К сегодняшнему дню ни у гражданских сообществ, ни у органов власти не сложилось ясной стратегии присутствия в Интернете, представления своих идей и выработки языка, который бы послужил их плодотворному обсуждению. Во многом это связано с восприятием Интернета как технического канала наряду с остальными каналами связи.
Однако многообразие сложившихся моделей сетевого поведения, неожиданные примеры гражданской солидарности, сама специфика сети показывают, что это — самостоятельная среда, которая стала ярким отражением всех общественных процессов в стране. По принципу обратной связи она сама оказывает сильное влияние на эти процессы.
Наивно полагать, что массовое оснащение средствами коммуникации само по себе приведет к появлению ценного содержания, передаваемого с их помощью. В коммуникациях циркулирует только то, что мы сами в них вкладываем.
Если мы ничего не ждем от них, кроме стереотипов массовой культуры, то никогда не сможем выйти из порочного круга типовых потребностей, которые она вменяет нам. Прямой пересадкой коммуникативных стандартов из других информационных источников невозможно получить креативное содержание Рунета.
Если же привнесём свой собственный вклад во взаимодействие культур через сеть, то нам воздастся сторицей: Рунет послужит линзой, значительно увеличивающей масштаб коммуникативного действия.
Гуманитарное мышление с недоверием относится к информационным сетям, которые воспринимаются как проявление культурной агрессии, нечто, грозящее потерей идентичности или, по крайней мере, глубины восприятия мира. Действительно, Интернет способен быть питательной средой поверхностных толков. Но сердцевина Рунета задаётся не концентрацией общественного внимания и «популярностью» ресурсов, а соответствием крупнейшим культурным задачам и их предвосхищением, работой на опережение.
Если считать, что в культуре невозможно ставить задачи, то, само собой, мы будем не способны находить и никаких решений.
Взять на себя ответственность за образ своей страны, своего места, который формируется в разных концах света — одна их таких культурных задач. Рунет располагает огромным запасом инструментов для ее решения.
«Новый энциклопедизм» общества знаний требует преодоления разрыва между технократами (специализация без культуры) и гуманитариями (культура без специализации). Существует нетривиальный переход между точными науками и науками о человеке. Такой переход открыт только тому, кто способствует коммуникации между ветвями современной культуры.
В контексте обществ, основанных на знаниях, по-новому звучат энциклопедические идеи Просвещения. Новый энциклопедизм становится существенным признаком сетевых структур.
Известно, что католическая церковь считает небесным покровителем Интернета Исидора Севильского как первого христианского энциклопедиста. Успех сочинений Исидора объяснялся большим количеством понятий и определений изо всех областей, которые предоставлялись в распоряжение читателя. Исидор был убежден и убедил в этом огромную аудиторию, что исходная природа и сущность вещей познается из этимологии обозначающих их имен. Если настоящая этимология слова неизвестна, то нужно изобрести ее по предположению, исходя из поставленной задачи. В средневековых библиотеках «Этимологии» занимали то же место, что «Британника» или «Ларусс» в современных. Ватикан напрямую связывает Интернет с судьбами европейского энциклопедизма.
Борьба с распространением вредоносных программ, спама и низкопробных информационных поделок должна вестись в России не только в правовом поле, что, безусловно, очень важно, но и путем установления нравственных требований, обращенных к информационному сообществу со стороны признанных духовных лидеров.
Берем на себя смелость высказать несколько соображений по поводу православного Святого, который мог бы выступить в качестве сакрального покровителя русскоязычного сегмента Интернета. Таковым мог бы стать Святитель Стефан Пермский.
Фигура Святителя Стефана по-своему уникальна, но на ее примере могут быть выявлены исторические судьбы российской культуры и архетипические черты российской ментальности.
Святитель Стефан выступает в двояком облике эллиниста, знатока великой византийской культуры, и создателя зырянской письменности. Стефан не пожелал соединить дело крещения с обрусением зырян. Он создал зырянский алфавит, использовав местные руны для зарубок на дереве, отступая даже от примера Кирилла и Мефодия, «первоучителей словенских».
Святитель Стефан может быть понятен сетевому сообществу как переводчик-трансдициплинарник, умеющий работать сразу в нескольких культурах, нескольких пластах реальности. Ведь и борьбу с язычеством он вел по законам той культуры, в которую вживался. Он знаменует собой тип культурного героя, проповедника красотой и силой веры.
Его фигура символизирует роль всей русской культуры как культуры-посредника в круге восточно-европейских и азиатских народов, объединенных «родством душ» и единством судьбы.
Именно это формирует великий евразийский союз, позволяет понять русскость как универсализм, выходящий за границы этноса, как особый сетевой тип энциклопедизма.
Форму культурного диалога, предложенную Св. Стефаном, можно назвать синергией (соработничеством). Для синергии необходимо усилие, в котором иная культура воспринимается как необходимый компонент бытия-вместе, как часть общего дела.
Культурная модель западных сегментов Интернета справедливо названа «киберэгоизмом» или «электронным эгоизмом», который может только усиливать потребительство и отчуждение людей. «Электронный эгоизм» связан с замкнутым, аутистическим сознанием пассивного потребителя, безразличного ко всему, кроме персонального комфорта (и заинтересованного в делах общественных только в той мере, в какой они затрагивают этот комфорт).
Мы можем построить Рунет на иных началах, показав образцы плодотворного диалога знающих, умеющих и действующих.
«Сетевая общинность», в отличие от «электронного эгоизма», формирует как близость коллективных и гражданских проблем, так и близость людей друг другу. Она заключается не в том, что каждый предлагает собственные доктрины «спасения» России, а в том, что в сети консолидируются и выращиваются социальные группы со всем разнообразием их мотивов и интересов. Принципы интеллектуальной и информационной свободы подразумевают не подростковое своеволие, но духовную зрелость и ответственность.
При этом в сетевых коммуникациях может быть сохранена уникальность каждой личности с ее знаниями и опытом. Каждый способен найти в них место даже в условиях жесточайшей конкуренции за внимание.
Персонализм как неотъемлемая часть отечественной культуры противостоит индивидуализму и «электронному эгоизму», в виде которого он проявился в сети. Синергийный энциклопедизм Святителя Стефана как раз направлен на возрастание самобытной индивидуальности до духовной полноты и завершенности личности.
Идея синергийности и поликультурности, которая связывается с образом Стефана Пермского, более значима для сетевых сообществ, чем идея затворничества, которая может быть истолкована ими как призыв к разобщению и изоляции.
Мы можем опереться на традиции русской миссионерской деятельности, отражающие лучшие стороны нашего национального характера: его пластичность, толерантность, способность адаптироваться в любом культурном ландшафте. Именно эти черты сегодня наиболее востребованы в межкультурном диалоге. В условиях глобализации они способны удерживать культурную идентичность от размывания. И именно это не нравится в нас идеологам глобализма: в любых условиях мы не теряем присутствия духа и остаемся самими собой.
Фигура Св. Стефана по своему значению ничуть не уступает Св. Сергию Радонежскому. В информационном обществе важно, что категории «центра» и «периферии» приобретают динамический характер. Именно отдаленность Св. Стефана от всех возможных готовых ответов в плане духовного делания, то есть от унификации по образцу столиц («центральных» решений), его краевое положение делают Святого весьма значимой фигурой в контексте информационных сообществ.
Многоязычие Стефана определяет его как подлинного покровителя Рунета, вкладывающего твердые нравственные принципы в сетевое поведение.
Его труд показывает, что экстремальные климатические условия способны быть подлинными очагами мысли, духа, появления нового, творческого начала. Север России может служить примером еще и потому, что никогда не знал ни рабства, ни сокрушительных иноземных нашествий.
Универсализм и энциклопедизм духовного делания во многом отличается от западного энциклопедизма понятий. Вопрос в том, какую из энциклопедических идей мы вложим в современную коммуникативную среду. Ведь сама по себе технология ни хороша, ни плоха, но и не нейтральна.
Сеть — всеобъемлющий рынок идей, управляемый законами больших чисел. Ее структура — это череда статистических волн, единственная логика, которую понимают большие системы. Но в ней действует и система «волнорезов», фильтров, которые суть наши ценности.
Рунет как творимый нами мир бесконечно пластичен, восприимчив и может дать рост любой идее — как созидательной, так и деструктивной. Поэтому следует уже сегодня формировать культурные мотивы, которые завтра вернутся к нам многократно усиленными.
Какое имя наиболее точно передает свойства такой среды? Очевидно, это пространство мечты, «чаемое будущее», в котором и закладывается все, что может быть воплощено нами.
Рунет и образует наш язык будущего, с опережением представляющий перемены индивидуальности и общества.
Поэтому и политик как мастер в искусстве возможного должен понимать, насколько богаты возможности сети. Можно сказать, что она целиком соткана из возможностей. Рунет с его спецификой как нельзя лучше выступает передовым краем (фронтиром) всего Интернета, поскольку, как известно, на русском языке лучше всего может быть описано будущее: возможные миры, мечты, фантазии и ожидания, — и уже не бесплодные, замкнутые в себе, а движущие людьми и объединяющие их.
Это неожиданное совпадение технологической среды с пространством мечты и воображения — как личного, так и коллективного — заставляет заново обратиться к отечественной традиции понимания жизнеустройства: традиция жива лишь тогда, когда она обращена в будущее.
Борис Петрович Вышеславцев (1877–1954) писал: чтобы понять душу народа, надо проникнуть в его сны. Ими служат эпосы, сказки, поэзия — а теперь, как мы вправе добавить, повседневное течение коммуникаций и сетевой жизни.
Как оно устроено? Англоязычный информационный ресурс, как правило, выстраивается для конкретных задач в физическом, материальном мире (сервис). Русскоязычный ресурс — для задач, которые ещё не поставлены; он являет собой воплощённый идеализм.
Самым высоким страхом русского народа Б.П. Вышеславцев называл страх разбитой мечты, и поэтому выделял в качестве главных особенностей нашего национального характера странничество, стремление к неведомому и далёкому. Рунет и образует пространство таких исканий, в котором мы намечаем контуры лучшего — в устроении общих дел и в самих себе.
«Великая русская сетевая мечта» состоит в том, чтобы построить ценностно наполненный сегмент Рунета, впоследствии преобразующий его целиком.
По словам Льва Платоновича Карсавина (1882–1952), диалогическое общение двух или более людей — беседа или даже мимолетная встреча — предполагает возникновение социальной личности как двуединства или многоединства. Такая социальная личность возникает в самом факте диалога, ее не было ни до, ни после. Этот тип виртуального существования Карсавин называл «социальной эфемеридой». Она появляется спонтанно и быстро исчезает. Периодические социальные личности обладают более продолжительным существованием. Таково, например, сетевое сообщество. Оно то явно актуализирует себя, то погружается в латентное состояние.
Периодическая социальная личность и есть цель сетевого общения. Она подразумевает максимально возможную степень явленности собеседника. Так и возникают симфонические личности. Люди приходят в социальные сети и уходят из них; в сообществах остаются только те, кому важна суть дела.
Коммуникативное сообщество выковывает само себя через осознание непродуктивности эристики — сокрушения собеседника в споре. Первый сетевой принцип, касающийся проблемы интеллектуальной собственности: сначала поделись чем-нибудь, а потом проси что-либо взамен.
Здесь вновь совпадают требования «экономики дара», репутаций и социального капитала с отечественными традициями и лучшими качествами национального менталитета.
Преимущества такой позиции очевидны: сопричастность тому, что значимо для множества людей, и возможность преодоления общих трудностей. Это и есть суть гражданственности.
Итак, Рунет соединяет прагматику общения с возвышенностью мышления о будущем.
Назовём дисциплину о ценностях, интересах и антропологическом влиянии сети рунетикой:
• Это слово отсылает к сетевому региону, который объединён российской культурой и русским языком, лучше всего выражающим ценности и стремления — в отличие от англоязычной среды, утилитарной и прагматичной по своей природе. Греческое культурное наследие получено нами напрямую, минуя латинские переводы. Поэтому большинство старинных русских слов, выражающих этические категории, происходят от греческих.
• «Рунетика» отсылает также к этике — учению о должном. Какой должна и может быть сеть? — ответы на этот вопрос и составляют основное содержание рунетики. Уже в начале 2000-х годов российские исследователи начали задаваться вопросом: «Можно ли говорить о моральных «антропных» принципах — этике построения сети?» — однако полагали, что носители и проводники ценностей в сети замещены разработчиками компьютерного интерфейса. Сегодня уже очевидно, что этот технократический этап в понимании современных коммуникаций исчерпал себя.
• Наконец, в «рунетике» сохраняется и отзвук слова «руны» как памятный знак о тех рунических письменах, которые использовал Св. Стефан Пермский, чтобы донести принятое им ценностное послание и сформировать локальную культуру.
Страна, являющаяся источником стратегических культурных идей, использует каждую возможность для передачи своего уникального ценностного послания. Национальный бренд и есть не что иное, как стратегическая культурная идея, идея, за которой стоит единый замысел.
Именно поэтому сетевая активность не может быть сведена к привлекательной «упаковке» того, что происходит вне сети, к маркетингу, который мыслится отдельно от «настоящей» жизни страны. Ценностное послание лишь тогда способно завоевать доверие и искренний интерес, когда в нем отражен наш собственный опыт, лучшее, что у нас есть, и во что мы сами столь же искренне верим.
Маршалл Маклюэн был неправ. Не существует одной глобальной деревни. Их несколько. Мы призваны построить русскую глобальную деревню в Сети.
Мы не можем отвечать за всю сеть. Но мы в силах создавать «сеть в сети» — центры духовного притяжения Рунета.
Ценностные послания воплощают в себе подлинную самобытность языка и высвобождают ресурсы отечественной культуры, способной выразить себя как в «медленном времени» традиционной книжности, так и в «быстром времени» современного коммуникативного потока.
Итак, неверно связывать рунетику исключительно с информационными технологиями нынешней эпохи. Книжный мир представляет собой такую же «операционную систему», как и компьютерные средства в широком понимании. Нам предстоит стать «мультиплатформенными» индивидами и коллективами, умеющими работать в обеих средах.
Специалист, работающий со знаниями, может использовать сразу несколько «платформ» или «операционных систем» культуры. Главное для него — уметь скачком переходить от одного языка к другому. Эпистемический (познавательный) режим — специфический для данной культуры способ создавать социальные сети знания.
Нужны профессионалы, которые способны транслировать понимание одной области знания в другие. Здесь, на пересечении познавательных траекторий, и возникает символическая фигура Стефана Пермского.
Инфраструктура предлагает нам форму, в которой важно сохранить культурное многообразие. Мировая монокультура желательна и реализуется только на глобальном рынке финансов и технологий. Но она не может обладать статусом единственного и всеобщего блага, вытесняющего все, что не вписывается в «международный стандарт». Следует учесть, что технические первопроходцы сети десятки раз ошибались в прогнозах и показали весьма поверхностный уровень понимания того, что происходит внутри сети, как и для каких целей люди используют ее.
Прежнее безудержное доверие к техническим новациям и их изобретателям должно быть компенсировано гуманитарным и ценностным подходом к построению коммуникаций.
Кроме этого, речь идет о противодействии культурной агрессии одного языка, одного способа описания действительности. Каждый культурный регион — продукт исторического творчества. Ситуация, в которой история заключается лишь в смене общих стандартов и пишется их авторами, неизбежно окажется гибельной.
Этап построения «кораблей» сети (технологических и программных средств) связывают с английским языком, начало плавания — «вселенского кочевья умов» — с русским, языком поиска и стремления к далёкому. Однако метафора мореходности оказывается настолько богатой, что показывает нам и опыт построения собственных средств плавания, не зависящий от внешних образцов.
Следует обратиться к субарктической мореходной культуре. Известны те исторические примеры судеб, в которых жители рубежных территорий выступали и кораблестроителями, и первопроходцами одновременно (таков, например, знаменитый поход А.А. Борисова (1866 – 1934) на судне, построенном по его собственному замыслу, своими силами создавшего первую в мире художественную студию за Полярным кругом).
В таких случаях мы сами и создаем средство перемещения, и отодвигаем познавательный горизонт.
На Севере совершаются два предельных перехода русского духа. Во-первых, душа русского земледельца встречается здесь с экстремальными климатическими условиями. Во-вторых, возникает уникальная мореходная культура, живущая по универсальному принципу «море — наше поле». По словам отечественного философа Михаила Константиновича Петрова, палуба есть школа европейской мысли.
Европейский универсализм встречается с уникальными особенностями национальной духовности. Благодаря этому даже легче, чем в условиях исторического «центра» (который обычно отождествляется с духовным центром), совершается третий предельный переход. Это переход от культурного возделывания четко очерченного «поля» географических территорий к сетевым практикам — соработничеству в информационном «море», пределы которого полагаем мы сами.
Здесь возможна следующая мореходная аналогия. Драккар викингов — оптимальный корабль для плавания в любых условиях, на веслах и под парусами. Но им могут управлять разные мореплаватели. Различается и то, как они осваивают новые пространства, как поют и рассказывают об этом, на каком языке передают свой опыт. Поэтому различаются и драккары, которые сами по себе, без знающих кормчих, не смогут приблизить новый берег. То же самое может быть сказано о сетевых технологиях.
Следовательно, онтология Рунета — не инфраструктурная, а лингвистическая и политическая проблема. Кто владеет метафорами, владеет реальностью. Метафоры задают язык. Борьба за язык — борьба за реальность: либо мы постоянно предъявляем свою точку зрения, либо не существуем в социальном и международном пространстве.
Русская культура — такой же универсализм, как «римский мир», «греческая цивилизация», «Восток» (в широком смысле). Культура-понтифик, строитель мостов, пролагатель новых путей, многоязычная, составляющая целый культурный континент.
Технологическое усовершенствование даже не столь важно, как коммуникативное: оно заключается в том, чтобы в каждом диалоге уметь находить согласие, а не разделение и поляризацию, удерживая при этом самостоятельность позиций.
В русском многоголосном пении до XVII века было допустимо разное исполнение распевов. Каждый голос выступает самостоятельной мелодией. Так образуется особое полифоническое звучание, не сливающее мелодии в одну, но и не разделяющее их благодаря гармонии хора.
Похожим образом сеть работает в тысячах языковых регистров, жанров и стилей.
Выводя свою «мелодию» — рисунок сетевой личности — мы, тем не менее, вступаем в диалог и даже, в согласии с учением Л.П. Карсавина, формируем устойчивые сообщества — информационный «хор» Рунета.
* * *
Чтобы реализовать возможности ценностного наполнения Рунета, мы можем действовать в нескольких связанных направлениях.
- Россия ориентирована на повышение мобильности граждан. Этому способствуют сетевые технологии — не только как совокупность аппаратуры и программ, но и как технологии общения: человек, по сути, никогда и не отключался от (социальной) сети, став человеком. Преодоление цифрового и коммуникативного разрыва есть преодоление разрыва социального.
В связи с технологическими новшествами и усилением мобильности наше общество в определенной степени префигуративно: возникает ситуация, когда старшие учатся у молодежи. Эта перемена остается в тени, хотя она, если будет использована, способна не только изменить баланс возраста и сил, но и разомкнуть опыт каждого поколения навстречу тому, что может быть создано только общими силами.
Глубочайшие изменения общественной структуры должны быть изучены не только идеологами и предпринимателями эпохи «первоначального накопления сети», а средствами современной гуманитарной культуры. Это изучение может привести нас к самым неожиданным моделям диалога, которые сами по себе станут вкладом в историю отечественной гуманитарной мысли.
- Отсюда следует изменение места университета в общественных и культурных процессах. Его нынешнее положение определяется замкнутостью и низкой мобильностью, что в конечном счете выключает университетскую жизнь из жизни региона и страны в целом. Будущий университет — узел в сети коммуникаций, поддерживающий креативные способности общества.
- Это, в свою очередь, ставит стратегическую задачу консолидации интеллекта нации с помощью Рунета. Как известно, общества соревнуются по своим познавательным способностям. Чем больше интеллекта привлечено к решению национальных задач, чем интенсивнее происходит циркуляция опыта людей и их групп, тем более развита экономика знаний. Сегодня говорить о познавательных способностях российского общества в целом можно лишь как об агрегате, обобщении разрозненных сил, слабо поддающихся даже «суммированию». Предотвратить замену культуры изолированными субкультурами можно только в коммуникации. Между островами креативности должны быть проложены мосты.
- Этому может способствовать позиция государства как модератора социальных процессов. По сути, Рунет представляет собой новую политическую площадку, которая недооценивалась раньше. Эмоциональная насыщенность, высокая степень политизации, яркие гражданские инициативы, возможность оперативного формирования экспертных групп — эти качества Рунета должны быть использованы в интересах объединения всей страны. Государство-модератор не только помогает участникам диалога найти общий язык, но и вырабатывает собственные языки, на которых могут быть выражены его интересы.
- Следовательно, государству не может и не должен быть навязан один, жестко заданный стандарт представления в сети. Оно может освоить все множество коммуникативных регистров. Государство и социально ответственные сетевые сообщества способны вместе формировать ценностно-ориентированный язык сетевой политики России.
Так, практика показывает, что социально-политические концепции, чтобы быть действенными, должны быть также трансформированы в истории. Рунет — множество голосов России — это также истории, рассказанные нами о самих себе.
Рунет образует то место, в котором индивидуальная память может стать коллективной. Если к индивидуальной памяти мы располагаем прямым доступом в любое время, то коллективная память всегда опосредуется в памятниках, библиотеках, музеях, текстах. Она не передается сама собой, и ради того, чтобы коллективная память нации была сформирована, транслировалась и обогащалась, нужна наша собственная работа. Рунет предоставляет каждому возможность внести в нее свой вклад.
Совместное пополнение коллективной памяти — лучшая защита от риска «познавательного колониализма», при котором собственный опыт миллионов людей подменяется типовыми сценариями коммуникаций, полученными из иноязычной среды.
- Как может складываться коллективная память, доступная всем одновременно? Сегодняшний Рунет урбанизирован: он отражает лишь часть отечественной культуры и укладов жизни. В частности, в нем слабо представлена жизнь малых поселений, территорий, в которых сосредоточено огромное культурное наследие.
Мы должны перейти от Рунета городов к Рунету сёл и мест. Описать конкретное место, сохранив его специфику, притягательность и тайну — высокое коммуникативное искусство. Стандарты описания задаются не единообразными требованиями к содержанию: они должны формироваться лучшими образцами такого искусства, полнотой, информативностью и эстетикой, которые для каждого места определяются по-своему.
Это задача территориального и мнемонического расширения Рунета. Одним из инструментов ее решения может служить блог-маркетинг мест — средство, доступное сегодня каждому, имеющему доступ к сети. Но для того, чтобы воспользоваться им, сами жители должны взять на себя часть ответственности за свою территорию, ее исторический портрет, предъявляемый другим и самим себе.
- Нам предстоит изменить концепцию медиаобразования. Если раньше оно по преимуществу сводилось к знакомству со средствами сообщения, то сегодня должно включать умения работы во всем спектре коммуникативных форматов, переключения между «быстрым» и «медленным» временами культуры.
Г.Г. Копылов (1958–2006) полагал сверхзадачей образования придание сил, воодушевление, в котором люди чувствуют себя творцами нового. Мы можем утверждать, опираясь на сказанное выше, что именно русскоязычная среда лучше всего помогает реализовать эту сверхзадачу; а гибкость информационных технологий привносят дополнительную степень свободы, которая может сделать Рунет настоящим строительным материалом образованности.
Формируя ценности, образование формирует будущее. От этого зависит успех или неудача любого социального проекта.
Мануэль Кастельс, признанный эксперт по Интернету, пишет: «Интернет быстро становится символом новой России. Мужественная, свободная и творческая Россия, которая знает, что в экономике знания именно мощь разума, усиленная технологией, является главным источником процветания и независимости».
