Как появилась пустота? Каким образом она сделалась объектом философской рефлексии? Что вообще побуждает рассматривать пустоту как объект? Я хочу предложить первый предварительный тезис: философия началась как экзорцизм пустоты, ее первый шаг, возможно, состоял в том, чтобы изгнать, вытеснить, исключить пустоту. Если, со всеми возможными оговорками, взять поэму Парменида за начало философии, то можно увидеть, что этот первый шаг зависит от решения, выбора одного из двух путей: |
|
Тактильность, касание, осязание представляются наиболее устойчивыми из имеющихся чувств. То, чего можно коснуться, есть, тавтологическим образом, наиболее осязаемое и ощутимое не только в сравнении с туманной областью понятий, идей, имен и мыслей, то есть вещей «неприкосновенных» по определению, но также и в сравнении с другими чувствами, которых, по общему мнению и если верить почтенной традиции, пять. То, чего мы можем коснуться, ближе всего расположено к нам и нашему телу, более «реально», говоря наивным языком, чем то, что мы можем видеть, слышать или обонять; что же касается вкуса, то этот «основной конкурент» осязания кажется его частным случаем, с той особенностью, что он характеризуется точной локализацией и обладает дополнительным качеством («осязание с плюсом»). |
|
Есть нечто необычное в судьбе идей Альтюссера (не говоря уже о его личной судьбе, которая сама по себе весьма необычна). Начальный период, пришедшийся на 1960–1970-е годы, отмеченный скандалами и популярностью, когда одно лишь упоминание имени Альтюссера непременно вызывало жаркие дискуссии, стремительно сменился периодом затишья, когда былые ожесточенные споры кажутся забытыми и в лучшем случае вызывают улыбку. Проблемы, широко обсуждавшиеся два десятилетия назад, подверглись забвению; интерес сосредоточился вокруг его скандально известной жизни (которая могла бы стать сюжетом бестселлера). Эта теоретическая амнезия, как мне представляется, обусловлена не тем, что Альтюссер вышел из моды, а его идеи были вытеснены и замещены лучшими. Напротив, мы, возможно, имеем дело с вытеснением в психоаналитическом смысле, с благопристойным отбрасыванием чего-то неприемлемого и неприятного. Тот факт, что Альтюссер был окружен то преданными адептами, то пылкими противниками и что его работы нельзя было оценивать по академическим стандартам, объясняется невозможностью поместить его в какой-либо контекст. Он не вписывался ни в западную традицию марксизма, ни в его советский извод (невзирая на попытки причислить его к обоим направлениям), равно не принадлежал он и ни к одному из немарксистских течений. Это вовсе не свидетельствует о его правоте, в действительности он был занят поиском того, одновременно близкого и пугающего, жуткого (unheimlich, в терминологии Фрейда), от чего всякий желал бы скорее отстраниться. Путь Альтюссера от печальной известности к забвению может быть прочитан как симптом, так как приписывание дурной славы и замалчивание – два способа ухода от проблемы. |
|
|