Имя:
Пароль:

На печать

Вячеслав Сухачев
Топос — место силы

Топос — место силы

Сухачев Вячеслав Юльевич

д.ф.н., проф. кафедры Философской

 антропологии философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета

 

Топологическая рефлексия может стать контраверзой всему XX веку. Что приятно, это говорит о новизне, новаторстве автора, и в то же время книга очень традиционалистская. Вспомните слова Александра Кожева в «Идеи смерти в философии Гегеля», когда он пишет о том, что есть два сценария в истолковании человека: первый – античный, топологический, второй – христианский принципиально темпоральный. И, в этом смысле, избывание универсализации темпоральных кодов всегда предстает обращением к логике топологии, предполагающей трансформацию и эпистемических правил, и логики мышления, и этосных стратегий, благодаря чему мы втягиваемся в интеллектуальный поиск совершено иного рода. Однако это вовсе не déjà vu? - Скорее, ситуация напоминает ницшеанское «возвращение подобного» [die ewige Widerkunft des Gleichnis], - сегодня мы возвращаемся к теме топичности, которая провокативна для нашего мышления, и благодаря этой провокации попытки концептуализации топологического видения раскрывают новые тематические горизонты и неизбывно требуют новых концептуальных рядов. Однако было бы совершенной теоретической наивностью утверждение, что мы втянулись реактулизацию античных концептуальных матриц, - скорее, речь идет о расчистке, как писал Ницше,  "блистающих оснований" нашего сегодняшнего мышления, оснований-arkhe, "властвующих начал" философского опыта мышления.

Стоит сразу провести понятийную межу: есть понятие пространства, spatium, которое сложилось в XVII веке, отсылающее к гомогенности и изотропности. Греки понятия пространства не знали, - у  них было понятие  хоры и понятие топоса. Что  же такое хора? При первом приближении допустимо говорить о такой топологической формации, где пестуется, взращивается образ-эйдос, с которым, в свою очередь, сама «формация» сущего отнюдь не совпадает. Соседствующие  хоры мы можем назвать топосами, - между ними разрывы лакуны, из которых вырываются дюнамисы-силы – это и есть хаос. 

Я очень внимательно, конечно же, посмотрел в «Топологической рефлексии», в особенности, «места», касающиеся Аристотеля – моего любимого "актуального философа". И, я думаю, в книге упущен тезис Аристотеля о том, что каждый топос несет в себе какую-то силу [Аристотель. Физика. Кн. IV, 208 b 10-11]. Впрочем, отзвук этого тезиса можно обнаружить в многочисленных концептуальных резонансах европейской философии именно в те моменты, когда она обращается к бытийности (Декарт, Спиноза, Лейбниц, Гегель и т.п.). Поэтому топология не представляет собой никакой аналогии с геометрией, исходящей из представления о пространстве как «вместилище» вещей, - речь идет именно о чисто силовом понимании, о геодезии сил. Профессор Савчук, фактически, возвращается к античному утверждению о топологичности логоса «Урок Аристотеля в том, что топос это не плоскость, а объем, это не просто место среди среди вещей, но правило аргументирования и убеждения … Топос объединяет место и дискурс, и географические особенности места, и и способы коммуникации, и осуществления власти» (с. 300), что и заставляет нас истолковывать логос как сгустки, конденсаты, комплексы [com-plex] сил, которые налагают  и обязательства на существ, попадающих в тот или иной топос, включенный всегда и неизбежно в иерархическую по своей сути топологию. В «Тимее» Платон говорит: мы можем обрести эйдосы бытия за счет опыта мышления. Прекрасно! Но есть другое измерение – это сущие, рождающиеся, умирающие, враждующие между собой, и доступ к ним дает эстезис, чувствование, порождающее доксу. Однако  между ними есть третье измерение, «третий род» [triton genos] –  это хора. Она нам не дана в чувствовании, мы не можем придти к ней логически, она дана нам иллогически, за счет сбоев логики [logismo notho], - парадокс как раз и состоит в том, что «распад» логики выталкивает нас в топологию. Так, например, мы говорим известные слова, произносим известные вещи, но когда мы попадаем в особого рода топос, на общепринятые смыслы, слова, вещи вдруг налагается табу, - это табу на универсальный узус, на универсальную прагматику, не знающих мест, но в результате неуместности этой «общепринятости» мы впервые начинаем ощущать границы, о-пределенность топоса, которые навязывают контуры смысла, слова, фигуративность поступания. Книга профессора Савчука «Топологическая рефлексия» движется именно по этому теоретическому маршруту, и в этом ее удача.

В первую очередь она втягивается в новый тематический репертуар, требующий нового концептуального ряда. Что меня, конечно, не устраивает в концептуальной артикуляции топологии, так это – рефлексия, размышляющая о «топологической репрезентации». Естественно, я понимаю «нежно-участливое интимное» соприсутствие автора с репрезентацией: фотография, образ и т.д. Однако если мы говорим о топологии, то в этом концептуальном поле «репрезентации» быть не может. Топология говорит: пестуй! – ибо chora никогда не совпадает с образом-эйдосом, взращиваемым в ней. Так, безумный ювелир Платона берет золото, бросает его в тигль, отливает формы: браслеты, ожерелья, серьги, а затем сбрасывает все созданное обратно и плавит его, - это и есть хора, которая «вскармливает» образы, не совпадая ни с одним из них.

Думаю, наш уважаемый автор Валерий Савчук прислушается к этим замечаниям. Пусть он пребывает в «хоре», чтобы созданный им образ-эйдос в книге «Топологическая рефлексия» не подавил, не поглотил его, и пусть ему будут даны силы-дюнамисы, дабы он был способен встретить, принять и «вскормить» новые эйдосы, ведущие к новым топосам.

 

 



Другие статьи автора: Сухачев Вячеслав