Имя:
Пароль:

На печать

Модест Колеров
Информационная власть и Пол Пот

Бюрократическая монополия

Власть бюрократии - в "высшем знании" правительственной информации, где в море служебных справок, данных и цифр она черпает свою интеллектуальную легитимность. Бюрократам хорошо известно, что корень их практической власти, дающей признаки класса, - не в происхождении, не в конкретном отношении к производству и распределению национального прибавочного продукта, не в персоналиях или "харизме". Их власть, их мифический класс - в вечной функции, главная цель которой - монополия на информацию, лежащую в основе общезначимых управленческих решений. Единственная самокритика, которой иногда подвержена эта монополия - личная ответственность, где совесть едва ли не подавляется политической коррупцией и страхом "самовластия, ограниченного удавкой".

Вне- и околобюрократические интеллектуалы не отделяют себя от такой монополии. Они лишь ревнуют бюрократию к ней, подвергая обоснованной и разрушительной критике недоступность этой монополии для их интеллектуальной эксплуатации. Глухоту, фрагментарность, кабинетную кастрированность, математический солипсизм, догматическую и лицемерную лояльность любому властному лозунгу. Недовольная такой властью бюрократии, власть интеллектуалов - в создании государственно-корпоративного спроса на дополнительную (или альтернативную) информацию, которой не могут дать документы "для служебного пользования" и "совершенно секретно". Их цель - монополия на альтернативное знание, прямое или косвенное влияние на власть.

Телевизионное общество и вожди

Общество, ступень за ступенью вниз от буржуазного к стадному гламуру - чем массовей, телевизионней, бедней - тем жёстче требует справедливости. И в мифологическом своём сознании не заботится о подлинном знании того, чего стоит и на какой бюрократической монополии на перераспределение благ строится эта справедливость. И лишь требует от любого информационного потока бесконечного сериала про Ивана-царевича и узкого ряда непрерывно обновляющихся комиксов. Комиксов, в которых большинство действующих лиц - маски из светской хроники и Иваны-дураки, а общество - только зритель.

Оппозиционные интеллектуалы-вне-власти, в абсолютном своём большинстве выросшие в той же власти и её обслуге, а нынче - паразитически эксплуатирующие комиксы о справедливости и продающие их в компрадорских сделках, ещё ближе к телевизионной мифологии. Их цель - изменение властной повестки дня, а не ответственность за последствия. И главная их нужда - в монополии. Монополии не на знание (хотя бы даже бюрократическое или альтернативное), а на комикс, в котором Иван-дурак - само общество.

Салот Сар, камбоджийский коммунистический вождь, за три года власти физически уничтоживший 40% собственного народа, вдохновлённый своей французской левацкой молодостью и лишь по возрасту опоздавший к французскому 1968 году, уже стоя во главе геноцидальной власти, принял имя "Пол Пот". В этом имени - криптоним французского politique potentielle. В этой формуле вся интеллигентская "политика" - произвол, беспредельная возможность для интеллектуала превратить всю сложность общества в "повестку дня власти". И изнасиловать его, как комикс.

Никто из таких бюрократов или интеллектуалов, сатрапов или революционеров, не ставит в центр своих воли, ожиданий, идей - бесконечное и только поэтому уже консервативное исследование собственного общества. Никто не ищет точного и обширного знания, которое каждый раз превращается в инфаркт - даже для самых передовых и благородных идей. Никто не ищет публичного знания об обществе, экзамен о котором некому принять, - и некому успешно преодолеть такой экзамен.

Этим вождям нужна не самокритичная публичность знания, а публичная власть от имени знания, в которой вся публичность - серия массовых комиксов, скрывающая подлинную politique potentielle.

Вся истинная "публичность" таких знаний и таких экзаменов - в массовых экспериментах над экономической и социально-политической плотью своего народа. И чем тотальней и идеологичней претензии бюрократических интеллектуалов, тем безответственней лоция, нарисованная ими для государства, тем глубже кризис. Чем радикальней их "монополия знаний", тем трагичней метастазы порождённых ими кризисов. Каждый раз - на пути к катастрофе.

Инфраструктура знания

В дни кризисов общество ищет простых решений. Среди этих простых решений - "интеллектуализация власти". В её ловушку, как мухи на свет, летят мириады публичных интеллектуалов, наивно полагая, что их опыта "публичной (телевизионной) экспертизы" будет достаточно для борьбы с гидрой бюрократической импотенции и дьяволом политической коррупции.

Апогея эта мечта, подобная генной инженерии, достигла в дни краха СССР и первых лет современной России. Тогда публика молилась на "экономистов", включая в их число экономических публицистов и просто писателей, за спиной у которых стояла лишь "политическая экономия социализма". Именно такие "экономисты" и были у политической и экономической власти. Предпосылкой, результатом и инструментом их власти была сначала советская, а затем демократическая "шоковая терапия", подобная военно-полевой хирургии.

А вскоре и из уст российских коммунистов, ставших главной оппозицией экономическим демократам, зазвучала старая политическая мечта: вернуть к управлению инженеров и "настоящих" экономистов. Предполагалось, что на смену интеллектуальным вождям явлинского и гайдаровского типа должны прийти вожди типа маслюковского и глазьевского: на смену одним экономическим теориям - другие, столь же условно практические.

Что во всём этом пароксизме интеллектуального вождизма общего для всех его разновидностей - так это готовность ограничиться "интеллектуальными штабами" реформ, проектными think tanks корпораций и администраций, "избранной радой" царя, "кружком молодых друзей" императора. Пока они не отбрасываются прочь повзрослевшим сувереном, когда перед ним встают реальные проблемы управления страной, действительного знания о которой не может дать никакой интеллектуальный штаб. Даже этот штаб, противостоящий инерции традиционной иерархии, уже не справляется с тотальностью современной информационно-коммуникативной среды. Там, где с бумажной монополией, как сиамский близнец, борется телевизионный комикс, - всё живое, сложное, разное - уходит в глухую ненависть к власти, в отказ от сотрудничества со всем, что выражает себя на языке бюрократической лжи и публичного примитива. И в ещё большую ненависть - к телевизионно-сетевой оппозиции.

Выведи такого оранжево-голубого безработного оппозиционного вождя из его дорогого автомобиля не на митинг, а пред мутные очи мелкого буржуа, измученного "либеральной" бухгалтерией и автомобильными пробками, созданными шествиями гомосексуалистов, - и он будет раздавлен этой грубой демократической реальностью, как вредная гадина.

У этой грубой демократической реальности нет переводчиков.

Никакая монополия не может дать адекватного знания об обществе. Как общенациональный консенсус, гражданское общество, рыночная конкуренция, научное знание - становятся реальностью лишь в результате (in letzter instanz) хаотического единства разнонаправленных интересов, - так и знание о современном обществе требует полноценной инфраструктуры публичного и профессионального знания.

Инфраструктура знания - свободное и критическое исследование состояния, потенциала и ограничений общества - единственное, что создаёт и для власти, и для интеллектуалов, и для самого общества гарантии от очередного Пол Пота.

Но горе тем, кто полагает, что "инфраструктура знаний", перелицованная из конгломерата университетов, академических институтов и государственно-корпоративных think tanks, станет тем отражением, в котором общество критически изучает само себя. И что интеллектуал, проникши под сень суверена и заручившись "коллективной мудростью" бюрократии, донесёт до государственной воли "последнее слово" и "прозрения гениев". Современная инфраструктура общественных знаний невозможна без их публичной, антибюрократической, политической по сути, презентации перед судом общественного сознания.

Телевизионная политика умерла, превратившись в покер для враждующих бюрократических кланов. И обнажилась политика поисковых машин, судебных повесток, кассовых чеков, квитанций и платёжных поручений.

Конечно, нет человека, кто не хотел бы отменить эту утомительную общественную сложность. Но отменить её можно только вместе с обществом. Только оно, во всей своей первобытной сложности, и может быть единственным полноценным партнёром для инфраструктуры экспертного знания, - а не профессиональные лжецы, за истекшие 20 лет проползшие путь от "научного коммунизма" к "европейским ценностям". Только не управляемая бюрократическим и телевизионным мозгом сфера публичных коммуникаций в социальной политике, медиа, социальных сетях, этничности, отраслевой экспертизе, партийной борьбе, технологической, военной, внешнеполитической и внешнеэкономической конкуренции и позволит максимально защитить интеллектуальный поиск, народ и страну от кланового взаимоистребления и кулуарного предательства. Но где эти интеллектуально напряжённые публичные коммуникации сегодня?

Где коллективный собеседник и интеллектуальный палач для потенциального Пол Пота? Идя во власть, неся своей стране и своему народу новые возможности и испытания, интеллектуал обязан создать сам для себя своего интеллектуального судью, единственной легитимной и ответственной формой которого может быть только публичная инфраструктура знаний, обслуживающая общество в целом, а не тех, кто мыслит от его имени.

"Аще зерно пшенично, пад на земли, не умрет, то едино пребывает" - и не даст плода.

Опубликовано: www.regnum.ru

Публикуется на www.intelros.ru по согласованию с автором