Последние несколько месяцев стали временем, чья сущность предельно точно выражается одним-единственным словом: “паника”. Экономисты стращали мир кризисом, убеждая всех в том, что единственным его аналогом может считаться только “Великая депрессия”, после которой экономика США восстановилась только в конце 1930-х годов, а Европа и вовсе “сошла с рельсов”, устремившись навстречу мировой бойне. На мой взгляд, причин возобладания такого подхода можно выделить две. С одной стороны, в развитых странах не сталкивались с серьезным экономическим кризисом более четверти века, и значительной части экспертов нынешние потрясения просто не с чем сравнивать (в России, напротив, кризисы в  последнее время были настолько частыми, что всем подспудно очень хочется, чтобы нечто ужасное случилось наконец и не только с нами). С другой стороны, масштабы финансовых потерь, корпоративных убытков и объемов выделяемой из государственных бюджетов помощи выглядят столь завораживающими, что трудно убедить себя в ординарности происходящего. Но мы попробуем сделать именно это – показать, что нынешняя депрессия отнюдь не является великой, а восстановление мировой экономики не за горами.

    

 НЕМНОГО СРАВНЕНИЙ

 

События, начавшиеся осенью 2007 г. в США и Великобритании, приняли к началу 2009-го форму всемирного финансового кризиса. Совокупные убытки банков и других финансовых институтов по всему миру превысили $ 7,4 трлн. Общее сокращение “богатства” (стоимости активов и ценных бумаг) и вовсе составило около $50 трлн. (см.: Loser, Claudio. Global Financial Turmoil and Emerging Market Economies: Major Contagion and a Shocking Loss of Wealth, Manila: Asian Development Bank, 2009, p. 19). Снизились темпы прироста ВВП большинства развитых стран, а консенсус-прогноз на 2009 г. предполагает его абсолютное сокращение в США, Европе, Японии и России. Все это так, но столь ли схожа ситуация с той, что имела место в 1929-1931 гг.?

Кризис 1929 г. начался в условиях масштабной спекуляции на фондовом рынке, подпитывавшейся ростом кредитования брокеров со стороны банков. Практически как и сейчас, банкиры ссужали биржевикам по 9 долл. на доллар их собственных средств; сумма таких кредитов выросла с $7,6 млрд. в 1924 г. до $26,5 млрд. в конце 1928-го. Неудивительно, что в 1927-1929 гг. американский фондовый рынок рос неестественным темпом в 28% ежегодно. В то же время в промышленности наращивание производства сопровождалось дефляцией, так как конкуренция стремительно обострялась, а товары массового спроса дешевели (так, самый популярный автомобиль Ford-T с 1908 по 1925 г. упал в цене с $950 до $290). Также в отличие от наших дней, государства почти не вмешивались в экономику (объем государственных закупок в США не превышал 1,4% ВВП), а центральные банки не “печатали” денег (с середины 1920-х все ведущие экономики восстановили золотой стандарт, что резко сократило гибкость банковского регулирования). При этом финансовая система не столько “генерировала” деньги из производных инструментов и раздавала их гражданам, как сегодня, сколько, напротив, собирала средства физических и юридических лиц и направляла их, в том числе, на цели биржевых спекуляций. Поэтому кризис лишил компании и граждан не до­ступа к новым кредитам, как в наше время, а значительной части их собственных средств и сбережений. Все это и определило его масштаб.

Кризис 1929-1933 гг. был куда жестче нынешнего. Сегодня с ужасом пишут о двухкратном падении американских индексов с октября 2007-го до 7-11 марта 2009 г. Но в 1929 г. их “уполовинивание” уложилось не в полтора года, а в 2,5 месяца – с 3 сентября по 13 ноября. С дрожью в голосе констатируют, что в последней четверти 2008 г. – т.е. в пятом квартале с начала банковского кризиса – ВВП ведущих стран снизился на 1-1,2% (предпочитая при этом говорить о 5-7% “в годовом исчислении”). Но к весне 1931 г. ВВП США упал на 21,5% от уровня ранней осени 1929 г.! Пересказывают новости о том, что безработица выросла с октября 2007 по март 2009 г. в США с 4,7 до 8,5% трудоспособного населения, а в еврозоне – с 7,2 до 8,5%. Но за полтора года по-настоя­щему великой депрессии она увеличилась в США с 4,7 до 18,4% населения, а в Германии в 1930-1931 гг. – с 5,2 до 26,5%. Сегодня безработица в США находится на уровне 1975 г. и более чем на 1 процентный пункт ниже, чем в 1982-1983 гг. (см.: Economic Report of the President 2009, Washington: Congressional Printing Office, 2009, table B-42, p. 334); в Европе этот показатель ниже, чем в середине 1990-х, отнюдь не казавшихся депрессивным временем. По итогам 2008 г. ВВП США вырос (!) на 1,1%, ВВП еврозоны – на 0,8%. В 2009-м рецессия практически неизбежна, но волнообразный характер развития рыночной экономики пока никто не отменял, и считать это неожиданностью по крайней мере странно.

Разумеется, мы не отрицаем, что банки и финансовые компании действительно стали жертвами кризиса: одна лишь AIG потеряла в 2008 г. $99,3 млрд., Citigroup – $42,8 млрд., a Royal Bank of Scotland – ₤24,1 млрд. Но за полтора года, прошедших с начала нынешнего кризиса, в США разорились 46 банков, тогда как за 9 месяцев с октября 1929-го по июнь 1930 г. – 615. Прекратилось безрассудное кредитование – но не платежи, как 80 лет назад. Вкладчики банков не пошли по миру – а ФРС вкачала в банковскую систему втрое больше средств, чем объем официально объявленных банковских убытков. В континентальной Европе ситуация и того лучше: в еврозоне банковский сектор закончил 2008 г. с существенной прибылью. Нужно ли напоминать, что в 1930-м все было иначе?

Ситуация в реальном секторе тоже не так однозначна, как часто рисуется. Провал, случившийся в октябре-феврале в большинстве развитых стран, действительно очень существенен: в феврале 2009 г. промышленное производство по отношению к февралю 2008 г. сократилось в Великобритании на 11,4%, в США – на 11,8%, в зоне евро – на 17,3%, в Малайзии, Сингапуре, Южной Корее и на Тайване – на 20,2-27,1%, а в Японии – на 38,4%.В то же время следует учитывать три фактора: во-первых, доля индустриального сектора в ВВП составляет сегодня в развитых странах 14-23% против 24-50% в годы “Великой депрессии”; во-вторых, объем розничных продаж в США, ЕС и Японии упал всего на 5,2-6,3% в годовом исчислении, а доходы населения сократились только в Японии, увеличившись в США за год на 3,6, а в зоне евро – на 3,9% (что указывает на временный характер сокращения спроса, вызванного повышенной осторожностью потребителей); и, наконец, в-третьих, нельзя сбрасывать со счетов наметившееся именно в феврале-марте оживление экономической активности, на котором мы остановимся ниже.

Пока же подведем некоторую предварительную черту. Таблица 1 показывает масштаб различий “Великой депрессии” 1929-1931 гг. и того кризиса, который мы наблюдаем сегодня. После оценки цифр сравнивать эти два события представляется немного странным.

Таблица 1.

          

Сравнение показателей депрессий 1929 г. и 2008 г. в США

 

	с сен. 1929 по фев. 1931 г.	с окт. 2007 по март 2009 г.
Масштаб снижения ВВП, %	– 21,5	– 1,8
Прирост безработицы, % тр. нас.	+ 13,7	+ 3,8
Процентная ставка ФРС, % годовых	Снижена с 5,0 до 3,0	Снижена с 5,5 до 0–0,25
Количество разорившихся банков	1630	46
Число корпоративных банкротств	84.765 (1930 г.)	43.546 (2008 г.)
Проф./деф. фед. бюджета, % ВВП	+ 0,6	– 13,7

 

    

          ГЛУБИНА КРИЗИСА И ПЕРВЫЕ РЕАКЦИИ

 

Хорошо известно, что кризис 2007-2009 гг. начался в финансовой сфере, причем в финансовом секторе Соединенных Штатов Америки. Это мало кого удивило, так как эксперты уже довольно долго говорили о нездоровом характере кредитной экспансии в этой стране (за последние 25 лет объем государственного и муниципальных долгов вырос более чем в 3,3 раза, потребительские кредиты – в 5,9 раза, кредиты корпоративному сектору – в 6,0 раза, а масштаб ипотечного кредитования – в 8,1 раза) (см.: Economic Report of the President 2009, table B-81, p. 380, table B-77, p. 376, table B-72, p. 369 и table B-75, p. 374). При этом американские банки могли инвестировать средства клиентов в высокорискованные производные инструменты или использовать их для игры на бирже, так как положение принятого еще в 1933 г. Закона Гласса-Сти­гала, разделявшее сферы ответственности обычных и инвестиционных банков, было отменено с одобрением т.н. Financial Services Modernization Act от 12 ноября 1999 г. Старт кризису был дан когда начался рост числа невыплат по ипотечным кредитам, а следом пошли дефолты по иным “секьюритизированным” банковским продуктам. Суммарные потери финансовых институтов от одних только “ипотечных продуктов” составили к началу марта 2009 г. не менее $1,3 трлн. – но “навес” из “токсичных активов”, как считается, почти не уменьшился и не стал менее опасным.

Начнем с американской ипотеки. Ее официальный объем по состоянию на 1 июля 2008 г. составлял $14,9 трлн. По столь же официальным данным, в марте 2009-го на продажу в США выставлен лишь каждый 466-й дом, под который брался кредит, что соответствует 0,21% всех выданных ссуд. Еще 1,76% заемщиков несвоевременно гасят проценты. По всей стране число выставленных на продажу домов, не находящих покупателя, оценивается в 550 тыс. шт. Это, разумеется, много, но отнюдь не указывает на паралич всей отрасли – и не подтверждает оценок, относящих к категории “subprime” до половины всех ипотечных кредитов. Проблемы скорее порождены резким обесценением производных инструментов – ценных бумаг, обеспеченных пакетами ипотечных ссуд. А причина тому – небывалая паника на этом рынке. Да, цены на жилье в 20 крупнейгих городах США упали с осени 2006 г. на 29%, но истинная проблема – в бесконечной перепродаже одного и того же обеспеченного жильем актива на рынке, а не в самом его обесценении. По сути, нынешние потери сравнимы с потерями инвесторов, вложившихся в бумаги высокотехнологичных компаний в конце 1990-х годов и потерявших большую часть инвестиций – это прежде всего потери спекулянтов.

Еще лучше фиктивный характер потерь виден при анализе рынка деривативов – производных финансовых инструментов, с помощью покупки которых инвесторы страховались от риска невозврата кредитов или изменения рыночных цен на товарных и фондовых рынках. Суммарная номинальная стоимость этих бумаг, по данным базельского Банка международных расчетов, к лету 2008 г. составляла $ 683,7 трлн., что превышало глобальный валовый продукт (ГВП) в 12,4 раза. Эти цифры позволяют некоторым экспертам утверждать, что современная финансовая система просто-таки нежизнеспособна. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что реальная стоимость этой массы страховок составляет $ 20,4 трлн., из которых большая часть – это контракты на уровень процентных ставок, валютные курсы и товарные цены, которые сбалансированы между покупателями и продавцами и исполнение которых не вызовет краха всей системы. И “всего” $ 4,32 трлн. могут быть потеряны, если до нуля обесценятся акции на ведущих биржевых площадках и не вернется ни один кредит, выданный 50 крупнейшими мировыми банками. Если же правительствам удастся стабилизировать банковские системы ведущих стран, потери “ограничатся” сотнями миллиардов долларов.

Деривативы не отражают реального богатства – иначе как могла бы их номинальная стоимость вырасти с июня 2006-го по июнь 2008 г. на $ 313,7 трлн., или на 6 ГВП? “Сдутие” этого рынка принесет убытки игрокам, но не убьет мировую экономику. Кстати, а кто были эти игроки? 43% рынка деривативов контролировали британские, и 24% – американские финансовые институты. Но этим банкам уже оказана помощь более чем на $ 2,1 трлн. и потому за дальнейшую их судьбу можно не слишком беспокоиться.

Можно и дальше рассуждать о финансовых рынках и о потерях, которые несут на них инвесторы, но следует подчеркнуть: современная экономика весь­ма устойчива к потрясениям на финансовых рынках. Достаточно сравнить несколько цифр. В 1929-1933 г. в США индекс Доу-Джонса упал на 91%, а реальный валовой продукт – на 29,4%. В ходе следующего крупного кризиса 1973-1975 гг. индекс фондового рынка сократился на 56%, а ВВП – всего на 3,9%. В октябре 1987 г. тот же Доу-Джонс упал на 25% за одну торговую сессию, а ВВП по итогам года вырос. В течение 2000-2003 гг. фондовые индексы в США и ЕС вновь снизились в 2,2-2,9 раза, а сокращения ВВП не последовало. Нынешний шок сильнее потрясений начала 1980-х годов или 2001-2003 гг., и он проявится в реальном секторе – но отнюдь не так, как в 1929-1933 гг.

При этом реакция финансовых властей ведущих западных стран сегодня выглядит более чем адекватной. На протяжении конца 2007-го – марта 2009 г.  объем помощи финансовому и реальному секторам экономики, заявленный и реализованный правительством Соединенных Штатов (по данным агентства Bloom­berg – это $3,8 трлн. с лихвой компенсирует убытки банков и промышленных компаний. Правительства Великобритании, Японии, Китая и стран зоны евро выделили для поддержки своих экономик соответственно $690 (плюс не вполне ясную сумму по каналам Банка Англии), $610, $586 и $380 млрд. – а на завершившемся саммите “большой двадцатки” договорились направить еще ололо $1,1 трлн. на помощь наиболее пострадавшим от кризиса развивающимся экономикам через МВФ и Всемирный банк. В отличие от 1929-1931 гг., на протяжении которых средний таможенный тариф, установленный большинством развитых стран, вырос почти в 2,7 раза, сегодня ни одно правительство не ввело жестких и всеобъемлющих торговых ограничений (хотя почти все воспользовались ими для решения частных задач выживания отдельных отраслей).

Еще более важным является стремительное снижение процентных ставок, стимулирующее возобновление коммерческого кредитования и экономящее заемщикам значительные средства, которые могут быть направлены на текущие инвестиции или потребление. В последние месяцы процесс принял беспрецедентные масштабы. Если считать датой начала финансового кризиса  октябрь 2007 г., то с этого времени процентная ставка Китайского народного банка была снижена на треть, ЕЦБ – в 3,2 раза, Швейцарского банка – в 5 раз, Банка Англии – в 11,5 раза, а ФРС – в 19 (!) раз (повышение ставки в данный период имело место только в Исландии, Сербии и России). Впервые ставка Федерального резерва была опущена практически до нуля. Эти меры властей обеспечили намного большую экономию для хозяйствующих субъектов, чем любые бюджетные вливания и стали самой массированной кампанией по понижению процентных ставок в истории.

Дополнительному ослаблению напряженности в индустриальных странах способствовало вполне естественное для кризисного периода падение цен на сырьевых рынках, что сделало многие биржевые товары более доступными для промышленников, а нефть и бензин – для конечных потребителей. В одних только США снижение цен на бензин в 2007-2009 гг. сэкономило потребителям не менее $40 млрд. за последние 12 месяцев.

В итоге, если говорить о ведущих странах – США, Великобритании, еврозоне и Японии, – следует признать, что они получили огромный “заряд бодрости”: правительства впрыснули от 3-8% ВВП; около 3,5-4,5% ВВП будет сэкономлено на платежах по долгам ввиду снижения процентных ставок; еще около 1-1,6% ВВП – на падении сырьевых цен. Общая сумма составляет от 6,5 до 11% ВВП в каждой отдельной стране – и она перевешивает спад производственной активности в результате кризиса. Большинство экономистов – как в США, так и в Европе – сегодня готовы признать, что в IV квартале этого года рецессия закончится. Мы рискнули бы быть еще большим оптимистом: повышательный тренд в США станет явью уже в III квартале 2009-го. Рецессия 2008-2009 гг. не превратится в депрессию, тем более “великую”.

    

ПРОЯВЛЕНИЯ КРИЗИСА В МИРЕ

 

Еще одним основанием для оптимизма является различие в ре­акции на кризис в разных регионах. “Великая депрессия” не затронула (если так можно сказать, учитывая совпавшие с ней по времени голод и лишения) только Советский Союз, который был отгорожен от мировой экономики. Сегодня таких замкнутых зон не осталось, но масштабы и глубина кризиса различаются намного сильнее, чем они отличались в США и Европе в начале 1930-х годов.

Кризис, как и следовало предположить, более заметен в США, так как в этой стране показатели объема кредитования субъектов хозяйственной деятельности (350-360% ВВП), капитализации фондового рынка (150% ВВП) и дефицита торгового баланса ($800-820 млрд. в год) были куда большими, чем, например, в зоне евро. За прошедшие без малого полтора года в Соединенных Штатах показатель безработицы вырос с 4,7% трудоспособного населения до 8,5%, то есть в 1,8 раза, но в еврозоне он повысился лишь на 18%. Если в США с cентября 2007 г. разорились уже 46 банков, то в странах еврозоны – ни одного (и это несмотря на то, что процентные ставки в континентальной Европе остаются в 5 раз выше, чем в США). Если в Америке прибыли компаний, входящих в расчет индекса S&P500, упали в 2008 г. в 2,7 раза, то крупнейшие компании Европы показали снижение прибылей лишь на 39%. Более того; убытки всех банков и страховых компаний зоны евро, заявленные по итогам 2008 г., не достигают и 70% убытков одной только AIG и всего в полтора раза больше убытка британского Royal Bank of Scotland. Все это показывает явные преимущества континентальной европейской экономической модели над англо-сак­сонской, которое было подтверждено в ходе встречи “Большой двадцатки” в Лондоне, где все стороны согласились с целым рядом европейских предложений – такими как контроль над рейтинговыми агентствами, обеспечение бо­льшей прозрачности финансовых институтов, ограничение деятельности “системно значимых” хедж-фондов и унификация стандартов финансовой отчетности.

Фондовые рынки отреагировали на кризис по-разному, но сегодня уже можно утверждать, что они вновь протестировали уровни, на которых находились в конце 1990-х годов (тогда как в 1933 г. в большинстве развитых стран были отброшены на уровень начала ХХ века, а иногда и ниже). На пике падения в начале марта минимум американского индекса Доу-Джонс составлял 6473 пун­кта, и он находился на уровне ноября 1996 г.; на 11,5% ниже тогдашней позиции застыл британский FTSE-100 (3467 пунктов). В то же время французский САС-40 (2470 пунктов) держался выше показателей конца 1996 г. на 19%, а германский DAX (3593 пункта) – на 37%. Ни один из европейских индексов при этом не протестировал низшие точки, достигавшиеся в 2002-2003 гг. Существенно хуже перенесли кризис финансовые рынки развивающихся стран, капитализация которых сократилась на 65-80%, несмотря на то, что падение производства в этих странах было подчас (как в Китае) меньшим, чем в индустриально развитых державах.

Цены на недвижимость и капитальные активы также продемонстрировали очень разную степень падения. Если в США средние цены по стране упали с октября 2007 г. по март 2009-го на 26%, а в Великобритании – на 27%, то во Франции они сократились всего на 11%, а в Германии – на 6,5%. При этом число новых строек сократилось в Соединенных Штатах в 4,6 раза, в Великобритании – в 3,9 раза, тогда как в Германии – «всего» на 23%. Удар, нанесенный кризисом по такой чувствительной отрасли, как автомобилестроение, также существенно разнится: производство автомобилей в 2008 г. в США снизилось на 17,4, тогда как в Европе – на 6,6% (в Германии – всего на 2,8%) (при этом американские автомобилестроители получили помощи на $39 млрд., а европейские – всего €7 млрд.). Примеры такого рода почти бесконечны, и мы ограничимся схематичным сравнением ситуации в США и Европе в приводимой ниже Таблице 2 – подчеркнув еще раз, что разные скорости и масштабы кризиса заставляют предположить, что он не примет того “унифицированного” вида, который характеризовал депрессию начала 1930-х годов.

Таблица 2.

 

                                                                                                             Октябрь 2007 г.

	Зона евро / Германия	США / Великобритания
Темп прироста ВВП, III кв. 2007 г.,%	+ 2,8        /       + 2,8	+ 3,4          /      + 2,9
Торг. баланс, посл. 12 мес., $ млрд.	+ 44,5        /      + 263,1	- 806,4        /      - 165,8
Безработица, % трудосп. населения	7,2         /          8,4	4,7          /         5,3
Дефицит госуд. бюджета, %ВВП	- 0,9         /       - 0,3	- 1,2         /        - 3,0
Процентная ставка ЦБ, % годовых	4,0	4,75        /          5,75
Прирост розн. продаж, окт. 07, %	+ 2,1         /       + 1,9	+ 3,1        /        + 2,9
Капитал. фондового рынка, %ВВП	94         /         68	149         /         153

 

                                                                                                                Март 2009 г.

	Зона евро / Германия	США / Великобритания
Темп прироста ВВП, I кв. 2009 г.,%	- 5,8         /        - 8,2	- 6,3          /        - 5,9
Торг. баланс, посл. 12 мес., $ млрд.	- 53,8        /      + 250,7	- 797,1        /      - 167,7
Безработица, % трудосп. населения	8,5         /          8,1	8,1           /         6,7
Дефицит госуд. бюджета, %ВВП	- 5,3         /       - 3,9	- 13,7         /       - 11,3
Процентная ставка ЦБ, % годовых	1,25	0-0,25       /         0,5
Прирост розн. продаж, фев. 09, %	- 2,2          /       - 5,3	- 6,1         /        + 0,4
Капитал. фондового рынка, %ВВП	77          /          52	104         /         109

 

Источник: The Economist, 2007, December 15-22; 2009, April 4-10

 

 

 

   КАК ОТНОСИТЬСЯ К КРИЗИСУ И ЧЕГО ЖДАТЬ?

 

Этот вопрос сегодня выглядит очень, если не самым, важным. Принято считать (и в этом есть большая доля правды), что правительства как ведущих стран мира, так, например, и России некоторое время пытались не обращать внимание на проблемы, вызревающие в недрах их экономик. Действительно, мало кто предвидел кризис в том виде, в каком он проявился начиная с осени 2007 г. Причина тому – склонность массового сознания всегда ожидать сохранения сложившихся трендов.

Как отмечают в своей новой книге известные американские экономисты Дж.Акерлоф и Р.Шиллер, в ходе проведенного в 1980 г. социологического обследования 49% опрошенных американцев заявили, что шарик, вылетающий из свернутой в полукруг трубки, будет и дальше лететь по кривой (см.: Ackerlof, George А. and Shiller, Robert J. Animal Spirits. How Human Psycho­logy Drives the Economy and Why It Matters for Global Capitalism, Princeton (NJ), Oxford: Princeton Univ. Press, 2009, р. 151). Экспертам также нелегко допустить, что тренды могут меняться. Вспомним недавнюю историю: в начале 2001 г., когда индексы S&P500 и Nasdaq составляли соответственно 1348 и 2617 пунктов, 50 ведущих экспертов, опрошенных журналом Business Week, заявили, что к концу 2001 г. они достигнут 1558 и 3583 пунктов (т.е. спрогнозировали их рост на 15 и 40%). За год реальные показатели упали до 1137 и 1922 пунктов. Однако вновь ведущие эксперты сошлись во мнении, что уж к концу 2002 г. они точно вырастут – до 1292 и 2236 пунктов (т.е. на 14 и 12%). И вновь реальные показатели не выросли, а упали – до 880 и 1335 пунктов. Зато к 2003 г. настроение изменилось: консенсус-прогноз пообещал падение на 6 и 9% – и по итогам года наконец был зафиксирован рост. В 2006 г. прогноз роста прибылей американских компаний на 2007 г. составлял 14%, а результат – всего 2,9%. В 2007-м на 2008-й – 16%, а итогом стало сокращение более чем наполовину. И, конечно, в конце 2008-го, специалисты наконец признали, что прибыли в 2009-м сократятся еще на 11%. Удивительно ли, что уже в начале марта выяснилось, что Citigroup и Bank of America закончили январь и февраль с прибылью, хотя пять предыдущих кварталов сводили с убытком (и прогноз на остаток года выглядит сегодня исключительно благоприятным)? А что фондовые индексы в США выросли с 9 марта по 3 апреля на 22-25%? Или что в феврале число заявок о начале строительства новых домов выросло в США на 22% по сравнению с январем? А что число заявок о банкротстве в Америке падает уже три месяца подряд? Нельзя также не замечать, что прекратилось падение цен на нефть и они смогли закрепиться выше $50/бар., или на 25-28% выше минимальных значений февраля 2009 г.; начался умеренный рост цен на рынке металлов; индекс Baltic Dry, отража­ющий тариф морских контейнерных перевозок, повысился почти в 3 раза с минимальных значений ноября 2008 г.

Жители ведущих стран встретили 2009 г. как год “настоящего” кризиса, считая все предшествующие события прелюдией. Но они не ощущали и пока еще не ощущают масштабы оказанной экономикам помощи, а средства массовой информации сегодня отфильтровывают только плохие новости или представляют свои сообщения соответствующим образом. Так, например, статистика, указывающая, что продажи пассажирских автомобилей в ЕС упали в феврале 2009 г. на 18% – до 968 тыс.штук, основывается на сравнении с февралем 2008 г.; в то же время по сравнению с предшествующим месяцем показатель вырос на 9400 машин, или почти на 1%. Кроме того, не следует забывать, что период 2000-2007 гг. в целом ряде отраслей, наиболее пораженных кризисом – таких, как жилищное строительство или автомобилестроение – был невиданно удачным. Достаточно сказать, что на волне снижения процентных ставок и легкого доступа к кредитам американские потребители в 2007 г. потратили на покупку автомашин на 48% больше денег, чем в 1997-м, и в 2008-м году их покупки вернулись на уровень 2000-2001-го, а не 1970-х, годов (см.: Economic Report of the President 2009, table B-17, p. 305).

Ситуация на рынке ресурсов и на валютных рынках также не вызывает серьезного опасения. Несмотря на рассуждения некоторых “экспертов” о скором конце эпохи долларовой гегемонии, начало острой фазы кризиса показало, что доллар останется основной мировой резервной валютой просто потому, что в нем сделано огромное количество долгов – и в условиях повысившихся рисков спрос на него только увеличивается. За последние полгода курс южноафриканского ранда к доллару упал на 26,9%, австралийского доллара – на 32,2%, а бразильского реала и российского рубля – более чем на 33%. Даже евро слабел к доллару более чем на 20%. В нынешней ситуации девальвация доллара, даже если таковая случится, мало что может дать, так как и остальные страны также готовы ослабить свои национальные валюты, и какого-либо повышения конкурентоспособности таким образом достигнуть не удастся. Поэтому, на наш взгляд, мировые центры экономической мощи по итогам этого кризиса не изменятся, никакая новая “мировая валюта”не возникнет, и Россия, с рублем которой совершается сегодня 0,14% глобальных сделок по купле и продаже валюты, а все активы банковской системы сопоставимы по объему с активами 30-го по размеру банка мира, испанского Banco Bilbao Vizcaya Argentaria SA, встретит новую повышательную волну такой же, какой она и вступила в кризис – сырьевой экономикой, критически зависимой от глобальной конъюнктуры на рынке энергоносителей.

 

*     *     *     *     *

 

Сегодня большинство хозяйствующих субъектов повсюду в мире находятся в некотором оцепенении, порожденном мощным ударом, который кризис нанес в III-IV кварталах 2008 г., и его последствиями. Однако это не означает, что посткризисное восстановление не явится столь же неожиданным, каким еще недавно стал сам кризис. Масштабы “влитых” в экономики развитых государств средств столь велики, а механизмы их дальнейшего впрыскивания столь изощренны, что не остается сомнения: предпринятые властями усилия обеспечат восстановление экономического роста в США и Западной Европе в ближайшие месяцы. Можно согласиться с недавними словами руководителя департамента прогнозов Школы менеджмента Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Э.Лимера: “Мы напугали потребителей до такой степени, что они теперь всерьез подозревают приближение ‘Великой депрессии’. Но этого, несомненно, не случится. Ни один ответственный аналитик не готов спрогнозировать чего-либо подобного ‘Великой депрессии’ ” ( , посещен 6 апреля 2009 г.). Увы, они мало применимы пока к в России, где главной заслугой экспертов все чаще выступает выстраивание самых что ни на есть мрачных “прогнозов”…