Имя:
Пароль:

На печать

Александр Неклесса. Вступительное слово на заседании клуба «Красная площадь» 25.04.2006

Тема заседания клуба сегодня – « Государство-корпорация». В одноименном сборнике материалов, изданном к заседанию, трактовка данного понятия, как вы заметили, производится различным образом, и определенный резон в подобном разночтении темы, по-видимому, имеется. Актуальность тезиса о «государстве-корпорации», думаю, заключена именно в том, что он является одной из вех формирования категориального аппарата эпохи пост-модерна, постсовременности, фиксируя феноменологию обновляющейся социальной среды, т.е. того транзитного состояния, в котором пребывают мир и Россия.

Собственно, сам термин и сама тема акцентируют появление нового формата государственности: процесса, ставшего важной составляющей политической истории прошлого века. Докладчик изложит свое видение темы – Андрей Ильич потрудился сфокусировать проблему и сформулировать определенную позицию, которую предложит нашему вниманию. Но как всегда на заседаниях клуба «Красная площадь» обсуждаем мы не только представленный доклад, но именно тему заседания, поэтому в ходе дискуссии и возможны, и приветствуются различные точки зрения на проблему.

Основанием современной трактовки темы «государство-корпорация», служат, как мне представляется, процесс «приватизации государственности», новая формула суверенитета в современном мире, качественные изменения в номенклатуре влиятельных субъектов политического действия в нынешнем глобальном универсуме. Но исторически, при широком ее прочтении, тема увязывается с определенными историческими трендами, а также с судьбой некой профессиональной корпорации. Или, говоря более конкретно – с эволюцией определенного профессиональной страты, сформировавшейся первоначально как сословие наемных управленцев и политиков в условиях господства «третьего сословия».

Густой замес европейского политического класса анализировал в свое время Макс Вебер, отмечавший наличие в среде профессиональных политиков представителей различных социальных групп. Клириков-клерков, интеллектуалов-грамматиков, знать, лишенную удельности, многочисленную прослойку патрициата-джентри, юристов-судейских, литераторов и журналистов – всей этой свиты силы, бессильной самой по себе. Но бессильной лишь до поры, пока овеществленная в ходе постиндустриальной революции мысль не стала самостоятельной силой в динамичном и сложном мире, что привело, в конце концов, к своего рода историческому конкордату – смыканию «политического класса» и «класса правящего».

Сегодня «четвертое сословие» – влиятельный субъект социальной динамики, творец геоэкономических и геополитических стратегий, держатель управленческих и интеллектуальных активов, оператор финансовых ресурсов и проектировщик информационно-коммуникационных технологий, плетущий смыслопроводящие сети Нового мира. Предтеча же, «двойник» и одновременно его оппонент – номенклатурный «новый класс». Иначе говоря, политическое сословие, делавшее акцент не на личном обладании материальными ресурсами и даже не на непосредственной конвертации власти в собственность («термидорианство»), а на коллективном («корпоративном») прямом либо косвенном управлении ею. На подчинении себе тем или иным способом прежнего владельца и гегемона – исторического третьего сословия, порой ломая его о колено.

Политические и социальные корпорации претерпевали на протяжении нескольких столетий эпохи Модернити различные метаморфозы. В сущности, находящуюся ныне под ударом (сразу по нескольким направлениям) национальную государственность также можно было бы определить и описать как своеобразную «национальную корпорацию», обладающую, естественно, определенными культурными, историческими особенностями. К примеру, проанализировать генетику американской государственности, частично спроектированной еще на палубе «Мейфлауера» и реализуемой как амбициозный социальный/политический проект. Кстати, определение американского правительства как «администрации» примечательно именно в данном контексте.

Рассуждая о генезисе «государства-корпорации» как о процессе кристаллизации в ХХ веке инновационной формулы государственности, нельзя пройти мимо доктрины «корпоративной государственности», сформулированной итальянским фашизмом, который « реализует корпоративную систему интересов, согласованную в едином государстве» (Муссолини). Иначе говоря, государство понималось как форма сотрудничества («корпоративности») управленческого (политического) класса и класса владельцев, а также профсоюзов. Процесс происходил в те годы под эгидой национальной государственности и даже гиперболизировал последнюю.

Очередная мутация национальной государственности в ХХ веке обнаружила себя уже в процессах деколонизации и становления Третьего мира. В матрице постколониального госстроительства проявились сразу две тенденции: (1) местническая клановая приватизация полученного «наследства», при которой правящие группировки подчас рассматривали обретенную государственность как ресурс. И (2) деятельность транснациональных корпораций, порою продуцировавших ситуации, в которых новоявленные государства выступали не столько в качестве субъекта, но как денационализированные (ср. «деклассированные») объекты.

Метаморфозы государственности порождали, таким образом, очередную версию «государства-корпорации», в том числе уже в ипостаси «корпорации-государства», а экстремальные проявления феномена инициировали процесс трансформацию национальных ресурсов в продукт симбиотической «трофейной капитализации».

Подобные тенденции оказались свойственны, однако, не только Третьему миру. Они проявлялись впоследствии – причем в достаточно широком диапазоне и с той или иной степенью полноты – в весьма различных государствах.

В наши дни мы наблюдаем универсальный транзит государственности в привычном ее понимании: переход к новой логике политического и социального строительства – когда национальная государственность ( nation state) все чаще рассматривается не как интегрирующий субъект (а та или иная политэкономическая группировка как его составная часть), но прямо противоположным образом ( corporation state).

Государство превращается в этом случае в некий синтетический объект, в пределах которого та или иная группа борется за особую субъектность. В результате «планеты-государства» раскалываются на клановые «астероидные группы», которые подчас ощущают большую родственность с аналогичными образованиями в орбитах других национальных объектов, объединяясь с ними в совершенно новые констелляции.

Другими словами, национальная государственность подчас начинает рассматриваться как определенный цивилизационный ресурс, как историческое наследство, которое поддается приватизации и приобретается в частную или, точнее, групповую собственность, заметно деформируя, таким образом, прежнее понимание государственности. В этой связи, но уже применительно к постсоветской ситуации Вадим Леонидович Цымбурский пишет, например, о «корпорации утилизаторов», где ситуация, складывающаяся с политическими и экономическими функциями государства обретаеттрагическое, инволюционное звучание…

Сегодня контекст международных отношений, понимаемых как отношения суверенных государств, сам по себе достаточно широк, включая международные регулирующие органы, страны-системы, территории, находящиеся под международной опекой. Но наряду с этим привычным контекстом складывается мозаика подвижных, автономных и в то же время достаточно влиятельных субъектов/протосубъектов мировых связей, которые нуждаются в классификации в качестве «новых суверенов», вписываясь в том числе и в номенклатуру «государств-корпораций».

Кроме того, неолиберальная формула мироустройства способствует нарастанию «полит-экономизации» внутренних и внешних аспектов деятельности национального государства. В ходе социального транзита, обобщенно именуемого глобализацией, прежний рисунок государственности, международных связей, управления политическими и экономическими процессами на планете принимает все более выраженную геоэкономическую окраску. Мы обретаем, в конечном счете, иной контекст социального строительства и новое поколение влиятельных игроков на данном поле. Впрочем, о геоэкономическом векторе говорилось и писалось уже немало.

Сумма данных факторов способна трансформировать привычную национальную государственность, «раскалывая» ее, по крайней мере, на два регистра: на административно-политическую составляющую и геоэкономическую корпоративность. Актуальный политический аспект процесса в следующем: какая из двух форм государственности – государственность I или государственности II – оказывается предпочтительнее для современных элит?

Необходимо, наверное, подчеркнуть, что речь идет об опознаваемом, но не завершенном тренде, о тенденции, не реализованной еще во всей полноте. Национальное государство как существовало, так и продолжает существовать, но степень его актуальности в новом политическом контексте явно меняется. Оно не прекращает существование, просто параллельно складывается конкурирующая формула государственности, а общее состояние властного консенсуса на планете начинает напоминать слоеный пирог.

И последнее. Меняющиеся на глазах прописи глобальной среды обитания не ограничиваются конструктивными формулами ее социализации. Двоюродные и троюродные собратья новых суверенов и сюзеренов образуют также теневое сообщество асоциальных, криминальных, а то и прямо деструктивных корпоративных организованностей, демонстрирующих в новом веке все большую амплитуду действия.

Не буду далее затягивать вступительное слово. Думаю, я обозначил комплексность поставленной на обсуждение темы. В дискуссии мы, наверное, не столько однозначно ответим на вопрос, что же такое государство-корпорация на сегодняшний день и какой может оказаться ее роль в композиции пост-современного мира, сколько постулируем саму проблему социальной реконструкции пространства, в котором мы с вами обитаем.

Публикуется на www.intelros.ru по согласованию с автором