Имя:
Пароль:

На печать

Сергей Земляной. О магистрали Октября и тупике коммунизма

altСитуация с дискуссией в «МН», которую должна была бы инициировать публикация коллективного письма российских интеллектуалов с несколько чересчур фамильярным названием «Октябрь для нас, России и всего мира» (№21), ярко напомнила мне знаменитую пьесу Луиджи Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора»: персонажей, правда, семнадцать – шастнадцать докторов разных неестественных наук и один мастер революционного пера, которые в изваянном ими тексте бестрепетно поставили себя вровень с Россией и миром. Но текст пока что не был авторизован извне: имеется в виду, что никем сторонним еще не были умственно присвоено его содержание и обсуждена имплицитная ему проблематика. Сергей Новиков в своем материале «Случайность неизбежности. Была ли Россия обречена на Октябрьскую революцию?» (№25) решал совершенно иную, личную задачу и рассуждал не столько об Октябре, сколько около него. Безо всякого притязания на исчерпание ученого богатства указанного создания коллективного разума, попробую сосредоточиться на проблемах, перед которыми оно ставит пытливый ум. Разумеется, здесь можно затронуть только некоторые невралгические пункты сегодняшних споров об Октябре.

* * *

Начну не с самого главного, но существенного. При внимательном чтении «Письма семнадцати» трудно отделаться от впечатления, что для его авторов миновали впустую два с лишним десятилетия, прошедшие после 1985 года: подобные тексты, и даже намного выше уровнем – знаю об этом не понаслышке – писались в самые глухие застойные годы. Печально то, что в данном материале бережно воспроизведены самые беспросветные штампы даже не советской идеологии, а советской пропаганды. Не свободен текст и от рудиментов сталинизма. Но не зря сказано: любую шутку нужно комментировать. Этим я и займусь.

Самый элементарный пример. Вторая фраза письма начинается так: «Октябрь 1917 года действительно потряс мир». Очевидно, что здесь обыгрывается название книги Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир». Отвлекаясь от того, что докторам наук и драматургу не к лицу повторять хлесткую журналистскую метафору девяностолетней давности вместо того, чтобы дискурсивно изложить, в чем именно состоит, с позиций сегодняшнего дня, мировое значение Октябрского переворота (См., для сведения: Иосиф Сталин. Мировое значение Октябрьского переворота. – Правда, 19 ноября 1918 года), - отвлекаясь от всего этого, трудно не задаться не праздным вопросом: а что, этим почтенным людям неизвестно о публикации в последнее время документов из архивов США и России, которые проливают совершенно новый свет на эту историческую фигуру? Пара характерных биографических штрихов. Как известно, книга Рида вышла в 1919 году в США на английском языке, на русском она появилась в 1923 года, после смерти автора (Рид умер в Советской России от тифа в 1920 году). Любопытно, однако, то, что в 1918 году Рид одной рукой писал свою книгу об Октябрьском перевороте, а другой - меморандум о положении в России для Госдепартамента США. Он сам сообщает об этом в недавно опубликованном письме Уильяму Ф. Сэндсу от 4 июня 1918 года. Джон Рид был близок не только к Госдепу, который неизменно выручал его из всех передряг: через владельца элитарного журнала «Метрополитен», где Рид зарабатывал на жизнь, Гарри Пейна Уитни, партнера мегабанкира Моргана, он был сильно близок к Уолл-Стриту. Сейчас это документально доказано. Знал ли об этом Ленин, написавший предисловие к книге Рида? Бог весть. Разумеется, все это не снижает журналистских достоинств произведения Рида, но заставляет взглянуть на него другими глазами, свободными от идеологических шор. И быть осторожным со ссылками на него.

Еще одна проба пера: «Это всемирно-историческое явление многие средства массовой информации представляют как простой переворот, совершенный при помощи западных спецслужб кучкой заговорщиков и авантюристов, - с праведным возмущением пишет великолепная десятка. - В ход пускается все: прямая ложь, фальсификации фактов, включая грязные сплетни об участниках и лидерах великой революции. Повторяются одни и те же, давно отвергнутые видными учеными разных стран, измышления о том, что "октябрьский переворот", оказывается, спровоцировали "немецкий агент" Ленин и "англо-американский" шпион Троцкий». Авторы очевидным образом подразумевают теневые эпизоды предыстории и истории Октября, связанные с финансированием революционной деятельности большевистской партии германским МИД и Генеральным штабом, а также с обстоятельствами кратковременного пребывания Льва Троцкого в США и содействия их официальных структур в его возвращении в Россию вместе с группой политэмигрантов. Скажу несколько слов о первом сюжете, которым я занимался специально. Скрипторы апеллируют к истории с американцем Э.Сиссоном (кстати, специальным представителем президента США в России в 1917-1918 гг.), который вывез на Запад и опубликовал купленные у одного афериста документы о «германских деньгах» на революцию. «Дело Сиссона» закрыл известный дипломат и историк Дж.Кеннан, который доказал, что изданные Сиссоном документы сфальсифицированы в деталях или полностью.

Но все дело в том, что с той «давней», как справедливо отметили просвещенные авторы, поры были опубликованы документы из секретных архивов МИД Германской империи, которые после второй мировой войны были вывезены в Великобританию, а там разобраны и изданы молодым ученым, чехом по национальности, Збенеком Земаном (Zeman Z. Germane and Revolution in Russia, 1915-1918. Dokuments from the Archives of the German Foreign Ministry. London; New York; Toronto, 1958). Подлинность этих документов, в которых раскрывается роль Александра-Израиля Лазаревича Парвуса-Гельфанда как посредника, в том числе финансового, между германским правительством и большевиками, документов, о которых ничего не знал Кеннан и не ведали советские историки, писавшие свои разоблачительные книги против злонамеренных «искажений истории Великой Октябрьской социалистической революции», - их подлинность не подлежит никакому сомнению. Соответствующие же материалы в отечественных архивах были при Сталине сплошь изъяты и уничтожены. Земан вместе с В. Шарлау написали первую достоверную биографию Парвуса, изданную и на русском языке (Земан З., Шарлау В. Парвус – купец революции. Нью-Йорк, 1991). Вслед за этой книгой были изданы работы других авторов на ту же тему, по большей части переведенные на русский язык: Р.Кларка, Э.Хереш, Х.Бьеркегрена, Г.Шиссера и Й.Трауптмана и др. Первым русским литератором, который с должным вниманием отнесся к новой информации о революционном закулисье начала истекшего столетия, хотя использовал ее в художественных целях своего монументального повествования «Красное колесо», был великий писатель Александр Солженицын. В 2005 году на ЦТ состоялась премьера телевизионного документального фильма «Кто заплатил Ленину?» (автор сценария – Е.Чавчавадзе, режиссер – Г.Огурная), посвященного данной теме. Все это авторы коллективного письма о приватизированном ими Октябре в упор не замечают. А что до «грязных сплетен» о «лидерах революции», для них вообще была характерной широкая манера брать «деньги на революцию» откуда угодно. И большевики были в этом отношении не исключением: японские деньги принимали эсеры, финские – кадеты, американские – Троцкий со товарищи-интернационалисты; Плеханова транспортировали в Россию на британском броненосце. Но, как говорил небезызвестный Иоганн Готтлиб Фихте, тем хуже для фактов.

* * *

Авторы коллективного письма – плохие марксисты и совсем никудышние стилисты. Не буду останавливаться на режущем глаза абсурде – на тезисе авторов относительно «заката феодализма» как непосредственного преддверия социалистической революции; до такого – в России - еще никто не додумывался. Задержусь на абсурде неочевидном. Взять хотя бы такую шедевральную фразу: «Это (выступления трудящихся – С.З.) сделало Россию ХХ века эпицентром мирового развития, где скрестились все основные проблемы тогдашнего мира, где решался исход основной болезни капитализма - противостояния труда и капитала». Из сказанного явствует, что люди, ее написавшие, имеют склонность употреблять слова, значения которых они не разумеют. Ведь что такое эпицентр: это проекция центральной точки землятрясения (гипоцентра) на земную поверхность; термин «эпицентр» применяется также к ядерному взрыву. О какой проекции революционного землятрясения или взрыва на какую поверхность они толкуют? Теряюсь в догадках. Но это еще полбеды. Но у меня не вмещается в голове, как лица, считающие себя марксистами, могут разлагольствовать о противостоянии труда и капитала как «основной болезни капитализма»? Болезнью капитализма, в том числе и российского, является организованная преступность: это реальная дисфункция общественного организама. А противостояние труда и капитала – это не болезнь, а здоровье капитализма. Это структурное противоречие экономической системы капитализма; и как таковое оно является движущей силой его развития, которому не видно ни конца, ни края.

Еще меньше, чем Карла Маркса, незадачливые защитники Октября поняли своего идейного патрона Владимира Ленина. Они с эмфазой рассуждают о «Великой русской революции ХХ столетия», называют ее «социальной», безудержно хвалят русских рабочих, у которых «хватило воли и решимости не только свергнуть капитализм, но и начать переход к более прогрессивной социальной системе – социализму». Но все это не имеет ровно ничего общего с действительной позицией Ленина, который не обинуясь заявлял: «Нам победа далась легче потому, что в октябре 1917 г. мы шли с крестьянством, со всем крестьянством. В этом смысле наша революция тогда была буржуазной» (курсив мой – С.З.). Собственно, такой она и оставалась, по крайней мере, до 17 января 1923 года, когда он надиктовал статью «О нашей революции». Исполненную подлинного отчаяния статью, в которой Ленин на грани «бегства в болезнь» признавал отсутствие в пореволюционной России необходимых для создания социализма «предпосылок цивилизованности», то есть нормального капитализма, и уповал на всемирно-историческое чудо - на какой-то революционный «переход» к таковому за счет «удесятерения сил рабочих и крестьян», проистекающего из «полной безысходности положения».

Правда, немного раньше Ленин пришел к крамольному, еще и сейчас трудно постижимому для авторов письма выводу или предположению о том, «не следует ли один из несоциалистических элементов, именно государственный капитализм, расценивать выше, чем социализм» (Доклад на IV конгрессе Коминтерна 13.11.1922). Говоря по-иному, по Ленину получалось, что капиталистическая преисподняя была ближе к коммунистическому раю, чем социалистическое чистилище. А вот реально-политический рецепт Ленина был в своей оголенности зловещим: «Пока в Германии революция еще медлит «разродиться», наша задача – учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание еще больше, чем Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства». Иосиф Сталин в чудеса не верил, а рецепту последовал. И учинил небывалую в истории террористическую диктатуру, жесточайшую мобилизационную экономику с рабским анклавом в виде ГУЛАГ-а, в своем роде непревзойденную культур-систему промывания мозгов.. И нашим наставникам в революционной науке вместо того, чтобы повторять зады западной советологии («сталинский тоталитаризм», «тоталитарный режим»), от которых отвернулись все серьезные ученые, стоило бы почаще приникать к ленинско-сталинскому наследию.

* * *

Авторы письма принципиально только в отчуждающих скобках употребляют выражение «октябрьский переворот», предпочитая применительно к Октябрю говорить о «революции», которая без «решающей роли русского народа», по их логике, не могла «ни начаться, ни победить». Я со всем возможным пиететом отношусь и к русскому народу, и к русской революции, но, к сожалению, к Октябрю они имели косвенное отношение: свои сольные партии в истории они исполнили несколько позже. Не отдавая себе в этом отчета, создатели послания в честь 90-летия октябрьских событий 1917 года идут след в след за Сталиным, который в 1924 году в предисловии к книге «На путях к Октябрю» под названием «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов» (17 декабря 1924 года) впервые в качестве Генерального секретаря ВКП(б) и в полемике с написанной в сентябре 1924 года статьей Льва Троцкого «Уроки Октября» дал связную интерпретацию Октября как социалистической революции. Однако даже в тех ленинских цитатах, которыми Сталин обильно оснастил свое произведение, Ленин говорит об Октябре как «советском перевороте», а о социалистической революции рассуждает в широком смысле, включающем «сравнительно долгую гражданскую войну» и «глубокое буржуазно-демократическое революционное движение в крестьянстве». И я с ним согласен: Октябрь был классическим coup d`etat; революция же началась позже, когда, по определению Жозефа де Местра, произошло (западного) марксистского ума с русским бунтом. Это первое.

Второе же состоит в том, что 6 ноября 1918 года Сталин опубликовал в «Правде» статью со знаменательным заголовком «Октябрьский переворот». Эта статья помещена в IV томе «Сочинений» Сталина и общедоступна в Internet (http://magister.msk.ru/library/stalin/vol-4.htm). Однако издатели «Сочинений» оказались отличниками «сталинской школы фальсификации» (Троцкий) и поместили статью в отредактированном задним числом виде, что с точки зрения издательской этики недопустимо. В статье Сталина содержится следующий пассаж: «Вдохновителем переворота о начала до конца был ЦК партии во главе с товарищем Лениным. Владимир Ильич жил тогда в Петрограде, на Выборгской стороне, на конспиративной квартире. 24 октября, вечером, он был вызван в Смольный для руководства движением». После него в оригинальном тексте, помещенном в «Правде», следовало: «Вся работа по практической организации восстания проходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета тов. Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и главным образом тов. Троцкому. Товарищи Антонов и Подвойский были главными помощниками тов. Троцкого». С такой филологией мы никогда не сумеем выполнить, я твердо уверен, вполне искренное пожелание создателей коллективного послания: «Нужно вернуть народу правду об Октябре».

В 1923 году Лев Троцкий опубликовал в составе своего сборника «Пять лет Коминтерна» весьма примечательную статью «Можно ли контрреволюцию или революцию сделать в срок?», в которой приоткрыта тайна того, что можно было бы условно назвать «организационным механизмом Октября». Это – механизм вооруженного восстания. Теорию вооруженного восстания перед Октябрем предложил Ленин в письме ЦК РСДРП(б) «Марксизм и восстание» и статье «Советы постороннего». В отличие от теоретизировавшего Ленина, Троцкий выступал как технолог переворота, как человек, который механизм вооруженного восстания привел в действие и одержал полную победу.. Его исходная позиция такова: «Коммунистическая партия может овладеть властью не в результате использования революционного движения со стороны («решающая роль народа», в терминологии авторов письма – С.З.), а лишь в результате прямого и непосредственного политического, организационного и военно-технического руководства революционными массами как в период длительной подготовки, так и в момент решающего переворота. Именно поэтому коммунистической партии совершенно нечего делать с великим либеральным законом насчет того, что революции совершаются, а не делаются и, следовательно, не могут быть назначены в срок. С точки зрения наблюдателя это верно, с точки зрения руководителя – это пошлость».

Эту позицию он иллюстрирует на примере Октябрьского переворота: он произошел именно что в срок, ибо был приурочен к началу II Всероссийского Съезда Советов 25 октября 1917 года. Троцкий прямо говорит о «захвате власти»: «Захват власти означает войну». Государственный перворот планировался и осуществлялся большевистским руководством, конкретно Военно-революционным комитетом под руководством Троцкого, как военная операция: «Военный вопрос встал перед нами в обнаженной календарной форме после того, как партия завоевала в руководящих советах большинство, обеспечив за собой основную политическую предпосылку захвата власти». Но власть надо не только захватить, но и легитимировать. Большевики были вынуждены считаться с настроениями «значительных слоев рабочего класса, которые приурочивают идею овладения властью к Советам, а не к партии и ее тайным организациям». Троцкий, между тем, предельно циничен в отношении Советов: «Советы являлись политическим прикрытием нашей заговорщической, конспиративной работы, а затем и органами власти после фактического овладения ею». Фактическое овладение властью – это и есть государственный переворот, который произошел 24 и в ночь на 25 октября. Троцкий выступил как большого стиля первый технолог «сделанной революции», последователи которого в конце ХХ века творили «цветные революции» по всему миру.

Фотографически точное описание этой технологии в действии дал не кто иной, как Сталин: «Первая открытая стычка с Временным правительством произошла на почве закрытия большевистской газеты "Рабочий Путь". Распоряжением Временного правительства газета была закрыта. Распоряжением же Военно-революционного комитета она была революционным путём открыта. Печати были сорваны, комиссары Временного правительства были сняты с постов. Это было 24 октября. 24 октября в целом ряде важнейших государственных учреждений комиссары Военно-революционного комитета силой удаляли представителей Временного правительства, в результате чего эти учреждения оказались в руках Военно-революционного комитета, и весь аппарат Временного правительства был дезорганизован. За этот день (24 октября) весь гарнизон, все полки в Петрограде решительно перешли на сторону Военно-революционного комитета, - за исключением только некоторых юнкерских школ и броневого дивизиона. В поведении Временного правительства замечалась нерешительность. Только вечером оно стало занимать мосты ударными батальонами, успев развести некоторые из них. В ответ на это Военно-революционный комитет двинул матросов и выборгских красногвардейцев, которые, сняв ударные батальоны и разогнав их, сами заняли мосты. С этого момента началось открытое восстание. Целый ряд наших полков был двинут с заданием окружить кольцом весь участок, занимаемый штабом и Зимним дворцом. В Зимнем дворце заседало Временное правительство. Переход броневого дивизиона на сторону Военно-революционного комитета (поздно ночью 24 октября) ускорил благоприятный исход восстания. 25 октября открылся съезд Советов, которому и была передана Военно-революционным комитетом завоёванная власть. Рано утром 26 октября, после обстрела "Авророй" Зимнего дворца и штаба, после перестрелки между советскими войсками и юнкерами перед Зимним дворцом, Временное правительство сдалось» (Октябрьский переворот).

Нет никаких оснований не доверять этому описанию: слишком уж короткий срок прошел после Октярьского переворота, слишком высокие посты занимали его руководители и участники. Только одного я не могу взять в толк: где тут «решающая роль русского народа», без которой Октябрь «не мог ни начать, ни победить»? Самое большее, о чем здесь может идти речь, это участие в Октябрьском перевороте красногвардейцев.

* * *

После захвата власти большевиками и ее формального узаконения на II Съезде Советов (как тогда еще считалось, до созыва Учредительного собрания) посредством создания Совнаркома, куда сперва вошли только большевики, правящая партия сделала все возможное для разжигания гражданской войны. Главными вехами на пути к ней стали первые декреты Совнаркома, коими закрывались негодные большевикам органы печати и запрещались неугодные партии (кадеты), жестокое подавление выступлений юнкеров и преследование офицерства, разгон Учредительного собрания [Виктор Шкловский. Сентиментальное пушествие: «Сообщила мне об этом (о разгоне Учредительного собрания – С.З.) одна полная женщина, жена издателя, добавив: «Да, да, разогнали, так и нужно, молодцы большевики». Я упал на пол в обмороке. Как срезанный. Это первый и единственный мой обморок в жизни. Я не знал, что судьба Учредительного собрания меня так волновала».], катастрофический для России Брестский мир, упразднение Советов и создание комбедов в деревне. Происходила неуклонная эскалация террора. Ленин с самого начала отрицательно относился к декрету об отмене смертной казни, принятому II съездом Советом 25 октября 1917г. Он говорил: «Вздор… Как это можно свершить революцию без расстрелов». Уже 21 февраля 1918г. смертная казнь в Советской России была официально восстановлена. ВЧК получила право расстреливать без суда «неприятельских агентов, спекулянтов, громил, хулиганов, контрреволюционных агитаторов». Позднее к этому обширному перечню добавились еще две категории, которые, к тому же могли трактоваться весьма расширительно: саботажники и «прочие паразиты».

Это создало горючий материал для белого движения. И здесь перед большевиками встала задача привлечения на свою сторону большинства на только в «руководящих советах» и на советских съездах, а в массе населения. Крестьяне были Советской властью облагодетельствованы землей и «правом на бесчестие»: они невозбранно могли расхищать и жечь усадьбы – не только помещичьи, но вообще все семейные гнезда (так было сожжено «Шахматово», с которым были связаны лучшие воспоминания Александра Блока и его семьи). На промышленных предприятиях вводились рабочий контроль, нормированный рабочий день, продовольственное снабжение по карточкам. Солдаты после сепаратного мира с Германией могли бросать фронт, брататься с немцами и возвращаться домой. Но оставался еще неохваченный промежуточный элемент. Перед Октябрем в стране было 2 миллиона только одних дезертиров. И здесь большевики пошли на такое, что и не снилось международной социал-демократии. 23 января 1918 года, обращаясь к посылаемым на фронт агитаторам, Ленин выкинул инфернальный лозунг: «Мы грабим награбленное». Советский обыватель прочитал его так: «Грабь награбленное». И Ленин благословил хищного обывателя. На заседании ВЦИК 29 апреля 1918 года он заявил, что в лозунге «грабь награбленное» он не способен «найти что-нибудь неправильное, если выступает на сцену история. Если мы употребляем слова: экспроприация экспроприаторов, то — почему нельзя обойтись без латинских слов?» Действительно, грабить можно и sans phrase. Кого грабить? Имущие классы и образованное сословие. И несчастных людей обирали до белья.

«Вопросник для буржуазии»

Район
№……

Фамилия………………………………………………
Имя……………… Отчество…………………………

Домовой к-т
№……

Адрес………………………………………………………… д. №…… кв. №……

 

улица или переулок

 

Пол

Возраст

Имеются запасы

 

 

Тканей

Арш.

Готовых вещей

Шт.

Средний месячный

Бельевых

Лёгк. платьевых
(для костюмов)

Тяж. платьевых
(для пальто)

Прочих сортов

 

Пальто (зимних,
летних и осенних)

Платье и костюм

Смен белья

Пар обуви

Пар галош

 

Доход

Расход

 

 

Месячная плата

За квартиру

За комнату

 

 

Даю подписку в том, что показанные сведения правильны и что
карточек в другом месте не получал

Москва, ………………… дня 191… г.

Подпись ……………………………

Печать
домового
комитета

Подпись квартиронанимателя

Что такой «изгиб ума» Ленина и поворот большевистской политики не были случайными, говорит предыстория и история Октября. Надо четко понимать, что главной опорой большевиков в ходе Октябрьского переворота были маргинализированные солдаты петербургского гарнизона, для которых главным мотивом поддержки было то, что они не требовали от солдат отправки на фронт и даже всячески выступали против этого, и красногвардейцы, которые сникали дурную славу во время июльских событий 1917 года (при формировании при Советской уже власти Красной Армии красногвардейцев пришлось разоружать как разложившихся и негодных к воинской службе). Максим Горький в «Новой жизни» прозорливо писал непосредственно перед Октябрьским переворотом: «Все настойчивее распространяются слухи о том, что 20-го октября предстоит «выступление большевиков» - иными словами, могут быть повторены отвратительные сцены 3-5 июля. Значит – снова грузовые автомобили, тесно набитые людьми с винтовками и револьверами в дрожащих от страха руках, и эти винтовки будут стрелять в стекла магазинов, в людей – куда попало! На улицу выползет неорганизованная толпа, плохо понимающая, чего она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные, убийцы начнут «творить историю русской революции». Одним словом – повторится та кровавая, бессмысленная бойня, которую мы уже видели и которая подорвала во все стране моральное значение революции, пошатнула ее культурный смысл» (Несвоевременные мысли). И хотя прогноз Горького не оправдался применительно к почти бескровному Октярьскому перевороту (в июле было убито и ранено около 400 человек), большевики вскоре пошли по пути «красного террора», заложничества и разнуздания страстей толпы: не зря комитеты бедносты, бесчинствовавшие в деревне, были распущены через полгода после их создания.

По части криминала большевики были небезгрешны, по крайней мере, начиная с первой русской революции 1905-1907 гг. Согласно воспоминаниям Владимира Войтинского, политэмигранта, крупного американского экономиста, который был близок к большевистскому руководству в 1906-1907 гг., здесь царили особые мнения насчет криминальных элементов. В.И.Ленин, например, заявлял: «Партия не пансион для благородных девиц. Нельзя к оценке партийных работников подходить с узенькой меркой мещанской морали. Иной мерзавец может быть для нас именно тем и полезен, что он мерзавец». И мемуарист продолжает: «Снисходителен был Ленин не только к таким «слабостям», как пьянство, разврат, но и к уголовщине. Не только в «идейных» экспроприаторах, но и обыкновенных уголовных преступниках он видел революционный элемент А.Богданов – один из образованнейших писателей-большевиков – говорил: «Кричат против экспроприаторов, против грабителей, против уголовных… А придет время восстания, и они булут с нами. На баррикаде взломщик-рецидивист будет полезнее Плеханова» (В.Войтинский. Годы поражений и побед).

Ленин выдвинул свою оригинальную концепцию революционного криминала в статье «Партизанская война» (сентябрь 1906), восхитившей главного идеолога «революции справа» в Германии Карла Шмитта (Теория партизана). В ней Ленин различает два вида партизанской войны в России: во-первых, убиство отдельных лиц, начальников и подчиненных военно-полицейской службы; во-вторых, конфискация денежных средств как у правительства, так и у частных лиц. То есть фактически речь идет о грабеже. «Конфискуемые средства частью идут на партию, частью специально на вооружение и подготовку восстания, частью на содержание лиц, ведущих характеризуемую нами борьбу. Крупные экспроприации (кавказская в 200 с лишним тысяч рублей, московская 875 тысяч рублей) шли именно на революционные партии в первую голову, - мелкие экспроприации идут прежде всего, а иногда и всецело на содержание "экспроприаторов". Широкое развитие и распространение получила эта форма борьбы, несомненно, лишь в 1906 году, т.е. после декабрьского восстания. [:] Обычная оценка рассматриваемой борьбы сводится к следующему: это - анархизм, бланкизм, старый террор, действия оторванных от масс одиночек, деморализующие рабочих, отталкивающие от них широкие круги населения, дезорганизующие движение, вредящие революции. [...] Дезорганизуют движение не партизанские действия, а слабость партии, не умеющей взять в руки эти действия. [...] Деморализует не партизанская война, а неорганизованность, беспорядочность, беспартийность партизанских выступлений ... Возразят: если мы бессильны остановить ненормальное и деморализующее явление, то это не довод за переход партии к анормальным и деморализующим средствам борьбы. Но такое возражение было бы уже чисто либерально-буржуазным, а не марксистским, ибо считать вообще анормальной и деморализующей гражданскую войну или партизанскую войну, как одну из ее форм, марксист не может. Марксист стоит на почве классовой борьбы, а не социального мира».

Статья Ленина «Партизанская война» была звеном в дебатах о революционных грабежах. Дело в том, что в апреле 1906 г. на IV съезде РСДРП (объединенной), проходившем в Стокгольме, был поднят вопрос об эксах. Большевики настаивали на сохранении экспроприаций, поскольку говорили об эксах как о форме «партизанских боевых действий» против царского правительства. В результате большинством голосов приняли резолюцию меньшевиков, ставшей формальным партийным решением по данному вопросу. Однако в жизнь данное постановление не прошло, поскольку «Большевики считали допустимым захват царской казны, допускали экспроприацию» (из воспоминаний Н.К. Крупской). В мае 1907 г., на V (Лондонском) съезде РСДРП, снова был поднят вопрос об эксах, еще решительнее, чем на предшествующем партийном форуме. Решениями съезда в жесткой форме предписывалось распустить боевые дружины и группы, занимающиеся эксами под угрозой исключения из партии. Большевиков резолюция не испугала, и они втайне от партии продолжили заниматься эксами, хотя некоторые дружины пришлось распустить. Практика эксов по мере «воцарения реакции», то есть укрепления государственной власти, прежде всего, усилиями Петра Столыпина, и ослабления позиций большевиков в России, ареста революционных грабителей, - эта практика была постепенно свернута руководством партии. Но криминальная традиция, большевистская слабость к «экспроприации экспроприаторов», - они остались. И выплеснулись в практическую политику после Октябрьского переворота.

* * *

Чувство умственной досады от «Письма семнадцати» становится особенно сильным, когда наталкиваешься на такие пассажи: «Историческое значение Октября трудно переоценить. Его положительные последствия очевидны. Треть человечества прошла часть своего пути по проложенной им магистрали». Невольно задаешь себе вопрос: собственно, к кому обращаются авторы сего пламенного послания? Может быть, как лирический герой неоконченной поэмы Владимира Маяковского «Во весь голос», они адресуются к каким-то дальним людям «через хребты веков // и через головы поэтов и правительств»? На сочувствие ближних этой лобовой апологетике ее поборникам рассчитывать трудно: ближним-то прекрасно известно, куда пришла «треть человечества» шагаючи по «магистрали Октября»: она попала в исторический тупик, из которого ей пришлось выбираться посредством возрата к той точке, из которой она вышла на магистраль. Коммунизм как теория и практика потерпел в ХХ веке всемирно-историческое поражение, от которого он едва ли когда-либо оправится.

Десять вдохновенных апологетов Октября сильно хитрят и многое недоговаривают: например то, что важнейшим итогом Октября стало учреждение Коммунистического Интернационала. О самоидентификации Коминтерна можно судить по его Манифесту 1920 года: «Коммунистический Интернационал есть партия революционного восстания международного пролетариата Дело Советской России Коммунистический Интернационал объявил своим делом. Международный пролетариат не вложит меча в ножны до тех пор, пока Советская Россия не включится звеном в федерацию Советских республик всего мира». Аналогичным образом большевистская партия включилась в Коминтерн как его секция, а Октябрь – в мировую коммунистическую революцию как одна из его фаз. Даже после упразднения Коминтерна и практически до венгерских событий 1956 года пассионарное обаяние Советской России-СССР было неразрывно связано с коммунистической перспективой. Некоторая, что ли, неискренность авторов письма выражается в том, что они напрочь исключили из своего словоупотребления термин «коммунизм», позволяя себе упоминать лишь о «Парижской коммуне» и «военном коммунизме». Но это как раз и есть грубое искажение истории Октября, против которого они столь праведно выступают. А стоило бы сказать четко и ясно: коммунизм и был истинным идеалом Октября. И напротив, не стоило бы приписывать Октябрю то, что ему не принадлежит, – «рождение принципов народовластия, интернационализма, справедливости и гуманизма». Авторы хотя бы могли испытать смущение перед великими тенями Маркса и Энгельса, вспомнить, что за десятилетия до осени 1917 года существовали I и II Интернационалы, причем в отличие от Коминтерна II Интернационал здравствует по сей день. То же самое относится к народовластию, справедливости и гуманизму. Россия даже после Октября не является родиной слонов.

Несколько слов об актуальном историческом значении Октября, как я его понимаю. Я подчеркиваю: об актуальном, а не архивированном, значении. Если отбросить всяческую риторику, которой переполнены «советские» разделы «Письма семнадцати», то уместно отметить следующее: актуальное значение Октября состоит в том, что он открыл путь России к модернизации особого типа – модернизации без вестернизации. На протяжении советского периода сменили друг друга три модернизационных проекта: ленинско-бухаринский модернизационный проект в виде универсального НЭП-а; сталинский модернизационный проект в виде мобилизационной экономики с директивным планированием и обслуживающей индустрией массового образования, масс-культуры, массового потребления и масс-реакреации; брежневско-косыгинский модернизационный проект, подразумевавший оживление экономического базиса рыночными иньекциями при одновременной консервации государства и сложившейся системы надстроек. Результатом реализации этих проектов был тот Советский Союз, который крахнул в 1991 году. Однако сегодняшняя Россия все еще наследует ему и возвращается в проложенную им модернизационную колею после десятилетней демодернизации 90-х гг.

СССР был детищем Советской власти по прямой линии. В отличие от этого советские наука и культура, ставшие подлинным феноменом мировой цивилизации двадцатого столетия, были ее побочными порождениями – они возникали либо в оппозиции к ней, либо автономно от нее и самопроизвольно, либо под ее страшным гнетом (атомный проект во главе с Лаврентием Берией). Иконостас, который соорудили начертатели коллективного письма, выглядит по меньшей мере странно: «Идеи и начинания Октября были созвучны целям и смыслу жизни многих титанов науки и искусства - Тимирязева и Вернадского, Платонова и Маяковского, Шолохова и Эйзенштейна». Тонкость в том, что жизнь, которая «по смыслу созвучна Октябрю», Советская власть с великолепной последовательностью искалечила или испортила татанам Вернадскому, Платонову, Маяковскому и Эйзенштейну; Шолохов в конце 20-х гг. едва сносил голову за самостийный «Тихий Дон» и спасся только сталинстской «Поднятой целиной». Климентий Аркадьевич Тимирязев умер глубоким стариком в 1920 году, только и успев при Советской власти издать книгу «Наука и демократия», подарить ее Ленину и получить от него благодарственную записку и избраться депутотом Моссовета, в заседаниях которого он по болезни и преклонному возрасту не мог принимать участия.

От рассуждений авторов коллективного письма о значении Октября стынут мозги: «В результате Октябрьской революции в мире появились две социально противоположные системы, во многом определившие ход последующего развития человечества». Но суть в том, что одной системы уже два десятка лет нет и больше никогда не будет, так что никакого результата от Октября в этом плане не осталось. Между тем, значение Октября, действительно, было всемирным, но оно не было всеобщим: это Сталин и его последователи пытались навязать остальному миру как общезначимый «пример» Советской России. На мой взляд, сегодня можно говорить о всемирном значении Октября только в одном смысле: после рождения христианства Октябрь был самым крупным прорывом в конкретную утопию. Великий ироник Илья Эренбург против течения написал в своем «Хулио Хуренито» проникновенные, лучшие в своем роде строки по поводу «трогательного величия этого безумного народа, прокричавшего в дождливую осеннюю ночь о приспевшем рае с низведенными на землю звездами, а потом занесенного мятелью, умолкшего, героически жующего последнюю горсть зернышек, но не идещего к костру, у которого успел согреться не один апостол».

Расширенный вариант статьи, опубликованной в "МН" 35, 2007
Публикуется на www.intelros.ru по согласованию с автором

№ 1 Василий (18 марта 2008)
Сергей Николаевич, никак не пойму, так Вы за красных или за белых?
tichapo@rambler.ru