Имя:
Пароль:

На печать

Аркадий Липкин
О «колее» российской истории и возможности «перевала». Анализируя концепцию Н.С. Розова

Книга Н.С. Розова «Колея и перевал: макросоцилогические основания стратегий России в XXI веке»  (М., РОССПЭН, 2011) безусловно заслуживает внимания тех, кто размышляет о судьбе России. В ней дан очень глубокий и реалистичный анализ современной очень сложной ситуации, анализ, снабженный богатым материалом (одни сноски чего стоят), взятым из современных социологических, а также культурологических исследований.

Важным положительным отличием книги является многоаспектный и динамический подход: рассматриваются не состояния, а процессы и их прямые и побочные следствия.

В этом плане особенно удачным представляется выделение «контуров деградации» (гл. 13).

Поскольку современное положение описано глубоко и реалистично, то картинка не вызывает оптимизма, однако автор прописывает варианты трудновыполнимых, но возможных путей выхода (очень интересны в этом плане вынесенные в приложение «Апрельские тезисы 2.0»). Конечно, не все здесь выглядит достаточно убедительным, но с одними тезисами легко согласиться, а обсуждение других было бы очень полезно.

Но все это, в значительном плане, «вершки», наличие которых, правда, уже достаточно, чтобы захотеть эту книгу прочесть. Корешки же составляет система понятий и концептуальных моделей, которые лежат в основе многих приводимых автором утверждений. Здесь автор замахнулся на интегрирование множества социологических (а также культурологических, экономических и др.) концепций, разработанных в 20 в., главным образом, на Западе. И в этом плане первые главы, кроме всего прочего, являются замечательным обзором положения дел в современной социологии (к сожалению, изложение очень кратко, но само перечисление авторов и концепций и соответствующие библиографические ссылки представляют большой интерес, особенно для не социолога). Широкий обзор точек зрения характерен и для других глав как общих, так и посвященных различным аспектам российского общества (менталитету, национальному характеру, экономике, геополитике и др.), рассматриваемых не в статическом, а в динамическом аспекте. В книге сделана попытка собрать в систему большое количество процессов и структур, для облегчения восприятия которой используются графичиеские средства, блок-схемы как путеводители, как многомерное оглавление, указывающее на связи между главами и разделами. Это помогает, но не решает проблемы: система понятий получилась очень большой, сложной и труднообозримой, но такова же и реальность, которая рассматривается в книге[1]. Сам автор это констатирует в Заключении так: «Мудрый человек поведал мне однажды, что в хорошей, запоминающейся лекции или докладе должна быть одна, ну, максимум, две мысли не более. Если в книге 21 глава, то по одной мыли на главу – все равно получается многовато… стремление наполнить мыслями чуть ли не каждую страницу делает сами идеи короткими, недостаточно продуманными, смутно выраженными. Они плохо воспринимаются и уж вовсе не запоминаются».

Но если исходить из заявленной во Введении цели – задать поле и предметы будущих дискуссий в интеллектуальном сообществе, то этой цели книга достигает несмотря на указанную трудность ее восприятия.

Исходя из этой цели в качестве узлов обсуждения я бы выделил следующие темы и системы понятий. 1)"Социальная динамика" и «социальная структура», где выделяются «иерархии», «рынки» и «сети». 2)"Ментальная динамика" базовые понятия автора, связанные с поведением, где выделяются «стереотипные практики» и «стратегии» индивидов и групп, обусловленные установками, определяемые «габитусами», составляющими которых являются «менталитет»  «фреймы» и «символы», а также «идентичности» и др. На габитусы влияют «ритуалы»[2], которые связаны с «обеспечивающими сообществами» и «институтами». 3) Взаимодействие этих динамик, где, исходя из понятия габитуса, задающего установки, которые определяют поведение, Н. Розов предлагает развернутый спектр позиций, которые он группирует в "сферы", отличающиеся главными темами. Теме "отношение к государству" отвечают позиции (роли): "инсайдер-пользователь", "службист", "внутренний эмигрант", "охранитель", "реформатор", "радикал", "равнодушный"; теме "отношение к ценностям" отвечают "подвижник", "обыватель", "примиритель", "самобытник", "западник", "центрист" (с. 221 и д.). Путь выхода из "контуров деградации" видится Н. Розову на длинном пути постепенных изменений (революционные скачки пагубны), где надо исходить из существующих акторов, а активные действия со стороны интеллектуалов и активистов состоят в том, чтобы для этих акторов "заблокировав одни способы поведения, тут же предложить другие…, предложив им новые фреймы и символы" (с. 409). 4) "Контуры деградации" и предлагаемые проекты по их блокированию. 5) И, конечно, одной из центральных тем - циклы российской истории.

Начав такое критическое обсуждение, обращусь к последней теме – циклам российской истории. Здесь автор сначала вводит общий для большого социума (государства) процесс «универсальной динамики», описываемый следующим набором фаз (состояний): 1)стабильность – 3)вызов – 4)ответ – 5) внутренние и/или внешние конфликты – 6) кризис – 7) распад – 8) социальный резонанс и мобилизация (успешная мобилизация) 9) комплекс динамических стратегий и серия реформ– 10) системная трансформация – социальный ароморфоз («лифт»). Последовательность, описывающая процесс (историю) общества, состоит из этих элементов. Изображающий подобную историю граф (которые автор очень любит, и которые часто помогают) может содержать точки ветвления (бифуркации).

В истории России автор выделяет «долгие» и «короткие» циклы, «кольцевую» и «маятниковую» динамики и описывает их, выделяя «фазы»:  «стабильность-стагнация», «социально-политический кризис», «авторитарный откат», «успешная мобилизация» (отвечает фазам 8 и 9 в «универсальной динамике»), «либерализация», «распад государства» (отвечает «мегатенденции «колодец»» в «универсальной динамике»)[3].

«Кольцевая динамика включает три центральных такта «Стабильность (чаще всего в форме «Стагнации»), «Кризис» и «Авторитарный откат»… в одной и той же последовательности: стагнация àкризис à откат àстагнация и т.д.» (с.151).

«Маятниковая динамика является усложненной кольцевой, поскольку некоторые манифестации «Отката» приводят не к «Стагнации», а к такту «Успешная мобилизация», который, правда, неизменно приводит к «Стагнации». Такт «Кризис» в своих самых крайних формах приводит к «Государственному распаду». Исходом кризиса может быть также «Либерализация», как правило, неудачная, возвращающая к «Кризису» либо прямо к «Авторитарному откату»… «Откаты» в истории России – наиболее частый тип ответов на вызовы и кризисы» (с. 152).

Оставляя в стороне обсуждение схемы «универсальной динамики», приведу ряд критико-дополняющих замечаний к схеме российской динамики. Из [Липкин 2007; 2011] следует, что «короткие» циклы в истории России не накладываются на «долгие» и не сосуществуют с ними (с.144), а вкладываются в них и эти два типа циклов существуют независимо друг от друга, развиваются по своим логикам и согласно своим механизмам и могут быть рассмотрены независимо (в первом приближении). Это видение исходит из более сложной социальной структуры России, чем «два актора» – «Правителя» и «Элиты» (с.246). В моей схеме для «приказных» систем, к которым относится Россия (противопоставляемых «договорным» системам, характерным для Запада)[4] , выделяется две подсистемы: 1)«базовая», состоящая из «Правителя» (возможно коллективного, например, олигархии (силовой, сырьевой или другой) и «народной массы» с соответствующей «государственной идеологией» (именно «народная масса» создает место «правителя»[5]); 2) «сопутствующая», состоящая из «Правителя» и «обслуживающего» его «образованного слоя» (куда наряду с «служилым классом» входят «купцы» и «промышленники», обслуживающие нужды государства, «правителя», «служилого класса» и себя, т.е. всю «сопутствующую» подсистему) с соответствующей «высокой культурой». В этом слое, наверное, целесообразно еще выделять «элиты» и их поведение (с. 246-247 и далее), но у Н.Розова, в силу неразличения двух подсистем, иногда элита сливается с целыми слоями второй подсистемы (когда он говорит о трех акторах: государстве, элите и народе (с. 248), что является адекватным первым приближением для современного демократического западного общества, но не для «приказных» систем, к которым относится Россия).

В этой модели «длинные циклы» происходят в «базовой» подсистеме, это промежутки между «победными бунтами» «народных масс», происходящих, когда у них накапливается большой потенциал недовольства «правителем» (других механизмов для снятия закономерно накапливающихся противоречий и недовольства, кроме бунта, в этой системе для них нет, «жалобы» - малоэффективный механизм). Эти «победные бунты»  сметают данных правителя и «образованный слой» (особенно «элиту») вместе с "высокой культурой", что, как правило, сопровождается «распадом государства», после чего эти места заполняются новым человеческим материалом, сопровождающаяся его качественным изменением, что может фиксироваться как «революция служилого класса» (Р. Хелли) (с.142). На этом новом материале «часто» (т.е. из трех случаев, известных за триста лет существования этой системы (Петр I, Сталин, Ельцин) в двух) происходит «Успешная мобилизация».

«Короткие циклы» происходят между этими катаклизмами и обусловлены процессами внутри «сопутствующей» подсистемы и взаимодействием с Западом: «поражение от Запада»[6] à «реформы сверху» под лозунгом «Россия – это Европа», сопровождающиеся вынужденной (для «правителя») либерализацией («либерализация 2») à некоторый успех в «догонянии» и соответствующая победа, сопровождающаяся озабоченностью «правителя» возросшей свободой (в ходе «либерализации 2») à антилиберальные контрреформы под лозунгом «Россия – это не Европа» («Авторитарный откат») à подгнивание и отставание («стагнация») и очередное «поражение от Запада»[7]. Эта последовательность повторяется достаточно жестко (обратное утверждение Н.Розова (с.152) связано с неразличением двух подсистем и неучетом вложенности (а не наложении) двух типов циклов)[8].

В соответствии с этой моделью двумерное «пространство исторической динамики» Н.Розова (с. 149) с осями «несвобода – свобода»[9] и «государственный успех – государственный провал» описывает лишь эти «короткие циклы». «Длинные» циклы состоят из двух состояний («тактов») «спокойствие» и «бунт» или «поддержка» и «разрушение» данного государства, и вводить для этого примитивного маятника какие-то оси, наверное, нецелесообразно. А вот для описания возможности «демократического транзита» следует добавить третью ось – «патернализм – правовое ответственное сознание».

Отметим еще, что «короткие циклы» начинаются (запускаются) спустя некоторое продолжительное (по сравнению с длительностью «такта» цикла) время после «победного бунта». Так Петра I, и Сталина, по-видимому, надо еще отнести к «длинному» циклу. Соответствующие «короткие циклы» начинаются во времена Екатерины II и, Хрущева. «Перестройка» очень похожа на 1-ю фазу, «оттепель», наследницей которой ее считают, - не очень, ибо ее происхождение, вроде, было чисто внутренним и после великой победы, а не поражения. Но, если вглядеться внимательно, то одним из ведущих процессов было соревнование с Западом в гонке вооружений – атомный и ракетный проекты, которые вели к резкому росту образованного слоя, где вместе с образованием и творчеством культивировалась свобода (мысли и поведения).

Отличие от «кольцевой динамики» Н. Розова состоит во включении четвертого «такта» «либерализации 2» («либерализация сверху») в основную последовательность[10] и придание ему несколько другого значения. В «Либерализации» Н. Розова - «иногда осуществляемой «сверху», иногда стихийной «снизу», но, как правило, не приводящей к успеху», с моей точки зрения смешаны указанная «либерализации 2» («либерализация сверху») в «сопутствующей» подсистеме, «бунт» в «базовой» подсистеме и «либерализация 1» – «либерализация снизу» в «сопутствующей» подсистеме, претендующая на более фундаментальные изменения, на «демократический транзит».

Цель «такта» «либерализации 2» в этой системе не «победа демократии», а достижение очередного частного успеха в «догонянии», что, как правило, происходит, поэтому он в этом смысле успешный (был). Цель «Либерализация 1» – изменение всей системы, ее структуры и ее основы, которой должен стать «народ», а не «народная масса». Сюда можно отнести Февральскую революцию 1917 и Август 1991. Их действительно можно назвать неудавшимися (по крайней мере пока). Это особые случаи, когда имеет место наложение процессов из обоих типов циклов. Здесь начинающийся «бунт» подрывает силы «правителя» и не дает ему провести очередные «контрреформы» «авторитарного отката», это приводит к росту либеральных настроений в «сопутствующей» подсистеме и реформаторы-либералы, вроде бы приходят к власти, но начавшийся «бунт» в «базовой» подсистеме сметает и либералов. В этой системе «сопутствующая» подсистема слабее «базовой», поэтому прийти к власти реформаторы-либералы могут только на плечах «бунта», но по этой же причине ей эту власть удержать не удается. При этом неудача происходит не только и не столько из-за того, что реформаторы недостаточно умны и/или не подготовлены (хотя это имеет место и все по той же причине их "вторичности" в "приказной системе), а потому, что  им действительно не на кого (не на что) всерьез опереться, либеральная линия здесь принципиально слаба и сметается процессами в «базовой» подсистеме. В результате к власти приходят большевики (-коммунисты в 1917, -рыночники в 1991), которые считают, что цель ясна и оправдывает средства, и "кто не с нами, тот против нас", против «правого (т.е. правильного) дела» и может быть уничтожен. В результате они  восстанавливают "приказную" систему. Поэтому здесь возникает ряд, возможно связанных, вопросов. Может ли, и если да, то как, реформаторская часть «сопутствующей» подсистемы обуздать «бунт»? Когда и как возможна «либерализация 1» («демократический транзит») не на плечах «бунта»? Предлагаемый Н.Розовым ответ – только мирным путем[11] (т.е. не на плечах бунта, который он справедливо рассматривает как тупиковый путь), в этой ситуации представляется верным. К этому хотел бы добавить, что в силу популярности патерналистских настроений, переход возможен здесь к демократии не либерального, а социального типа (к социальному государству).

Следующий возникающий вопрос: Какие структуры и как реформаторы могут заранее вырастить, чтобы противостоять угрозе хаоса при разрушении приказной (авторитарной) «вертикали власти»? Важность последнего вопроса демонстрирует современный Ирак, институциональная структура которого, как и России, принадлежала «приказному» типу и где она была уничтожена не на плечах «бунта», а «хирургическим» путем извне. Ответ Н.Розова на этот вопрос – выращивать снизу структуры самоуправления и правовое сознание – тоже выглядит очень разумным.

Второй важный пункт моей критики-дополнения связан с несколько другим взглядом на условия возможности «демократического транзита», без которого нельзя выйти из «контуров деградации» (гл. 13). У Н. Розова, следующего здесь "интеллектуальной традиции Й.Шумпетера, Д. Растоу, А. Пшевронского, Р. Коллинза и др." демократические институты связываются с наличием нескольких относительно равных по силе социальных субъектов («акторов»), которые, в силу равенства сил, вынуждены «вступать в переговоры». «Демократия появляется в качестве непреднамеренного, побочного следствия особого типа политической конфликтной динамики, когда ни один из центров силы не способен подавить и подчинить остальные, а созданная по необходимости коалиция в сложившихся условиях переживает несколько этапов эволюции ко все более открытой, публичной, конкурентной и основанной на формальных правилах политике» (с. 369). Вглядываясь в историю, мне видится совсем другая схема происхождения этих институтов. В Зап. Европе демократические институты вырастают уже в 12-16 вв. из договорных и правовых по своей сути вассально-сеньориальной системы, городского самоуправления и римского права [Липкин 2007; 2008]. Этих источников не было в других частях ойкумены и там, как и в России, в больших государствах господствовал «приказной» принцип. Когда Запад стал явным лидером и доказал превосходство своей системы, некоторые страны стали пытаться ему подражать, кое-кому это, в той или иной степени, удалось. Т.е. демократические институты – очень нежное и сложное растение, они изнутри выросли только на Западе, в Зап. Европе и потом стали распространяться в остальной части мира, в то время как Н. Розов строит схему автохтонного процесса. Демократия – это рожденная в Зап. Европе идея, которая завоевывает умы (и души) людей в других странах. Опыт Европы показывает, что наличие «центров силы не способных подавить и подчинить остальные» (Папа и Император) было важным элементом в этом процессе, но в другом отношении – это было благоприятной почвой для развития свободы в зазоре между ними, борьба за власть между императором и папой способствовало тому, что обе стороны раздавали различные свободы городам и королям. Ближе к механизму, указанному Розовым система отношений внутри королевства – между королем, баронами и городами. Но опять же, важно, что все это происходит в обществе с уже существовавшим опытом «договорных» отношений, ибо в истории и России, и Китая мы можем неоднократно видеть наличие нескольких разных и равных центров силы, но там это вело совсем к другим результатам.

Т.е. путь к демократии был другим, чем "мобилизация широких масс" «гибкими элитами с широким репертуаром стратегий переговоров и сотрудничества» (с. 82), и не факт, что в этом процессе «главной мерой отсчета следует считать состояние прав и свобод массового нижнего слоя (крестьян, пролетариев, обычных граждан)». Если мы обратимся к истории Зап. Европы, то увидим, что этот массовый слой стал приобщаться к уже сложившимся демократическим институтам, причем очень поздно. Это ставит под вопрос (во всяком случае требует обсуждения) предполагаемый Н. Розовым путь через три "развилки".

Судя по приводимым у Н.Розова данным социологических опросов, из которых следуют патерналистские настроения у большинства населения (с.415), наше общество европейскими идеями демократии еще не заразилось. Однако существует важный динамический процесс в мире идей, который социологические опросы, измеряющие состояние общества в данный момент времени, ухватить не могут. Если обратиться к истории древних цивилизаций, то там можно увидеть процесс "этической индивдуализации", проходящий три фазы: коллективистскую, индивидуально-прагматическую (эгоистическую) и индивидуально-идеалистическую [Липкин 1993]. Общество, где абсолютно доминирует второй тип, - неустойчиво и сваливается либо в первую фазу, либо прорывается в третью. Причем последнее происходит после того, как возникает массовая усталость от безнравственности второй фазы, и раздаются призывы возвращения в первую.

Россия уже в 1980-х, но особенно в 1990-х погрузилась во вторую фазу. В 2000-х все сильнее слышны призывы вернуться в «добрые прежние времена» (коммунистические или православные). Это и фиксируют социологические опросы – глубину нравственного кризиса и степень его осознания. Но эта глубина кризиса дает шанс для выхода в третью фазу, хотя проще свалиться в первую. Стимулировать первое может рост правового сознания и культуры (возвращение к великой русской культуре).

Но, как верно указывает Н. Розов, в любом случае этот процесс будет происходить в обществе с разнообразными точками зрения (идеологиями) и интересами.

В плане идеологий, исходя из анализа их спектра в 19 в., которые всплыли и во времена перестройки в конце 1980-х, я бы расширил их спектр в «главном русском споре» (с. 298) с двух (западничество – почвенничество) до четырех: три народнические, отвечающие различным акцентам в знаменитой триаде «православие, самодержавие, народность»: славянофилы, консерваторы, социал-революционеры (большевики отсюда), где первые две категории – почвенники, а последняя – западники, но с российской спецификой, и все – державники (в конце концов). Четвертая – либерально-западническая позиция была представлена великой русской литературой и искусством, а политически, по-видимому, выражена у кадетов (подробнее в [Липкин 2007]).

Но наиболее актуальный сегодня вопрос: "Кто тот субъект, который будет реализовывать предлагаемые автором траектории и как?" Один из правдоподобных ответов на него в книге Н.Розова звучит так: "Все начинается с возникновения малых инициативных групп и их готовности работать над решением местных социальных проблем, волнующих людей" (с. 634), дополненное появлением "сообществ круга приличных людей" (с. 440).

В книге Н. Розова содержится много рецептов, с которыми трудно не согласиться, даже исходя из другой концепции. Например "разрушение анонимности и нетерпимость к насилию" путем "раскрытия имен и должностей всей участвующей "исполнительной вертикали". С этой непростой задачей… справляются не только журналисты, но и рядовые блогеры" (с.417-419). Или предложение "кардинальной децентрализации налоговой и бюджетной политики… упор на наполнение региональных и местных бюджетов, "зеленый свет" для всевозможных общественных, благотворительных фондов…" (с. 437-439). Преодоление разобщенности путем образования трех ключевых союзов: "в среде "несистемной оппозиции", между интеллектуальными группами", между оппозиционными, протестными движениями" (с.632). Но на первое место я бы поставил "реформы судебной системы и переход к верховенству права" (с.641 и др.)

Книга Н. Розова дает массу значимых точек для продуктивного обсуждения, причем на высоком уровне в силу фундированности этих точек, как серьезными размышлениями автора, так и ссылками на существующую у нас и в мире литературу.

 Липкин А.И. Российская самодержавная система правления // ПОЛИС (Политические Исследования) 2007 (3)

Липкин А.И. К вопросу о понятии “национальной общности” и его применимости к России // ПОЛИС (Политические Исследования) 2008 (6)

Липкин А.И. О двух подсистемах российского общества и двойной структуре российской истории. // Пути России. Историзация социального опыта. М.: Издательство НЛО, 2012 (в печати).

Липкин А.И. Духовный кризис и национальное возрождение (Попытка культурноисторического анализа). Философский очерк. Нижн.Новг., 1993.

Опубликовано: ПОЛИС. 2012 (1). С. 179-185.

Размещается на ww.intelros.ru по согласованию с автором


[1] Правда, очень большие системы понятий ведут к опасности мнимого объяснения: теоретики-естественники знают, что если много не очень четко заданных переменных, то можно описать любую кривую!?

[2] Ритуалы здесь – это «эмоционально внушительные взаимодействия в ситуациях «здесь и сейчас», в результате которых… меняются или подкрепляются элементы габитусов участников – их установки сознания, идентичности и поведенческие стереотипы». «Ритуал создает культурные символы. Это противоречит взглядам многих, ориентированных на культуру, для которых она остается … конечной категорией объяснения… Теория интерактивных ритуалов представляет эмпирический механизм того, как и когда создаются символы…» (Collis) (с. 45).

[3] «За пределами универсальной модели оказываются такты «Авторитарный откат» и «Либерализация» по той простой причине, что в этой модели отсутствует сам параметр свободы, главными характеристиками являются устойчивость/неустойчивость и развитие/упадок" (с. 154).

[4] «Приказные» системы выстраивают иерархию отношений на основе приказов («вертикали власти»), здесь у нижестоящих нет прав и нет договора. Поэтому здесь нет и «вертикального договора» между «правителем» и «народными массами» (с.172). Эти отношения вряд ли можно назвать договором, ибо договор предполагает двусторонность и соответствующие права, чего здесь не предполагается (здесь ситуация ближе к гоббсовской модели). Для закрепощения крестьян существовало идеологическое обоснование – военная служба их хозяев, поэтому были популярны настроения, что указ о «вольности дворянства» должен был быть дополнен освобождением от крепостного права. Но это не имеет прямого отношения к какому-либо договору с «правителем». Что касается внешних поражений государства, то они рассматриваются здесь не как «нарушение договора» (с. 172). Поражение страны в войне (Крымской, Русско-японской, вряд ли в этот ряд можно поставить Афганскую (с.172-173)) – очень важное событие для «сопутствующей подсистемы» и «коротких» циклов, но в «базовой» подсистеме оно играет лишь косвенную роль, приводя к ослаблению ресурсов правителя и к снижению его авторитета. Поэтому, если (!?) бунт назрел, то ему легче состояться.

[5] Атрибутивным ее качеством является патернализм и передача полномочий и ответственности за решение макровопросов на уровень «правителя», чем создается это место. Эти патерналистские настроения «народной массы» фиксируется в «пресловутом неизбывном доверии россиян к царю-батюшке» (с.180) в спокойный период, они первичны и не являются следствием «вертикального договора» (с.180), которого нет, ибо «приказная» система договоров не производит.

[6] «Первым шагом, как правило, является осознание технологической отсталости» (Пастухов) (с.151).

[7] В этой логике «догоняния» Запада естественно, что «когда Европа (Запад) быстро и успешно модернизируется, испытывает подъем и расцвет (1850-е, 1900-е, 1950-1960-е, 1980-1990-е гг.), в России … проводятся попытки либеральных реформ», ибо «верховная власть и бюрократия тяжело переживают отставание, особенно в военно-технологической и экономической сферах», а «когда Запад погружен в политические и военные кризисы и/или испытывает серьезный экономический спад (1830-1840-е гг., 1870-1880-е гг., 1914-1920 гг., 192901949 гг., 1968-1985 гг.), российское государство укрепляется в своем авторитаризме» (с. 297), ибо можно передохнуть от необходимости догонять.

[8] В модели [Липкин 2007], состоящей из двух подсистем, система понятий несколько иная, чем у Н.Розова, где подсистемы не различены. В частности, «архетип имеющий структуру диполя» «СВОБОДА–ВОЛЯ» против «ПОРЯДОК – СИЛЬНАЯ ВЛАСТЬ-ПРИНУЖДЕНИЕ»  (с.105), является лишь проявлениями «народной массы» в состояниях «бунта» и «спокойствия». В основании циклов лежит не указанный Н.Розовым диполь и не психология, а система институтов. Здесь «габитусы» диктуются структурой, вытекающей из «приказного» принципа. Патернализм и вытекающий из него «диполь» Н.Розова - типичное свойство любой «народной массы», что хорошо видно на крестьянских восстаниях в Китае, Франции и др.

[9] Здесь речь должна идти не о «восточной» (греческой) «свободе-воле», а о западной (римской) – свободе как подчинению закону, а не лицу (тирану).

[10] Без него такты «отката» в последовательности циклов ведут к монотонному усилению авторитарности, но была ли авторитарность при Александре III больше, чем при Николае I?

[11] Н. Розов демократ и либерал, но в противоположность либералам 1990-х , он принципиальный антибольшевик, считающий, что надо исходить из имеющегося социального и идеологического разнообразия и это нормальная ситуация.

Аркадий ЛИПКИН. Социо-культурные корни «Болотной площади» и «Поклонной горы»