Год учителя и тигра начался внезапно и захватывающе. Первым политическим событием стал выход на экран первого государственного канала РТ сериала «Школа» Валерии Гай Германики - с одновременным показом ее же фильма «Все умрут, а я останусь»

Обе кинопремьеры сразу же переросли формат культурной хроники и стали знаковым общественно-политическим явлением, в результате чего программа модернизации Школы, озвученная министром А. Фурсенко, зазвучала более чем революционно.

Все тот же Модерн

Перипетии криптодокументального сериала развивались на фоне общественного возмущения, протестов, протестов против протестов и т.д. Те, кто давно не бывал в школе, оказались недовольны тем, что школа сегодня ТАКАЯ. Кто бывал и бывает – довольны тем, что на самом деле она НЕ ТАКАЯ и не довольны, что молодой режиссер показывает ее ТАКОЙ. Иные готовы согласиться, что сериальная «Школа» отнюдь не реалистична, однако полагают, что дело вообще не в этом. А в том, что мы имеем дело с необычайно талантливым пронзительным и искренним молодым режиссером и его собственным творчеством. В нем он якобы пытается выразить нечто новое, истину современных подростков, непонятную их родителям и учителям и, разумеется, решительно неприемлемую с точки зрения представителей образования, власти и широкой общественности.

Откровенно говоря, непредвзятому наблюдателю довольно сложно понять, что именно оказывается здесь столь возмутительным и неприемлемым. Содержательный пафос творчества Гай Германики незамысловат и, по здравом рассуждении, решительно ничем не противоречит магистральной идеологии. Той самой, которая провозглашена сегодня не только со школьной кафедры, но и из уст высшего руководства России – от Президента и представителей партии власти – и до главы Русской Православной Церкви. Это все тот же популярный и успешно растиражированный модернизм, все то же противопоставление обществу Личности, все тот же давно знакомый просвещенческий пафос индивидуальной свободы и либерального протеста против враждебного социального мира. Это все тот же бальзаковский Растиньяк, бросающий вызов Парижу: «À nous deux!».

Идеалы, проповедуемые «гонимой» Германикой, фактически совпадают как с установками среднего и высшего образования, так и с высокими инновационными целями, продвигаемыми политическим руководством России. На вершине их — все та же одинокая неприступная Личность, которая останется даже тогда (и особенно тогда!), когда «все умрут». Так обещает упомянутый выше фильм Гай Германики, также спровоцировавший осуждение со стороны учителей.

Между тем, в истории Просвещения — от Вольтера и до Гай Германики — ничего не изменилось. В центре внимания и поклонения остается Личность, которая является непререкаемой правовой, этической, эстетической и религиозной категорией, источником прав, желаний, пониманий, верований, мнений. Ее неустанно и часто неосознанно воспевают как в официальные документы, подписанные Патриархом или Президентом, так и восторженный дискурс школьной учительницы; как учебник обществознания, так и рекламный слоган в супермаркете. Просто в фильмах Германики эта классическая, пафосная и далеко не современная идеология европейского просвещения, к которой в российском обществе уже привыкли относиться с пиететом, выражена… на языке фени. Или на сленге, который — вопреки создавшемуся впечатлению — отнюдь не похож на язык современных четырнадцатилетних подростков, в чьи уста Германика вложила обесцененную версию вполне официальной – либеральной — морали.

Видимо, именно последнее – а именно не совсем цензурный способ подачи высоких идеалов модернизации и демократии — и стало причиной общественной критики, которая обычно демонстрирует благосклонность и даже подобострастность по отношению к тем же ценностям индивидуализированного общества, если последние изложены по всем правилам цензуры и торгового этикета.

Реализм без реальности

Несмотря на взрывной общественный резонанс, произведенный фильмами Германики, было бы слишком наивно полагать, что они показывают реальных школьниц и школьников. В свое время Ж.-Ф. Лиотар верно заметил, что реализм определяется только одним – а именно игнорированием постановки вопроса о реальности. В самом деле, лишь под действием усыпляющего «эффекта реальности» и подвижной камеры можно предположить, что пресловутый сериал транслирует нечто действительно существующее – независимо от того, притягательно оно или отвратительно. Непонятно даже, при чем здесь вообще сегодняшние «тинейджеры». Однако, нельзя не заметить, что режиссер «Школы» – уже вовсе не «teen», и снимает она, прежде всего, про свое поколение, которому сегодня 25-26 лет. При этом собственный, уже вполне состоявшийся и идеологически упакованный опыт, «подростковости» она безотчетно выдает за «правду о современных подростках», надеясь показать их так, «как никто еще не показывал». Такого рода пафос почти всегда свидетельствует о том, что вместо обещанного, как бы документального, снимка, автор предъявит рентген собственного мозга.

Современные тинэйджеры 14-15 лет имеют дело совсем с иной, так сказать, «реальностью». Их грехи и добродетели – как бы к ним ни относиться, имеют в принципе иной характер, весьма далекий от старых добрых ужасов типа «курнуть-переспать-насилие-хамство» и т.д. Поглощение (информации, образов, императивов, артефактов и т.д.) для них гораздо естественнее и важнее, чем внешнее воспроизведение последних – в виде агрессии, насилия, протеста, всех этих вполне «перестроечных» идеалов поколения В. Гай Германики. Несгибаемая Личность, бросившая вызов всему на свете – для них также ценность весьма и весьма условная – гораздо менее привлекательная, чем среда, сообщество, совместное действие. И в этом им одинаково чужды как незваные культуртрегеры типа Германики (лет двадцать назад они назывались бы вожатыми или комсоргами), так и их школьные наставники и наставницы — вечные романтики и шестидесятники. Как, впрочем, и всевозможные молодежные политические активисты, получающие дивиденды от абсурдных «активизирующих» мероприятий, которыми был богат ушедший «год молодежи».

Поколение пользователей «холодных» (cool) медиа довольно сложно упаковать в «горячие» способы подачи – управление, манипуляция, шок, порно, чернуха. В этом смысле сериал Германики не эффективнее движения «Наши» с их «наемными» школьниками и автобусами, свозимыми со всей России для симуляции самих себя – «участвующих», «поддерживающих», «протестующих», «заинтересованных».

Это все та же симуляция – но в другом разрезе. Это — оборотная сторона пресловутых инноваций, инвестиций и модернизаций.

Сумерки Просвещения

Между тем, 2010-й год и в самом деле должен стать решающим этапом в стратегии образовательной модернизации министра Фурсенко, призвавшего радикально «изменить школу, и больше не возвращаться к той, что была прежде».

Первые шаги в этом направлении носят разнонаправленный и противоречивый характер. С одной стороны, стало известно о выделении грантов в размере 500 тысяч рублей для молодых преподавателей, выезжающих на трудоустройство в отдаленные регионы страны – просвещать, к примеру, Дальний Восток. Сомнения вызывает не только «разовый», грантовый, характер поддержки энтузиастов, каких сегодня среди молодежи найдется немного, и не только скромная сумма, которой, хватит, пожалуй, лишь на переезд с учетом дорожных расходов. Вопрос возникает прежде всего такой – не станут ли эти «молодые специалисты» посланниками все той же – «старой» школы – ибо никакая другая пока еще просто не возникла? Стоит ли сегодня предпринимать экспансию того института, который, по замыслу министра образования, должен быть подвергнут полной перезагрузке?

С другой стороны, набирает обороты техническая революция образовательной среды – тема, остающаяся более чем популярной в образовательной политике последних 5-7 лет. Эта тенденция как нельзя лучше выявляет объективные проблемы, связанные с модернизацией школы. Напомним, что за последние годы были вложены серьезные инвестиции и человеческие ресурсы в развитие виртуальных форм обучения, дистанционного образования, расширение использования интернет-ресурсов в образовательном процессе – как в средней, так и высшей школе. «Виртуальное образование» — дешевле и эффективнее, понятнее современному медиатизированному поколению. За ним – будущее Просвещения, — именно эти девизы сегодня во многом определяют развитие Школы и Университета. Разумеется, здесь, как и везде, есть иллюзия следования европейским образовательным моделям, которые, как кажется, преследуют цель минимизировать «реальную» составляющую процесса, сделать его более прозрачным и наблюдаемым, менее зависимым от человеческого фактора и сопряженных с ним рисков и издержек (на питание, общежитие, аренду аудиторных помещений и т.д.).

Так ли это? Современные жители Евросоюза — наследники европейского проекта Просвещения — сегодня все чаще говорят о сумерках последнего. В том числе о серьезном кризисе Школы и Университета, связанном прежде всего с угрозой анонимизации, виртуализации образовательных практик, сведения человеческого понимания к технически воспроизводимой информации. Потому как фундаментальная ценность либерально-демократического мира – Личность и ее права и свободы – неотделимы от ценности личного присутствия, понимания, экзистенции. В том числе — и личность Учителя, который сегодня фактически превращается в тренинг – менее эффективный и более чреватый «случайностями». Несомненно, виртуализация личности, технически воспроизводимое присутствие, симуляция приватности воспринимаются как вызов тем гуманитарным измерениям, которые лежали в основе эпохи индустриальной Современности и Школы, как ее наиболее репрезентабельного воплощения.

Для сравнения. В современной Германии студент высшего учебного заведения, претендующий на диплом о его окончании (часто этому предшествует около 10-ти лет отнюдь не виртуального тренинга, весьма зависимого от мнения вполне «реальных» носителей научных званий в избранной области) прикрепляется для написания диплома к тому профессору, который считается главным специалистом по проблеме его дипломного исследования. И это — независимо от места проживания последнего! То есть дипломник фактически вынужден арендовать квартиру на все время написания диплома там, где проживает «его профессор», ибо там последнему будет удобно его консультировать, а ему самому – работать под его руководством. Разумеется, такая степень реального присутствия оправдывается отнюдь не виртуальной гарантией специализированной занятости по окончании вуза. Все виртуальные формы образования считаются при этом вынужденными и заведомо менее качественными – как это всегда и было с заочными формами обучения.

Заметим также, что все «дистанционные» формы требуют еще более напряженного профессионально-педагогического контроля, и миф о том, что в Интернете нужно только что-то запустить, а дальше оно будет работать «само собой», опровергается практикой. Последнее хорошо иллюстрирует программа по подготовке российских школьников к сдаче ГИА, под которую был создан портал с тренировочными заданиями к экзамену. Логины и пароли выдавались всем без исключения школьникам и преподавателям по месту учебы под расписку. Безрадостная реальность заключается в том, что ни один из них так и не удалось активировать по причинам отсутствия «сервисной» поддержки.

Казалось бы – логично предположить, что если для нас первичными становятся критерии прозрачности, эффективности, скорости и массовости – надо не только следовать по пути технической медиатизации образования, но и корректировать соответствующие «надстроечные» конструкции. То есть, прежде всего философию – точнее, идеологию, на которой основан образовательный процесс и которая не пересматривалась со времен просветителей. В актуальной перспективе – еще полвека назад провидчески названной канадским ученым М. Маклюэном «глобальной деревней» — логичнее сосредоточиться на обосновании ценностей социальной солидарности и общинного единства.

Однако, на современном этапе Просвещения для нас по-прежнему остаются вне критики личностные, атомарные и индивидуалистические принципы европейского просвещения. Поэтому на институциональном уровне есть смысл консервировать их и оберегать от всевозможных «инноваций», в том числе «чисто технических». Последние отнюдь не являются просто нейтральным медиатором, используемым для продвижения «традиционного» образовательного «контента», но входят в очевидное противоречие с ним.

Видимо, перспектива сетевой школы кажется менее затратной, чем организация и поддержка реальных учебных заведений. Российские школы и университеты все чаще высвобождают аудиторное пространство для более интересных – «инновационных», и иногда и просто маркетинговых – мероприятий. Министерство образования гораздо охотнее инвестирует ресурсы в разработку соответствующих программ, чем в решение тривиальной проблемы закрытых и ликвидированных за отсутствием преподавательского состава учебных заведений.

А что касается пресловутых грантов, то они, видимо, рассчитаны лишь на то, чтобы молодые педагоги, доехавшие до места своего назначения, могли засвидетельствовать свое почтение будущим ученикам. Оставив все остальное для более «цивилизованного» и технически продвинутого формата общения.