Геннадий Бордюгов
|
Каждая круглая дата рождения Сталина уже более полувека накаляет общественное мнение, сталкивает между собой исследователей и общественных деятелей по поводу политики и истории, реформирования государственной системы или наведения порядка в ней, модернизации или мобилизации экономики, места России в мире. Реанимируя образ Сталина, каждый режим власти раскрывает свое отношение к этой сложной фигуре, давая тем самым понять вектор собственного курса. По характеру обращения к Сталину можно оценивать состояние общества, его предпочтения и настроения, протесты и чаяния. Особенно заметны страдания памяти по жертвам репрессий, а значит, и всполохи требований суда над совершенными преступлениями. Со сталинскими юбилеями и при его жизни, и после смерти связывались немало ключевых событий, оформление и принятие важных политических решений. Сталин участвовал в этом – сначала как вождь и живой человек, затем как определенный символ и мифический образ, позволяющий осмыслить настоящее и будущее. Заметна определенная взаимосвязь между сталинскими юбилеями и поворотными моментами в истории страны – 1929-й, 1939-й, 1949-й годы. После смерти вождя наблюдаются другие тенденции, связанные с десталинизацией или ресталинизацией. 1959 год зафиксировал первую тенденцию и связанные с ней нелегкие для общества последствия. 1969-й обозначил тревожные симптомы движения в обратную сторону, что окончательно подтвердил 1979 год. Затем маятник резко качнулся в другую сторону, когда в перестроечном 1989 году Горбачев открыл шлюзы антисталинской критики. Однако к 1999 году уже в новой стране под именем Сталина выстроились колонны критиков ельцинского правления и сторонников консервативных перемен. 2009-й пока трудно вписать во все эти колебания – необходима дистанция, чтобы понять значение для России 130-летия Сталина. Очевидно лишь одно – и по прошествии более пятидесяти лет после его смерти мы все еще пребываем в сталинском плену и ищем способы выхода из него. Характерно, что название «Десять сталинских ударов» закрепилось за десятью крупнейшими военными операциями Красной армии 1944 года уже постфактум, после их успешного завершения. Скорая и уже неизбежная Победа не могла не осеняться именем вождя. В нашем случае разговор о десяти сталинских юбилеях – начиная с первого послереволюционного и до отмечаемого сейчас – это своеобразная инверсия образа, рожденного в 1944 году на фронтах Великой Отечественной войны. Тогда успех не мыслился вне связки с именем вождя – теперь же вехи его земной биографии и посмертной памяти оказываются проблемными узлами, без которых нельзя постичь нашу историю во всей ее трагической противоречивости. 1919: наведение фокуса биографии Известно, что подлинной датой рождения Сталина, раскрытой в 1990 году историком Леонидом Спириным, является 6 (18) декабря 1878 года. Об этом сделана запись в метрической книге Успенского собора города Гори Тифлисской губернии. Крестили новорожденного 17 (29) декабря. Поскольку в то время было принято праздновать не день рождения, а день ангела, люди далеко не всегда помнили дату своего рождения. Сталин колебался в выборе рождения между 1878 и 1879 годом и в дальнейшем остановился на условной дате – 9 (21) декабря 1879 года. С двадцатилетием будущего вождя историки свяжут его изгнание из духовной гимназии, а с тридцатилетием – вхождение в когорту профессиональных революционеров, решение покинуть Кавказ и испытать свои силы в среде руководителей РСДРП. В 40 лет Сталин – член Политбюро РКП(б), нарком по делам национальностей в первом советском правительстве и нарком Госконтроля. Он мог напрямую апеллировать к Ленину, потому что зарекомендовал себя как человек, способный быть «пожарным для безнадежных положений». Так было в Царицыне, когда к городу подошли казаки атамана Краснова, затем в Перми, которую сдали войскам Колчака, в Петрограде, оказавшемся в критической ситуации перед войском Юденича, на Южном фронте в период разгрома Деникина. Разумеется, тогда никто не акцентировал внимания на том, что, к примеру, к решающим операциям против Колчака Сталин отношения не имел, что разгром Юденича проходил под руководством Льва Троцкого. Тогда еще никто не выяснял меру чьих-то персональных заслуг в общей победе и цену допущенных просчетов. Однако заслуги Троцкого (7 ноября 1919 года ему исполнилось 40 лет) и Сталина в Гражданской войне были отмечены 27 ноября 1919 года орденами Красного Знамени. В представлении к награде Сталина отмечались его «энергичная и неутомимая работа» на критических участках сражений и способность «личным примером воодушевлять ряды борющихся за Советскую республику». Троцкий в книге «Моя жизнь» подробно рассказал об истории этого награждения. На заседании Политбюро было решено вручить орден Троцкому за победу под Петроградом. Однако к концу заседания Григорий Зиновьев несколько смущенно предложил вручить такую же награду и Сталину. «За что?» – спросил Михаил Калинин. В перерыве Николай Бухарин в частном порядке заметил Калинину: «Как ты не понимаешь? Это Ильич придумал. Сталин не может жить, если у него нет чего-нибудь, что есть у другого. Он никогда этого не простит». Чуть позднее на торжественном собрании в Большом театре Троцкий доложил о военном положении, и затем ему вручили награду. «Когда к концу собрания, – писал Троцкий, – председатель объявил, что Сталину также присужден орден Красного Знамени, я попробовал аплодировать, за этим последовало два-три нерешительных хлопка. По залу прошел холодок недоумения, особенно явственный после предшествовавших оваций. Сам Сталин благоразумно отсутствовал». Почему Сталин исчез в такой важный момент? Расположенные к Сталину историки, к примеру Лев Балаян, не соглашаются с саркастическим Троцким – дескать, когда последний «вальяжно прохлаждался в Большом театре», Сталин выехал в Серпухов, в район боевых действий Южного фронта. То есть «равнодушный, не в пример Троцкому, к наградам Сталин с головой ушел в порученное ему дело, в борьбу, которая была смыслом жизни этого величайшего революционера и завершилась полным разгромом контрреволюционных Вооруженных сил Юга России». В Серпухове, судя по архивным данным, Сталин провел и день своего рождения. Скорее всего, без новой семьи – восемнадцатилетней Надежды Аллилуевой, с которой он зарегистрировал брак 24 марта 1919 года, и сына Василия, который родился спустя пять месяцев. 1929: огосударствление юбилея Через десять лет никто не помешает Сталину режиссировать юбилей по-своему, сделать из него новый государственный праздник. Ленина не стало, Троцкий был выслан из страны, все внутрипартийные оппозиции разгромлены, хлебозаготовительный кризис 1927–1928 годов преодолен, нэп свернут. Однако, для того чтобы 50-летие стало историческим событием, Сталин сконцентрировал внимание на завершении трех задач – иной организации пространства памяти об Октябрьской революции и Гражданской войне, изменении конструкции власти, формулировке новой стратегии движения страны в будущее. Прежде всего генсеку понадобилось заменить Троцкого в качестве главного архитектора всех побед РККА и единоличного автора планов разгрома Колчака, Деникина и Юденича. Именно таким он и предстал в статье Клима Ворошилова «Сталин и Красная армия». Не без ведома вождя в 1929 году вышла и книга «Львов – Варшава», в которой вопреки фактам все ошибки в войне с Польшей приписывались главкому Сергею Каменеву и командующему Западным фронтом Михаилу Тухачевскому. Расправившись с оппозицией, Сталин не стал уравновешивать однопартийность правом фракционной борьбы. Он также быстро научился сталкивать между собой различные слои бюрократической иерархии – каждый чиновник дышал в спину своему начальнику, вожделея занять его место. Партийно-государственную элиту расслаивала и введенная во второй половине 1920-х номенклатура должностей – вся вертикаль назначений превращалась в собственный удел власти. Регулярные кадровые перетасовки предотвращали бюрократическое обволакивание вождя. Последовательное сокращение сферы действия «коллективного руководства» позволило Сталину вплотную приступить к выстраиванию личного режима власти. Структурная жесткость режима личной власти и сознательно выстраиваемого культа компенсировалась масштабным, ясным и понятным мобилизационным проектом строительства социалистического будущего. В апреле 1929 года принимается первый пятилетний план, подчиненный сталинскому нетерпению «догнать и перегнать» передовые капиталистические страны. 7 ноября 1929 года в газете «Правда» появляется установочная статья вождя «Год великого перелома». Это словосочетание стало широко употребляемым крылатым выражением, а сама публикация действительно знаменовала собой начало нового этапа в истории СССР. Сталин измерял счастье в тонно-километрах и процентах роста. Мотив темпов и скорости стал главным. В статье он дважды подчеркивает мысль о вековой российской отсталости и возможности ее преодоления. А завершает работу на ударной ноте – словами, которые символизировали технократическую утопию по-русски: «Мы становимся страной металлической, страной автомобилизации, страной тракторизации. И когда посадим СССР на автомобиль, а мужика на трактор – пусть попробуют догонять нас почтенные капиталисты, кичащиеся своей «цивилизацией». Желание какого-то перелома после кризисов нэпа и сомнений по поводу темпов индустриализации существовало и в массах. Все громче звучали призывы «придумать какой-нибудь зигзаг, чтобы поскорей прийти к заветной цели». И Сталин уловил эту доминанту общественного настроения. Отвечая на многочисленные поздравления 22 декабря, он заявил, что «готов и впредь отдать делу рабочего класса, делу пролетарской революции и мирового коммунизма все свои силы, все свои способности и, если понадобится, всю свою кровь, каплю за каплей». Но те, которые ждали зигзага, никак не могли представить, какая цена будет заплачена за скачок и чья кровь прольется за утопию. Юбилейный для Сталина год заканчивался тем, что 27 декабря на конференции аграрников-марксистов он провозгласил переход к сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса. Начиналась крестьянская Вандея. Предстоящее десятилетие станет самым тяжелым испытанием в жизни вождя. 1939: неоднозначность торжества Тональность предстоящему юбилею задала февральская премьера оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя» под новым названием «Иван Сусанин». За переделку бывшего неофициального династического гимна «Славься!» взялся поэт Сергей Городецкий, а за редакцию – сам Сталин. Вместо слов «Славься, славься, наш русский царь» хор теперь пел: «Славься, славься ты, Русь моя!» С величественными ритуалами открывался через месяц XVIII съезд партии. При появлении вождя все стоя устроили вождю продолжительную овацию. Разносились здравицы «Да здравствует товарищ Сталин!», «Великому Сталину – ура!», с трибуны звучали определения типа «гений новой эры», «мудрейший человек эпохи» и т.д. В этом контексте неуместными казались воспоминания об ужасах раскрестьянивания, о страшном голоде 1932–1933 годов, массовых операциях НКВД 1937–1938 годов, репрессиях против двух третей делегатов предыдущего съезда. Под аплодисменты встречались приведенные Сталиным статистические данные о том, что на руководящие посты в партии и государстве выдвинуто полмиллиона новых работников, что среди партийного генералитета сменились 293 из 333 секретарей обкомов и крайкомов, что 90 процентов новых руководителей моложе 40 лет. Созвучными юбилею были громкие результаты выполнения второй пятилетки, открытие Всесоюзной сельскохозяйственной выставки и самой красивой станции метро – «Маяковской», начало регулярного телевидения и ввод в действие Большого Ферганского канала имени вождя, учреждение Сталинской премии и стипендий имени Сталина. Указом Президиума Верховного Совета Сталину присваивается звание Героя Социалистического Труда, он избирается почетным членом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук и почетным членом Академии наук СССР. К празднику взрослых активно подключают детей. В специальном сборнике их стихов выделялся Саша Кобелянский: Празднично-радостна Красная площадь, Однако всеобщее празднество не помешало Сталину, как и десять лет назад, сосредоточиться на ключевых моментах события – закреплении своей особой роли в истории, изменениях в режиме власти и определении очередного чертежа будущего. В то же время он осознавал уязвимость некоторых моментов торжества – беспокоили внешнеполитические проблемы и, как ни странно, культ собственной личности, его восприятие за рубежом. «Краткий курс» истории ВКП(б), выпущенный за год до 60-летия Сталина, впервые представил Октябрьскую революцию как акт творения нового мира со своей священной историей, канунами и предтечами, демиургами и пророками, с постоянной борьбой за чистоту с демонами – внутренними и внешними. Сталин в этой идеологической схеме – не просто продолжатель Ленина, а его перевоплощение: «Сталин – это Ленин сегодня». За годы, предшествовавшие юбилею, Сталин не только сделал элиту ответственной за «перегибы» коллективизации, но и произвел ротацию кадров в ходе «великой чистки». Однако главными целевыми группами Большого террора явились те слои общества, которые нарушали политическую и социальную гомогенность советского народа. Нейтрализации подлежали и те, которые в преддверии войны воспринимались как вероятная «пятая колонна», которые «либерально» восприняли новую Конституцию страны, которые вообще мешали создавать надежное общество. Положительно оценив результаты террора, Сталин в 1939 году раскритиковал НКВД и прокуратуру за «ошибки», которые воспрепятствовали «полной победе над врагами». Запретом на проведение массовых арестов и депортаций, ликвидацией внесудебных органов (троек) Большой террор объявлялся законченным. При этом снималась ответственность с партийного и государственного руководства за массовые репрессии. Такому толкованию соответствовало обозначение Большого террора как «ежовщины». Просьба наркома НКВД Николая Ежова об отставке была весьма кстати, а новый нарком – Лаврентий Берия – сразу же заявил о «возвращении к законности». Юбилейный 1939-й был отмечен широким потоком протестов на внесудебные приговоры. Однако крайне малое количество реабилитаций в 1939–1940 годах – показатель того, что кампания по «восстановлению социалистической законности» не должна была пойти на пользу пострадавшим. Роль прокуратуры свелась к доказательству случаев нарушения закона со стороны работников НКВД и сбору ценного материала для их ареста и осуждения. Так Сталин и руководство ВКП(б) сняли с себя ответственность за репрессии, а НКВД постепенно возвратил себе прежние полномочия. Однако именно со Сталиным связалась надежда уцелеть в царстве всеобщего страха. Родилась технология «децимации наоборот»: не уничтожение каждого десятого, а сохранение жизни каждому десятому. Может, потому не было сопротивления, что каждый считал: я буду тем самым десятым, которого не накажут? Отсюда – усиление магнетизма фигуры Сталина: сначала он, подобно Бонапарту, балансировал между классами, теперь – между аппаратом и массой, между разобщенными служащими государства, между членами первичных ячеек общества, охваченных страхом и надеждой людей. Для кого-то – каждого десятого, оставшегося невредимым, – он навсегда остался прав. Перед «правильным» обществом Сталин ставил новую задачу – построение коммунизма в одной стране – Советском Союзе – при наличии капиталистического окружения, стирание «граней» между рабочими и крестьянами, а также между этими классами и интеллигенцией, завершение строительства бесклассового общества. Безусловно, вождь понимал относительность новых стратегических планов. Внешнеполитические расклады в 1939 году менялись очень быстро. После оккупации Чехословакии германскими войсками 15 марта 1939 года в нарушение Мюнхенских соглашений ни о каком союзе между Англией, Францией и Германией, направленном против Советского Союза, не могло быть речи. 23 августа Сталин пошел на подписание с Германией соглашения о ненападении. Одни восприняли этот пакт как законное средство обеспечения безопасности СССР, а другие – как естественное продолжение имперской политики русских царей. Одни видели в пакте одновременно и ошибку, и проявление экспансионистских замыслов Сталина под идеологической оболочкой «расширения зоны социализма», другие – что, идя на соглашение с Гитлером, он рассчитывал на втягивание Германии в мировую войну с западными союзниками и на оккупацию Красной армией значительных территорий Восточной Европы. Досада на двойственность реакции по поводу пакта дополнялась неудовлетворенностью ходом советско-финской войны. Переговоры с Финляндией, начатые еще весной 1939 года, затянулись до ноября. Обе стороны зашли так далеко в своем противостоянии, что для СССР отступать было поздно, и война началась 1 декабря. Сталин рискнул санкционировать эту войну, считая, что Красная армия сумеет справиться с Финляндией «за две недели» и он сможет к 21 декабря преподнести себе и стране «маленький» внешнеполитический подарок. Однако ни Ворошилов, ни Семен Тимошенко, сменивший его на посту наркома обороны, в две недели не уложились, и война продолжилась в следующем году, сопровождаясь огромными потерями в живой силе и технике. Не все так однозначно было и с культом личности. Многие поступки и слова Сталина раскрывают определенную игру вокруг этого вопроса. Откровенные и масштабные визуальные проявления культа сочетались с его парадоксальными вербальными интерпретациями. К примеру, Детгиз подготовил к юбилею книгу «Рассказы о детстве Сталина». Она была направлена на отзыв генсеку, и вскоре издательство получило ответ, датируемый 16 февраля 1938 года. «Я решительно против издания, – писал Сталин. – <…> Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок – брехуны (может быть, «добросовестные брехуны»), подхалимы. <…> Но не это главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских людей (и людей вообще) культ личности вождей и непогрешимых героев. Это опасно, вредно. <…> Советую сжечь книжку. И. Сталин». За год до юбилейных торжеств Николай Ежов подал в Верховный Совет СССР докладную записку с предложением присвоить имя Сталина городу Москве. Основанием для этого послужили «обращения трудящихся Советского Союза». Так, член партии Зайцев писал Ежову: «Гений Сталина является историческим даром человечеству, его путеводной звездой на путях развития и подъема на высшую ступень. Поэтому я глубоко убежден в том, что все человечество многих будущих веков с удовлетворением и радостью воспримет переименование Москвы в Сталинодар. Сталинодар будет гордо и торжественно звучать многие тысячелетия». Однако до переименования дело не дошло. Как доложил Президиуму Верховного Совета СССР Калинин, сам Сталин высказался против. Чем мотивировалась отрицательная реакция Сталина на подобные предложения, показывает запись беседы Лиона Фейхтвангера со Сталиным и затронутая в ней тема восхвалений. «На мое замечание <…> он пожал плечами. Он извинил своих крестьян и рабочих тем, что они были слишком заняты делами и не могли развить в себе хороший вкус, и слегка пошутил по поводу сотен тысяч увеличенных до чудовищных размеров портретов человека с усами – портретов, которые мелькают у него перед глазами во время демонстраций. Я указываю ему на то, что даже люди, несомненно обладающие вкусом, выставляют его бюсты и портреты – да еще какие! – в местах, к которым они не имеют никакого отношения, как, например, на выставке Рембрандта. Тут он становится серьезен. Он высказывает предположение, что это люди, которые довольно поздно признали существующий режим и теперь стараются доказать свою преданность с удвоенным усердием. Да, он считает возможным, что тут действует умысел вредителей, пытающихся таким образом дискредитировать его. «Подхалимствующий дурак, – сердито сказал Сталин, – приносит больше вреда, чем сотня врагов». Всю эту шумиху он терпит, заявил он, только потому, что он знает, какую наивную радость доставляет праздничная суматоха ее устроителям, и знает, что все это относится к нему не как к отдельному лицу, а как к представителю течения, утверждающего, что построение социалистического хозяйства в Советском Союзе важнее, чем перманентная революция». В этой записи заметны продуманные сталинские заготовки, прикрывающие тщательный контроль подачи и восприятия своей личности, – отсутствие вкуса у простых людей, которые слишком заняты работой, умысел вредителей или опоздавших с признанием новой власти, наивность устроителей культа, которые, однако, знают, что концепция Сталина «круче» концепции Троцкого. 1949: триумф и отчаяние 70-летия вождя, генералиссимуса, победителя Гитлера все ждали с особенным нетерпением. 21 декабря в Большом театре собрались представители различных слоев общества, весь цвет коммунистического мира. Всех поразила генеральный секретарь Компартии Испании Долорес Ибаррури. Речи всех присутствовавших были похожи одна на другую, а Долорес бросала в зал слова с такой силой, энтузиазмом и радостью, что напомнила подвижников, которые во имя своей веры шли на костер. При первых же ее словах Сталин переменил позу, чуть приподнял голову. Он сидел в центре большого стола, занявшего всю сцену, по правую руку от него находился Мао Цзэдун, по левую – Никита Хрущев (как секретарь ЦК и МК он вел вечер). «Все новые букеты цветов, – писал в мемуарах Алексей Аджубей, – особенно ярких и неожиданных в этот самый короткий, самый морозный день, ложились на стол перед Сталиным. Наконец лицо его вовсе скрыл ворох цветов. – Отчего Никита Сергеевич не отодвинет букеты? – спросил я Раду (супруга Аджубея, дочь Хрущева. – Г.Б.). – Но Сталин не просит об этом, – ответила она». Четырехчасовое собрание закончилось неожиданным образом. Сталин встал и направился… не к трибуне, а медленно покинул сцену. Что стояло за этим поступком? Нездоровье, усталость, что-то другое? Казалось бы, все шло по тщательно разработанному плану. Центральные газеты уже второй день печатали рапорты, приветствия, обязательства в честь всенародного торжества. Много места отводилось фотографиям и плакатам вождя. Специальные полосы посвящались отчетам о том, как отмечается юбилей на всей планете. В связи с датой Президиум Верховного Совета предложил всем советским, центральным и местным учреждениям, посольствам, миссиям, консульствам и торговым представительствам СССР поднять на своих зданиях, железнодорожных станциях, водных пристанях и речных вокзалах, на судах военного и торгового флота, на жилых домах государственный флаг. Несмотря на то что страна еще переживала последствия продовольственного кризиса, вызванного большой засухой и неурожаем 1946 года, и непопулярной денежной реформы 1947 года, юбилей еще раз показал, что плохие решения власти люди объясняли как результат «неведения» Сталина. Его фигура находилась вне зоны критики. Поэтому заметной стала новая черта юбилейных мероприятий – повышенная обеспокоенность по поводу здоровья вождя. Это было заметно и в здравицах, и в речах на собраниях, и в вопросах лекторам. И традиционные – к юбилею – изменения во властных структурах воспринимались в партии как наведение порядка. После того как в годы войны Сталин возглавил правительство, туда из Политбюро переместился центр принятия управленческих решений. Партийный аппарат, благодаря которому Сталин обрел единовластие, в сложившейся ситуации утрачивал свое прежнее значение и более не требовался вождю в качестве личной опоры. Однако после войны, когда генералиссимус должен был «ставить на место» различные группировки элиты и их лидеров, он вспомнил о личной опоре и сменил совнаркомовские рычаги управления на партийные. Одновременно различными способами он уравновешивал существовавшие центры власти. К примеру, 1949 год начался с ареста за «еврейский буржуазный национализм» Полины Жемчужиной – жены Вячеслава Молотова, второго человека в стране. А в марте он потерял пост министра иностранных дел. Затем последовала массовая партийная чистка ленинградского партийного аппарата, освобождение от занимаемых постов руководителей области и города Петра Попкова и Якова Капустина. Одновременно шел сбор компромата на Александра Кузнецова, Николая Вознесенского и Михаила Родионова, будущих главных фигурантов и жертв «ленинградского дела» 1950 года. Под конец 1949 года развернулось и дело «московское». 12 декабря решением Политбюро первый секретарь горкома партии Георгий Попов был отстранен от должности, началась чистка аппарата районного уровня. В Москву срочно вызывается Никита Хрущев, который назначается не только секретарем ЦК и первым секретарем Московского горкома партии, но и рассматривается как своеобразный противовес Маленкову и Берии. Активно разворачивались и начатая в 1948 году борьба с так называемым космополитизмом и ликвидация «целой сети сионистских организаций». Не уходила из-под контроля вождя и игра с собственным возвеличиванием. В частности, он воздержался от предложения писателя Леонида Леонова установить к 70-летию Сталина новое летоисчисление – со дня его рождения. В 1949 году Сталин вдруг решил сменить редколлегию «Правды», обосновав это намерение тем, что газета слишком раздувает культ его личности. Очевидцы рассказывали, что, медленно прохаживаясь по комнате, он начал называть членов редколлегии нового состава – все замерли. Рекомендовались на посты заведующих основными отделами те, которых давно уже не было в живых. Их уничтожили с согласия генсека, и он знал об этом. Никто не перебил Сталина. Главным редактором назначили Михаила Суслова, и тот все отрегулировал. И все же: что чувствовал и что задумывал Сталин, неожиданно покидая сцену Большого театра? Успокоенность и благодушие собравшейся старой номенклатуры? Непонимание новых опасностей и новой расстановки мировых политических сил? Неспособность уставшей страны собраться для нового рывка? Да, документы свидетельствуют об ухудшении здоровья семидесятилетнего вождя, сокращении его работоспособности, возникновении настроений отчаяния – состояния, ранее ему совершенно неизвестного. На склоне лет, как замечают сталинские биографы, его уже больше волновало не описание собственного исторического пути, не коррективы, вносимые в его «Краткую биографию», а история Грузии, собственных истоков. Все эти обстоятельства, однако, не мешали Сталину реалистично оценивать сложное положение СССР, особенно в связи с образовавшимся в 1949 году блоком НАТО. Готовность к новой схватке подпитывали успешные испытания атомной бомбы и полная победа коммунистов Китая в гражданской войне осенью 1949 года. США не захотели оказать правительству Чан Кайши массированную помощь. Сталин, расценив это как слабость американцев, решил продолжить натиск в Азии. Он санкционировал вторжение армии коммунистической Северной Кореи на юг Корейского полуострова. Реанимировались и методы Коминтерна в мировом коммунистическом движении. В ноябре 1949 года было объявлено, что Компартия Югославии находится «во власти убийц и шпионов», а ее руководство во главе с Иосипом Броз Тито – «фашистско-гестаповская клика». Так начиналась коминтернизация созданного после войны Коминформа. Сталин действительно собирал силы и энергию для нового рывка, новой «великой чистки» высшей номенклатуры. Перемены диктовались своеобразным пониманием общих перспектив страны. По замыслу генсека, создаваемая в течение тридцати лет система должна была обрести окончательный облик – дорасти до такого уровня, который позволил бы перейти к регулированию абсолютно всех социально-экономических процессов, заменить рынок и торговлю продуктообменом и распределением, осуществить переход к коммуне как новому и единому типу общественно-производственных отношений. С подобной трансформацией Сталин отождествлял не только крупный шаг к коммунизму, но и окончательное уничтожение почвы для капитализма. С новыми перспективами связывался и решающий удар по корыстным интересам высшего чиновничества, неисчезающей коррупции (именно по этим причинам ежегодная ротация кадров достигла 20–22 процентов), системе «кормления» на разных уровнях партийно-государственного аппарата. Однако достижение искомого идеала предполагало новые репрессии, которые не случились. Окончание в следующем номере Опубликовано: Политический класс. 2009. № 12 (60). Публикуется на www.intelros.ru по согласованию с автором
|
11 февраля 2010 | Рубрика: Интелрос » Рейтинг » Рейтинг 2008-2013 » Материалы рейтинга "СОФИЯ" |