в ней проживает 58% сельского населения всей России. Здесь почти столько же больших городов, сколько в предыдущей зоне, но расположены они более равномерно. Лучшая освоенность территории и сохранность человеческого капитала способствуют  сглаживанию социально-экономических контрастов внутри субъектов РФ, особенно в Центральном Черноземье и на равнинном Северном Кавказе.

В начале 1990-х гг. южные районы Европейской России приняли довольно много мигрантов из других регионов и из ближнего зарубежья. Юг Западной Сибири также получил дополнительное население, которое в большей степени все-таки стремилось в города или поближе ним. Хотя во второй половине 1990-х гг. миграционный приток в села ослаб, большая часть регионов от Белгородской области и Краснодарского края до Южного Урала за 1990–2000-е годы увеличили численность сельского населения, что не удалось сделать регионам в других зонах.

Это основная сельскохозяйственная зона страны с весьма благоприятными природными предпосылками. Именно здесь активно внедряются рыночные механизмы в сельском хозяйстве, до 2009 г. сюда направлялись инвестиции, здесь лучше сохранились крупные предприятия, много фермеров и товарных хозяйств населения. Неоднородность территории определяют не столько пригородно-периферийные различия, как в зоне 3, сколько дифференциация природных условий, особенно увлажнения, и национальные особенности населения. Здесь тоже есть своя внутренняя периферия, немало и депрессивных районов. Однако причины и последствия депрессии иные, чем в Нечерноземье, и часто связаны с перераспаханностью территории, особенно в засушливых районах, сложностью природных условий; эти проблемы могут быть разрешены в рамках рационального природопользования.

5. Горную скотоводческую зону с очагами добычи полезных ископаемых можно подразделить на два подтипа: Кавказский и Сибирский. Это районы, где в больших городах чаще преобладает русское, а в сельской местности – нерусское население, которое из-за кризиса агропредприятий в 1990-х гг. вернулось к традиционному для этих территорий экстенсивному преимущественно частному животноводству. Поэтому здесь к периферии можно отнести не только удаленные от городов, но и многие горные территории. С распадом СССР эти горные районы, по существу, стали внешней периферии страны. Зона занимает сравнительно небольшую территорию – 6%, проживает в ней в среднем  8% сельского населения, хотя ее доля в азиатской части намного выше – пятая часть сельского населения.

Анализ территории России с точки зрения ее удаленности от основных сгустков городов, транспортной освоенности, заселенности и социально-экономического состояния показывает, что к внешней периферии можно отнести около 70% территории страны, к внутренней – еще около 15%. Локальные очаги развития, связанные на внешней периферии, как правило, с добычей природных ресурсов и немногочисленными городами, которые можно считать полупериферией, – это крошечные оазисы в огромной лесной и заболоченной "пустыне". Масштабы пространства затрудняют их включение в общую коммуникационную систему России. Редкая заселенность и поляризация пространства обусловливают невозможность контроля за всей территорией внешней периферии и сложности управления ею.

Внутренняя периферия занимает меньше территории и часто находится в 1–3-х часовой доступности от больших городов, ближе к границам регионов. Как правило, от центров она отделена небольшими зонами пригородов и полупериферии (Нефедова, 2003). Однако это не уменьшает проблем периферийных территорий, которые все больше выпадают из использования, особенно в Нечерноземье и на востоке страны, и сферы контроля региональных властей. Вряд ли следует ожидать в ближайшие годы возвращения в депопулировавшие периферийные районы постоянного населения. Сохранение части поселений и очагов деятельности в них возможно лишь благодаря внешним импульсам: городским дачникам и мигрантам в сельскую местность, рыночной поддержке, в том числе столичным и иностранным бизнесом некоторых предприятий в небольших городах и в сельской местности как локальных точек экономической активности. Однако разрушение местной инфраструктуры по мере угасания постоянной жизни отнюдь не способствует этим процессам.

Поляризация  пространства и региональная политика

Столь сильная поляризация городов и сельской местности  требуют осознанной региональной политики, причем не только на уровне субъектов РФ, чему уделяется больше внимания, но и на муниципальном уровне. Главное при разработке направлений развития городских и сельских территорий и предлагаемых мер их поддержки – недопущение унификации подходов, учет природных, социально-демографических и экономических ограничений и преимуществ, определение "коридора" возможного развития конкретных территорий. Реализация задач развития должна осуществляться на основе поиска и стимуляции точек роста и приоритетных направлений при бюджетной поддержке депрессивных сельских районов и поселений, а также малых и средних городов с кризисом основных градообразующих предприятий.

Наибольшее внимание на государственном уровне в последние годы уделяется развитию сельского хозяйства, а также образования и медицинского обслуживания, чему были посвящены специальные национальные проекты. В то же время аграрное развитие – это отнюдь не единственный и далеко не главный путь развития сельских территорий периферии, учитывая их обширность, малодоступность и зачастую сложные природные условия. Да и для многих южных территорий монофункциональная аграрная экономика стала тормозом развития.

Для территорий, расположенных в относительно благоприятных социально-экономических и природных условиях, необходимо использовать набор относительно универсальных мер, направленных на развитие экономики и повышение уровня жизни населения: расширение сфер занятости и повышение доходов населения, улучшение качества его жизни, развития рыночной инфраструктуры, в т.ч. инфраструктуры сбыта сельскохозяйственной продукции для всех видов производителей, развитие малого и среднего бизнеса, расширение доступа населения к основным услугам вне зависимости от места проживания и сферы деятельности. Ориентированность только на сельское хозяйство и отставание развития сферы услуг в таких районах способствуют повышенному уровню безработицы, особенно в связи с кризисом трудоемкого животноводства в России. В сельских районах важно расширение доступа сельских жителей к земельным ресурсам. А главное – стимулирование самоорганизации населения в районах, сохранивших трудовой потенциал. Это часто идет в разрез с политикой региональных и муниципальных властей, но совершенно необходимо для устойчивого развития таких территорий.

Для пригородных районов в условиях многоцелевого использования земли и ее дефицита необходима разработка мер взаимоувязки разных направлений использования территории, в том числе соблюдение интересов разных землепользователей: местного населения, отдыхающих на пригородных дачах горожан, сельского хозяйства, жилищного строительства, промышленности,  лесного, водного, складского хозяйства и т.д. Здесь чрезвычайно важно улучшение пропускной способности дорожной сети, способствующей расширению маятниковых трудовых миграций "село-город" и зоны дачного отдыха населения крупнейших городов, дальнейшее развитие инфраструктуры и сферы услуг, нацеленной и на местное население, а не только на приезжающих горожан. Сложно разрешимыми проблемами часто становятся утилизация мусора крупных городов, санация городских и местных свалок, как и общее улучшение экологической среды, уменьшение промышленного загрязнения, сохранение лесов.

Огромные пространства российской периферии требуют специальных подходов.

Развитие внешней периферии во многом регламентировано ее удаленностью, сложностью природных условий, редкой сетью центров и слабой связностью пространства России. Возникшие было в 2000 г. на волне высоких цен на нефть декларации об очередном витке затратного расширения освоенной территории за пределами пригородов и ареалов использования ценных природных ресурсов  приостановлены мировым финансовым кризисом и резким падением нефтяных и газовых доходов государства. Ее развитие и дальше будет носить мелкоочаговый характер на фоне экстенсивного традиционного хозяйства коренных народностей. Это не означает отсутствие внимания к развитию отдельных очагов и, главное, к уменьшению их изолированности. Связность российского пространства катастрофически мала, причем не только физическая (дороги), но и экономическая (высокие транспортные тарифы и  цены  авиакомпаний, подстегивающие население окраин к отъезду "на материк").

Большая часть внешней периферии расположена в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке и в значительной степени представляет собой к тому же высокогорья и среднегорья. Это затрудняет достижение не только стационарных поселений, но и вахтовых поселков, ограничивает использование высококвалифицированных кадров, в том числе иностранных специалистов, и развитие коммерческого туризма. И то, и другое требует определенного уровня комфорта и воспроизводства среды обитания европейского уровня, то есть глокализации – при точечном использовании территории включения отдельных очагов российской периферии в глобальные процессы. В то же время вряд ли следует ожидать былого человеческого энтузиазма в освоении внешней периферии.

Будущее внутренней периферии, расположенной часто недалеко от центров, неоднозначно и во многом зависит от политики федеральных и региональных властей. Возможно возвратное вовлечение части забрасываемых территорий в сельское хозяйство, особенно в более южных районах. Особенно перспективны в этом плане крупные агропромышленные комплексы, которые в  целях расширения сырьевой базы ищут  наиболее работоспособные предприятия на периферии. Некоторые перерабатывающие предприятия Москвы, Московской области и С.-Петербурга также расширяют сырьевую зону в окружающих регионах Нечерноземья. Но тех, на которые они могут опираться и включать в свою производственную цепочку, единицы, как единичны и относительно успешные самостоятельные предприятия благодаря накопленной еще при социализме производственной базе или удачному руководству. Но и последнее встречается редко из-за неумолимого отрицательного отбора в районах депопуляции, выкачивающего в центры лучшие кадры.

Общими условиями если не развития, то частичного сохранения российской глубинки являются следующие:

- Специальная социальная политика, направленная на сокращение смертности, в том числе от алкоголизма, в малых городах и сельской местности. Это требует не только улучшения медицинского обслуживания, но и усилий местных властей и самого сельского сообщества по расширению альтернативных занятий населения, не только в трудовой сфере, но и при проведения досуга. Повышение рождаемости, о котором много говорится в последнее время, при сильном постарении местного населения во многих районах вряд ли возможно, но для оставшихся и, особенно, приезжающих молодых семей с детьми необходимо усиление государственной поддержки, помощь в ремонте или строительстве дома и т.п. 

- Привлечение мигрантов из других регионов РФ или из ближнего зарубежья для сохранения освоенности территорий и занятий сельским хозяйством или другими производствами, снятие административных преград предоставления им земель в аренду и выдача кредитов на развитие производства, строительство или ремонт домов.

- Развитие социальной инфраструктуры, программы развития здравоохранения и образования в малых городах и в небольших поселениях, по улучшению транспортной доступности каждого населенного пункта, по развитию инженерно-бытовой инфраструктуры, предоставлению местным жителям субсидий на ремонт и строительство жилья.

- Специальные социальные (в т.ч. волонтерские) программы повышения инициативности местного населения, особенно в центрах поселений, где лучше сохранился трудовой потенциал, получившие в последнее время широкое распространение в мире (Местное самоуправление, 2007, Тюрин, 2007).

Моделей экономики "хозяйственного сжатия" в периферийных районах, сопровождающейся уменьшением площади освоенных территорий, может быть несколько, причем они вовсе не исключают друг друга.

Первая модель – сельскохозяйственная – предполагает сохранение агропредприятий до тех пор, пока они востребованы местным населением. Ведь предприятие, даже убыточное, резко сократившее посевные площади и почти ничего не дающее на общероссийский и региональный рынок, в таких районах сохраняет важное локальное значение, оставаясь поставщиком продукции на местные заводы по переработке сельскохозяйственного сырья в малых городах и тем самым способствуя их выживанию. Агропредприятия служат также организаторами местной жизни, частично поддерживая личные хозяйства населения и спасая поселения от наступления леса. В сельской местности формируется своеобразная безденежная система. Люди ходят на работу за ту помощь в ведении личного хозяйства, которую оказывает им предприятие[6], а предприятие значительную часть своей продукции сбывает населению. Такие предприятия нуждаются в помощи государства именно как социальные институты для поддержания местной жизни.

Вторая модель также связана с сельским хозяйством, но мелким и частным, с усилением его товарности, что возможно в районах не очень сильной сельской депопуляции или в районах, сумевших привлечь и задержать мигрантов. Главным фактором, помимо человеческого капитала, здесь оказывается степень включенности района в систему экономических связей (транспортная доступность, доступность рынков сбыта продукции и т.п.) и снижение бюрократических проволочек и трансакционных издержек по сельскохозяйственному реосвоению части заброшенных земель бывших колхозов.  

Третья модель связана с уходом от монофункционального развития малых городов и сельской местности, порой с заметным изменением специализации района, развитием видов деятельности, связанных с использованием природных ресурсов леса и воды (лесозаготовки и углубленная лесопереработка, туризм, заготовка и переработка грибов и ягод и т.п.). Однако зачастую и это возможно лишь при наличии реально трудоспособного местного населения, повышении его активности, или при вахтовом завозе работников. Это также требует определенного уровня инфраструктурной обустроенности.

Четвертая модель работает для малых городов и деревень, расположенных в особо живописных местностях или имеющих ценные памятники истории и культуры. Их развитие как достопримечательных мест может быть закреплено специальным законодательством на национальном, региональном или районном уровне. Они нуждаются  в дополнительном финансировании для сохранения традиционного хозяйства населения и антропогенных ландшафтов хотя бы вокруг деревень, церквей и т.п..

Если же местного населения, кроме нетрудоспособных жителей, в сельской местности почти не остается, возможна реализация пятой модели, при которой требуется специальная социальная поддержка оставшегося населения.  Ведь депопулировавшие деревни — это, по существу, дешевые дома престарелых, которые отчасти и продуктами себя обеспечат. Но они требуют особого обслуживания: автолавок с продуктами, доступной медицинской помощи, регулярных автобусных маршрутов, доходящих до всех живых деревень. При создании подобных условий, дети будут реже забирать стариков в города и чаще приезжать в деревни, что продлит их существование.

Наконец, шестая модель – не только выживания, но и развития глубинки – связана с дачниками. Роль дачного развития удаленной от городов местности, а не только пригородов, как правило, недооценивают. Массовость российской сезонной дачной субурбанизации не фиксируется статистикой, поскольку люди, как правило, не выезжают из городов на постоянное место жительства, а строят или покупают в сельской местности дом как дачу дополнительно к городской квартире.

Российская  дачная традиция пригородами не ограничивается. Более того, все большее распространение получает феномен дальней дачи в тихом безлюдном месте взамен или в дополнение к ближней даче, зажатой среди изгородей и коттеджей. Процесс заполнения дачниками удаленных периферийных сельских районов начался еще в 1970-х гг. и набирает силу. Обследования показывают, что дачные зоны Москвы и С.-Петербурга захватили соседние области и уже сомкнулись на юге Псковской и Новгородской областей. Как правило, в удаленных районах в отличие от районов, окружающих Москву и Московскую область, конфликтов между местным населением и дачниками не происходит из-за сравнительной малочисленности и тех и других (Нефедова, 2008) .  Дачники сохраняют дома, деревни, но не местное сообщество и  хозяйство предприятий. Тем не менее, экономические стимулы, исходящие от дачников, способны занять часть местного населения. Мелкое индивидуальное хозяйство имеет шанс укрепиться, снабжая дачников продуктами. Дачники создают спрос на услуги по ремонту и строительству домов, присмотру за ними.  Иное дело, что часто в депопулировавших деревнях этот спрос уже некому удовлетворить, даже если население еще осталось. Приток дачников дает стимул и развитию торговли в соседних городах, хотя имеет и негативные последствия, задавая высокие цены, загрязняя территорию мусором. Но главное –  дачники, хотя бы сезонно, создают иную социальную среду в депопулировавших деревнях, что также может способствовать задержанию местного населения, особенно молодежи.

Наплыв дачников в субъектах РФ, окружающих Московскую область, очень велик. Опросы показали, что москвичи и жители подмосковных городов летом в отдельных живописных районах увеличивают общую численность населения в 2-4 раза.  Но даже в удаленных на 400–-600 км районах (например, в районах Костромской области, расположенных вдоль реки Унжа) доля московских дачников достигает 50% собственников домов, а в сильно депопулировавших деревнях 70-90% (Нефедова, 2008).  Глобализация, проводниками которых являются в том числе и дачники, пришла и в удаленную периферийную деревню. Главным ограничителем дачного развития периферии служит сильное отставание развития инфраструктуры и сервисного сектора.

Итак, конец ХХ – начало ХХ1 вв. характеризовались явным усилением поляризации пространства, как в период кризиса 1990-х гг., так и на этапе выхода из него. Очаги развития концентрировались: 1 - в больших городах, 2 - вокруг них в пригородах, 3 - в ареалах добычи экспортных природных ресурсов и 4 - на юге страны. Происходило усиление социально-экономических различий между Севером и Югом, Западом и Востоком, а также углубление различий внутри субъектов РФ – между городами и сельской местностью, между крупными и всеми остальными городами, между пригородами и окраинами регионов. Столь затратное как прежде использование финансовых и человеческих ресурсов при их сокращении в дальнейшем уже невозможно. Экономический рост всегда неравномерен, и попытки сильного расширения зоны экономической активности почти всегда приводят к лишению ее стимулов (Новый взгляд, 2009). Иное дело, что стимулирование роста путем агломерирования и увеличения территориального разделения труда требуют усиления связности территории, ее проницаемости как для населения, так и для экономических потоков, информации, выравнивания условий жизни. При отсутствии этого усиление поляризации, стягивание  активной деятельности в небольшие очаги привело к расширению российской периферии, размеры которой и так велики из-за огромной территории страны.

Однако осознания масштабов и проблем российской внешней и внутренней периферии на федеральном и региональном уровнях не произошло, как нет и осмысленной региональной политики государства в отношении периферийных районов. А ведь в них живет  каждый пятый горожанин и каждый пятый сельский житель России.

Литература

1. Вишневский А.Г., Андреев Е.М., Трейвиш А.И. Перспективы развития России: роль демографического фактора. М.: Институт экономики переходного периода, 2003.

2. Город и деревня Европейской России: сто лет перемен / Ред. Нефедова Т.Г., Полян П.М., Трейвиш А.И. М.: ОГИ, 2001.

3. Грицай О.В., Иоффе Г.В., Трейвиш А.И. Центр и периферия в региональном развитии. М.: Наука, 1991.

4. Иоффе Г.В., Нефедова Т.Г. Фрагментация сельского пространства России // Вестник Евразии, № 4, 2004, с. 69-93.

5. Зубаревич Н.В. Социальное развитие регионов России: проблемы и тенденции переходного периода. М.:УРСС, 2003, 111 с.

6. Зубаревич Н.В. География кризиса: пространство рисков // Ведомости, 15.12.2008.

7. Каганский В. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. Сборник статей.  М.:Новое литературное обозрение, 2001.

8. Махрова А.Г., Нефедова Т.Г., Трейвиш А.И. Московская область сегодня и завтра:  тенденции и перспективы пространственного развития. М.: Новый хронограф, 2008

9. Местное самоуправление и гражданское участие в сельской России. Проект Всемирного банка реконструкции и развития. М.: CAF Россия, 2007

10. Нефедова Т.Г. Сельская Россия на перепутье. Географические очерки. М.: Новое издательство, 2003 403 c.

11. Нефедова Т.Г. Увидеть Россию. Отечественные записки. Том 32. Анатомия провинции, 2006а. № 5, С. 41-60.

12. Нефедова Т.Г. Село Медведево в интерьере своего района, области и России // Российский северный вектор / Под ред. Н.Е. Покровского. М.: Сообщество профессиональных социологов, 2006б, С. 8-50.

13. Нефедова Т.Г.  Российская глубинка глазами ее обитателей// Угорский проект:экология и люди ближнего Севера/ Под ред. Н.Е. Покровского. М.: Сообщество профессиональных социологов, 2008. сс. 98-120

14. Нефедова Т.Г., Трейвиш А.И. Динамика и состояние городов в конце ХХ века. Российские городские системы в зеркале эволюционных теорий урбанизации // Город и деревня Европейской России: сто лет перемен / Ред. Нефедова Т.Г., Полян П.М., Трейвиш А.И. М.: ОГИ, 2001, С.171-225.

15. Новый взгляд на экономическую географию. Доклад о мировом развитии. Обзор. Вашингтон, округ Колумбия. Всемирный банк, 2009.

16. Пивоваров Ю.Л. Россия и мировая урбанизация. Антропокультурная и пространственная динамика. М.:Нальчик, 2007.

17. Предварительная численность населения РФ до 2025 года. М.:Федеральная служба государственной статистики, 2005

18. Основные социально-экономические показатели городов. М.: Федеральная служба гос.статистики, 2006.

19. Паспорта городов Российской федерации в 2005 и 2007 гг., Вычислительный центр Федеральной службы гос.статистики.

20. Регионы России. Социально-экономические показатели. Статистический сборник. М.: Федеральная служба гос.статистики, 2007.

21. Родоман Б.Б. Поляризованная биосфера. Смоленск: Ойкумена, 2002.

22. Родоман Б.Б. Страна перманентного колониализма // География, 2009, № 2.

23. Трейвиш А.И. Город, село и региональное развитие // Город и деревня Европейской России: сто лет перемен / Ред. Нефедова Т.Г., Полян П.М., Трейвиш А.И. М.: ОГИ, 2001, С.337-374.

24. Трейвиш А.И. Центр, район и страна. Инерция, инновации в развитии российского крупногородского архипелага // Крупные города и вызовы глобализации.М.:Институт географии РАН, 2003.

25. Трейвиш А.И. К вопросу о теории больших стран // Пятые сократические чтения. Рефлексивность социальность процессов и адекватность научных методов. М.: РУДН, 2004. С.88–111.

26. Тюрин Г.В. Опыт возрождения русских деревень. М.: Поколение, 2007

27. Численность и размещение населения. Итоги Всесоюзной переписи населения 2002 г., т.1, М.:Федеральная служба государственной статистики РФ, 2004.

28. Численность населения РФ по городам, поселкам городского типа и районам на 1 января 2008 года.  М.:Федеральная служба государственной статистики РФ, 2008.

29. Geyer H.S., Kontuly T. A., 1993. Theoretical Foundation of the Concept of Differential Urbanization // International Regional Science Review.  15. 3 . P. 157-177.